Воины Пернатого Змея (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна Страница 18

– Ого! Патроны…

– У меня обмундирование армейское, будем брать?

– Зачем?

– Я нашел бочки с солониной! Мясо и рыба!

– Это отлично! То, что нужно!

– Здесь мешки с зерном!

– Тоже нужно!

По мере криков, доносящихся из склада, на губах Магуай растягивалась довольная улыбка – теперь им не придется постоянно останавливаться, чтобы добывать пищу, да и кто знает, как много или мало ее в том Южном Лесу?

Мужчины стали появляться, нагруженные бочками и мешками. Магуай помогала им крепить добычу на спины ящеров. Нагрузив, Магуай перегнала шестикуалей и снова вернулась на утоптанную поляну, где уже поджидал новый груз, и отдыхали мужчины. Глаз Птицы расположился на бочонке с медом, не беспокоясь перепачкать одежду, и вел записи того, что они взяли, еще дядя успевал поднимать голову и спорить:

– Мы взяли достаточно продуктов, чтобы добраться в Запретные Земли! Зачем перегружать шестикуалей? Если взять больше, то мы будем идти пешком!

– Да, добрались, а что, если там ничего нет?

– Как это ничего нет?!

– Да вот так! Нет никаких земель, нагуалей! И кто сказал, что они нам помогут? Я хочу быть уверен, что мои дети и жена не умрут с голоду, если мы решим вернуться или там пусто!

– Ты не прав, сосед! – Глаз Птицы потряс перед носом возмущающегося мужчины записями, – Нам хватит всего этого и на обратную дорогу! Только никуда я оттуда не пойду! Некуда больше идти!

– Это ты не прав, уважаемый! Никому не помешает лишний бочонок солонины и мешок зерна! Когда это зерно было лишним, а?

– Глаз Птицы, хочет Лапа Оцелота взять лишний груз, пусть берет, его шестикуаль будет перегружен, а, когда он побежит рядом и наглотается пыли, поймет, что был неправ! – решил примирить спорщиков другой мужчина, – Иди, Лапа Оцелота, тащи, что ты там забыл!

– Вот так и решим! – Лапа Оцелота, поджав губы, с видом победителя отправился в хранилище, а остальные приступили к погрузке провианта.

Им оставалось совсем немного – закрепить поклажу, когда на тропе к поляне появились всадники на шестикуалях. Прибывшие заполняли пространство перед входом в склад, спешивались и окружали беженцев. Те, растерянно кряхтя, опустили еще непривязанный провиант, и переминались с ноги на ногу, ожидая, когда старший – Глаз Птицы выйдет объясниться.

– Беги, Магуай! – а он, тем временем, стащил с животного племянницу, едва увидел первых всадников, – Хоть раз не спорь со мною, девочка!.. Беги и спрячься! И ты, Поющий Жук! Бегите, дети! Скройтесь!

– Но, дядя, это же наши амини… – немного упираясь, но, послушно подныривая под брюхо шестикуаля, попробовала сопротивляться Магуай. Они с мальчиком не поняли, что произошло, почему их прогоняют, но ощутили тревогу, которая передалась от предводителя. Едва девушка и мальчик скрылись, Глаз Птицы достал из-за пояса список взятого провианта, натянул несколько деланную улыбку, немного растолкал своих людей и вышел в небольшой круг.

В центре стоял военный касик, за его спиной две двадцатки орлов с колчанами, еще столько же воинов продолжало сидеть на шестикуалях. Все одеты в чистые синие с белыми пятнами комбы, у каждого новенькие поблескивающие громы. Свои, родные амини! Только лица у них каменные, чужие… Глаз Птицы попытался разрядить обстановку и первым начал знакомство:

– Я касик Глаз Птицы, мы следуем из разрушенного Изтака, что в горах… Вот, нашли этот склад, взяли немного пищи и патронов.

Касик и военные молчали. Глаз Птицы протянул ему записи:

– Мы не нарушали закона, в котором разрешено путнику, если он голоден, воспользоваться припасами…

– Вы – воры, – касик едва взглянул на цифры.

