Юлия Чеснокова - Вечная сказка Страница 17

— Ничего не нужно. — Достав телефон, я включила фонарик, чтобы как-то отогнать окружающий мрак. — Теперь я с тобой настолько, насколько захочу! — Я бы обрадовался этому, но ты — не я, тебе нужно есть, спать… а ты, судя по всему, даже не поужинала? — Позавтракаю в школе. — Я посветила на розетку. — Блин, тут же нет электричества! Я не подзаряжу телефон… — Вот видишь… — Ничего, в школе завтра и заряжу, — снова нашла выход я и стала бродить по комнатам, собирая простыни, которые прикрывали брошенную и поломанную мебель. — И устроиться спать здесь запросто можно. Лишь бы с тобой рядом. — Лухань бродил следом, не в силах ничем помочь, и только смотрел, как я волоку добычу в нашу избранную, любимую залу с роялем, как стелюсь возле него, подложив прорванные подушки-сиденья с двух обветшалых кресел на холодный пол, накрываю их простынёй, другие комкаю, имитируя подушку, а последнюю оставляю, чтобы укрыться. — Вот так-то, — плюхнулась я на сооруженную постель, не раздеваясь, потому что понизу дули сквозняки. — Даже лучше, чем дома. — Я улыбнулась Луханю. Он сел рядышком, любуясь и сияя, как никогда. — Ты не представляешь себе, как я счастлив! Я безмерно счастлив. — Завороженный, очарованный, он перебирал невесомыми пальцами воздух. — Я смогу смотреть, как ты засыпаешь. И спишь. — А сам? — Я же говорил, что не умею засыпать… я не знаю, как и каким образом, но просто впадаю в прострацию, когда рассредоточиваюсь. — Он завалился на бок, вдоль меня. — Но я прилягу с тобой. Это чудесно. — Это чудесно, — повторила я шепотом, широко улыбаясь, вопреки неприятности, которая произошла со мной дома. Наши взгляды совпали, и мы, не отводя друг от друга глаз, опять изобразили соприкосновение ладоней. — Сегодня я устала, но в следующий раз обязательно расскажу тебе какую-нибудь сказку. — Одну? Я надеюсь, что у нас будет столько ночей, что ты расскажешь мне много-много историй. — Как Шехерезада? Тысячу и одну? — Губы Луханя восхитительно изогнулись, улыбаясь. — Мало. Я хочу провести с тобой бесконечное количество ночей. — Просто слушая меня и глядя на меня? — напомнила я о том, что мы не в силах заниматься тем, чем занялись бы другие, обычные, не обделенные ничем пары. — Просто слушая, просто глядя, просто существуя рядом, — шепотом признал Лухань.

— Тогда мне придётся придумать очень длинную сказку. Вечную. — Он согласно кивнул. — Спокойной ночи, половинка. — Спокойной ночи, половинка. — И вместо поцелуя лишь воспоминание о нём, приносящее тепло, не заменяющее настоящее, но самое драгоценное, что у нас есть.

