Пауль Локамп - Память о будущем Страница 17

– И что за такое полагается? Тюрьмы есть?

– Да нет, какие тут тюрьмы? Если просто драка, между мужиками, то штраф заплатишь. Убийц, если самообороной не признают – за шею подвешивают. Без всяких затей и долгих разбирательств.

– А за воровство? Какие-нибудь общественные работы?

– Нет, – покачал головой дед, – такого наказания нет. Получить работу «на общество», особенно в зимнее время – это большая удача. Платят за неё хорошо, значит, с голоду не умрёшь. Если преступление неясное, то на рассмотрение Совета. Могут просто изгнать с запретом вернуться.

– Как это «с запретом»?

– А так. Если ещё раз надумаешь появиться в тех краях, то ты автоматически вне закона. Любой охотник тебя застрелит и ещё награду за это получит. Небольшую, не такую, как за бандита, но вполне ощутимую.

– Серьёзно у вас тут.

– А ты как думал? Ладно, хватит попусту время тратить. По мне бы дома сейчас сидеть, да три рта кормить – это не одному вековать, припасов не хватит. Погода здесь переменчивая, а тем более – весной. Сегодня солнышко светит, а потом раз – и запуржит на несколько дней. В такое межсезонье всегда гибнет больше народу, чем зимой.

– Почему? – спросил я.

– А потому, что ничто так не вытягивает из человека жизнь, как дожди и туманы. Нет ничего хуже для путешественника, чем температура чуть выше ноля в сочетании в дождём и ветром. Знаешь, – нахмурился дед, – мне в своё время, умная книга попалась. Названия уже и не вспомню, но обрывки в памяти остались. «Мы не викинги, и нечего выпячивать челюсть. Мы азиаты и здесь живём. Высшая добродетель в тундре – терпение и осторожность. Высшая дурость – лезть напролом. Огибай, выжидай, терпи. Только тогда ты тундровик.»

– Тундровик?

– А ты как думал, Алёша? У нас здесь нечто среднее между Крайним Севером и тундрой образовалось. Новый климат. Вот так… Идём, – он хлопнул меня по плечу, – подготовиться надо.

Мы поднялись и вернулись в избу. Рядом с крыльцом вяло грызлись собаки. Вожак упряжки – сильный красивый пёс, четырёхлетка по имени Ден, лежал на крыльце, лениво наблюдая за сворой. Старая лайка Берта выходила на двор редко. Кстати, Ден – это её щенок из последнего помёта. Не знаю, как они устанавливают иерархию в упряжке, но Берту все обходили десятой дорогой. «В почёте, хабская морда», – усмехнулся Борисыч.

Немного осунувшийся Сергей сидел за столом и чистил ружья. Их у него было два. Одно, как говорил дед – «хидарезное». Я сначала не понял, что это за термин, но потом разобрался. Шутник старик, видно, и в молодости любил зубы девкам скалить. Оказалось, всё просто. Производное от двух слов: «head» – голова и «нарезное». Вот и окрестили карамультук «хидарезным». Знатная винтовка, видно, что для охоты на двуногих расчитана. Семисотый Ремингтон калибра 0.308 Win., с оптическим прицелом. Вторым ружьём был обычный дробовик Иж-27Е двенадцатого калибра. Старик ушёл в каморку и немного погодя вынес продолговатый брезентовый свёрток.

– Вот, держи, возьмёшь на время. Потом, глядишь, и своим обзаведёшься. Конечно, это не самый хороший вариант в наших краях, но других, извини, нет. Ружьё старое, но в хорошей сохранности. Из него ещё Серёжка учился стрелять. Патроны для него редкость, приходится самому снаряжать, так что гильзы не разбрасывай. Выдам тридцать штук, больше, извини, не дам.

Я положил свёрток на стол и аккуратно развернул. Ух ты, вот это аппарат! Выглядит, как игрушка, особенно если рядом с «хидарезным» Ремингтоном положить. Хорошо знакомые по американским фильмам очертания ружья, со скобой Генри. Модель не скажу, но явно из тех реплик, которые производились в начале XXI века для любителей ковбойского антуража. Кажется, выйду сейчас из дома, а за окнами не снег, а пыль американских прерий.

– Новодел, конечно, – усмехнулся старик и погладил бороду, – если быть точным, то бразильская реплика модели 1873 года, под револьверный патрон 0.38 Special или 0.357 Magnum. Точное, удобное. Сам иногда пользуюсь – на косулю. Ружьё не новое, поэтому больше десяти патронов в магазин не заряжай, пружину береги. Пользоваться умеешь?

– Я не гордый, – ответил я и провёл ладонью по дереву приклада, – спрошу, если будет непонятно.

– Вот и правильно, – согласился со мной Борисыч, – учиться никогда не поздно. Теперь давай с одеждой разберёмся. Серёжка, из своего гардероба что-нибудь подберёшь?

– Конечно, не будет же человек с голой задницей бегать, – кивнул Сергей. – Глянь у меня в тюках. Кстати, там и новая одежда есть, мужики с Выселок на продажу дали. Возьми, если такая нужда.

– А как я за неё рассчитаюсь? – нахмурился я, – У меня же нет ничего.

– Отработаешь, – припечатал старик. – И чем быстрее ты начнёшь работать, тем скорее сможешь вернуть долг.

– Понял.

– Вот и хорошо, что понятливый.

Через полчаса меня одели по моде нынешних времён. Парка, доходящая до середины бедра, была новая. Видно, одна из тех самых, предназначенных на продажу. Мне бы сгодилась и старая, которую старик в самом начале выдал, но мужики покачали головой.

– Это тебе не воду из речки таскать, чтобы в облезлой парке на охоту идти.

Белье, то есть подштанники и нательная рубашка, тонкой вязки. На ноги – шерстяные носки. Потом кожаные брюки и меховые сапоги, сделанные (по словам Борисыча) из оленьей шкуры – камуса. Как объяснил Сергей – это шкура, снятая с голени оленя или лося. Шерсть очень жёсткая и растёт только в одном направлении. Самое главное свойство – прочность и устойчивость к стиранию. Сверху надел ещё один толстый вязаный свитер и парку. Шапку – потрёпанный, но ещё крепкий малахай – дал дед. Застегнул кожаный пояс с двумя подсумками и повесил ножны с небольшим ножом, одолженным мне Сергеем.

– Не вздумай потерять, – предупредил он, – это подарок.

Под занавес выдали охотничьи лыжи. После всех новинок меня уже было трудно удивить. Ну, лыжи как лыжи. В книжках про такие читал, правда, самому на них ходить не доводилось. Длиной где-то полтора метра, не больше. Очень широкие, не меньше двадцати сантиметров. Загнутые с обоих концов, подбитые тем же упоминавшимся выше камусом.

– Ничего, научишься, – подбодрил меня старик, когда я попытался пробежаться на этих, с позволения сказать, лыжах. Лыжных палок нет, поэтому я несколько раз завалился набок. Мешало всё – и кочки с сугробами, и сами лыжи. В общем, как в старой пословице про танцора. Но прошло чуть больше часа, и я начал усваивать эту нехитрую науку. Лыжи уже не мешали, набок меня не заваливало. Запыхался, конечно, но кто обещал, что будет легко? Пока я осваивал этот новый для меня способ передвижения, дед вытащил из сарая небольшие сани. Даже не сани, а лёгкие нарты. Как объяснили, их таскает за собой охотник. Удобно – лучше, чем на спине поклажу тащить. А если ещё добыча? Сдохнешь по дороге.