Я проснулась, кажется, до будильника. Он ещё не звонил. На новом месте всегда плохо спится, но я вырубилась беспробудно. Осознание того, что рядом Лухань, защищало сон, обволакивало. Пошевелившись, я завертелась в простыне, запутавшись. Большая, с проеденной молью здоровой дырой и созвездием маленьких, она пахла затхлостью и застоявшимся флером пыли и крахмала, но человеческим не пахла ничем, утеряв давным-давно запах прежних жильцов. Упершись в стену в своей возне, я ткнулась в неё лбом. Зевнула, не открывая глаз. Полежать ещё чуть-чуть или успею даже уснуть и поспать до будильника? О, эта мука, когда не знаешь, сколько времени! Минуточку, я же ложилась не у стены, почему же я в неё уперлась? Насторожившись, я открыла глаза. Что-то светлое. Наверное, очередная простыня, размотавшаяся из кома подушки. Нет, не белое, а красноватое, с белыми полосками, квадратами… я отстраняла голову и понимала, что это рубашка Луханя. И это он спит там, где и лег ночью — возле меня. И это о него я… я что?! Едва не подскочив, я растопырила веки до предела, видя, что Лухань не прозрачен, не призрачен, не… Да в нем больше нет никаких "не"! Одни утверждения — он жив, он дышит, он осязаем, он ощутим! Не сон ли это? Что, если мне, как ему, в этом доме снятся реалистичные сны? Я коснулась его щеки. Теплая. Мягкая. Какой и представлялась, вернее, вспоминалась. Ладонь пошла вниз, по шее, по плечу. Всё было твердым, не прорывалось насквозь, не исчезало, всё плотское, всё материальное. Не веря, недоумевая, я запустила пальцы в его волосы. О, эти льющиеся волосы! — Лухань, Лухань, Лухань… — защебетала я, наклоняясь к нему. Сказка стала явью, мы смогли, мы сделали! Но как? Какая разница! — Лухань! — громче позвала я. — Лухань! — Опустившись к нему, я обхватила его в кольцо рук, прижимаясь щекой к щеке. Слезы наворачивались на глаза. Он заворочался. — Ты чувствуешь? Ты чувствуешь меня, Лухань? — шептала я на ухо ему, но, странно, чем сильнее он пробуждался и шевелился, тем быстрее у меня уходило ощущение его тепла. Руки мои стали проваливаться и терять то, за что хватались. Я испуганно выпрямилась, отстранившись. Потирая глаза, парень просыпался, и рассыпался в этом мире, редея и бледнея. Выходя из фантастического сновидения, он возвращался на этот свет, где был миражом. И чтобы вернуться сюда, он избавлялся от груза тела. Я ничего не понимала, но факт свершался. Из человека, которым он стал ночью, в том бессознательном коматозном состоянии, Лухань превращался в привидение… Когда тело его просветилось насквозь, на него упал первый луч солнца. — Уже рассвет? — сонно пробормотал молодой человек. — Как же я его не люблю!

Лухань никак не мог поверить моему рассказу, которому я и сама, счастливая и взбудораженная, не могла поверить. Пока он спал — он становился человеком, созданием из крови и плоти! Как, почему, по каким причинам? Сотни вопросов, но все они отошли на задний план по сравнению с великим событием — я смогла ощутить его, почувствовать Луханя, на короткие мгновения, но руки мои касались его, губы осязали нежную кожу щеки. — Это всё-таки возможно… — обнадеженный, заулыбался постепенно мой возлюбленный. Из какой-то прошлой жизни мне в голову внеслись строки из Библии: "Не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно", — только в моём случае речь шла от женского лица. Не стоило его будить и тревожить, нужно было дольше наслаждаться наградой Небес. Но откуда я могла знать? Я восприняла это как окончательное возвращение, но нет, так просто судьба не желала нас отдавать друг другу и дарить нам покой, разрешение всех проблем, рай без бед. — Но почему только когда я сплю? — Не знаю. — Довольная, глядела я на него во все глаза, предвкушая, как следующей же ночью обниму его снова, уткнусь, как мечтала, в его плечо, устами приложусь к устам, чего не успела проделать этим утром. О, теперь я понимала, почему он не любил рассветы! Теперь и у меня была причина испытывать к ним враждебное чувство, соперническое, словно они отнимали у меня то, что принадлежит мне по праву, выстраданному дюжиной жизней. — Что, если произошло какое-то замыкание, и твоя душа спутала реальность? Она попала в сновидения, оттуда черпая силы для существования в этом мире… — Я запутался и ничего не понял, — засмеялся он. — Я сама ничего не понимаю, — ответила я таким же весельем. — Но дело не в этом! Дело в том, что теперь мы хоть что-то знаем… Какая-то возможность есть… Если ты во сне настигаешь меня и ощущаешь, то, стало быть, и сам оживаешь. Ты потому, наверное, и видишь такие реалистичные сны, что обретаешь тело… — Скорее всего. — Лухань поднялся и бодро забродил по залу, остановившись напротив зеркала и разглядывая себя в нем. Прозрачная оболочка излучала уверенность, которую истребила в себе за семнадцать лет. Она обрела смысл и уверовала во что-то. Я подошла и встала рядом. — Не обидишься, если я буду проводить по ночам над тобой кое-какие эксперименты? — Смущаясь, но кокетливо посмотрела я на него и на его отражение. Лухань озорно ответил мне взглядом через зеркало. — Делай со мной, что хочешь. — Эй, о чем ты подумал! — захихикала я, не имея возможности толкнуть его в бок, а потому просто взмахнув руками. — Я попытаюсь быть очень осторожной, чтобы ты не просыпался раньше времени, и я могла бы подольше трогать тебя… это было бы справедливо, учитывая, что ты творишь со мной во сне! — Я не рассказывал подробностей, — удивленно приподнял Лухань брови.