– Нет, что Вы, мы взяли только необходимое для нашей дороги, ничего лишнего! – Глаз Птицы уже не скрывал волнения.

– Закон гласит, что Вы можете взять столько, чтобы утолить голод! Все остальное – воровство! Вы обокрали армию. Расстрелять!

Амини касика послушно направили громы и навели их на перепуганных беженцев. Беженцы опешили сначала, потом пытались кричать что-то в свое оправдание, пока их прикладами согнали в кучу, но их никто не выслушал.

Прозвучали выстрелы.

Магуай и Поющий Жук с трудом сдержали крик, прижав ладони ко рту, не веря своим глазам – мужчин из их обоза убили. Застыв, наблюдали, как амини равнодушно подхватили трупы за ноги и отволокли в сторону, чтобы не мешали погрузке оставшихся на складе припасов.

– Магуай… Очнись! – дернул ее за рукав рубашки Поющий Жук, – Нам нужно предупредить наших!

– Да-да… – девушка бросила взгляд на суетящихся воинов внизу и послушно побрела за мальчиком.

Магуай шла, не видя тропинки, Поющий Жук буквально тащил ее за руку, испуганно вглядываясь в лицо, залитое слезами.

" Дяди нет?! Его убили. За что? Закон, война, какие-то чужие люди приняли решение и оборвали жизнь одиннадцати мужчин. Как же будут жить их жены, дети?! Что… как… Как сказать это нашим?!" – девушка наткнулась на дерево, больно стукнулась лбом, потерла ушибленное место, размазав кровь из ссадины. Они почти спустились с холма.

"Если она так будет идти, то сломает себе шею!" – рассердился мальчик, взял ее за руку и старательно притормаживал на крутом спуске.

"Тетя, сестры, они теперь совсем одни…" – небольшие кусты с колючками цепляются за штанины синего комба, и склеили ноги, девушка остановилась – оказалось Магуай забрела в самую гущу. Оттуда ее вытащил Поющий Жук, поразившись своему терпению.

"Теперь нет больше никого из мужчин нашего рода, нет защитников, я тоже одна. Прости меня, дядя, что не любила!" – Магуай остановилась, глубоко вздохнула, пелена слез опять залила глаза. Гром выпал у девушки из рук, больно стукнув ее по ноге. Она жалобно всхлипнула, душа рыдания. Ладонью попыталась вытереть слезы, это удалось, а на лице остались пятна и разводы, исказив правильные черты.

"Прости за споры и пререкания, дядя!" – хотелось выть и рвать волосы, душа билась наперегонки с горем, – "Почему я не могу закричать?! Я так хочу кричать! Пусть нас убьют и прекратятся эти мучения!"

Споткнулась, зацепившись о корень, упала на колени. Плечи тряслись, не было сил идти. Запах от земли. Родной. Близкий. Теплый. Память услужливо нарисовала бездыханные трупы убитых мужчин, брошенных на поляне.

– Магуай! Перестань! – тормошил ее Поющий Жук, – Идем!

– Сейчас, сейчас! – покорно поднялась и на ватных ногах поползла за мальчиком…

"Эти амини будут ехать мимо… Да пусть едут! Наша Змеиная Мать покарает их за жестокость!.. Мимо… Мимо стоянки, где женщины и дети радуются провианту!"

– Бежим! – и теперь Магуай рванула вперед, обогнав оторопевшего Поющего Жука, который уже и не надеялся, что ему удастся, хотя бы к вечеру дотащить девушку, только что пережившую гибель родных.

Вид Магуай, недавно прекратившей плакать, перепугал людей на стоянке. В гибель мужчин не хотелось верить… На лицах женщин появились глупые улыбки сомнения…

– Нет! Перестань так шутить!

– Этого не может быть!

– Глупее и страшнее шутки не слышала!

– Ты напутала, а теперь нас пугаешь! – замахнулась какой-то тряпкой тетушка, но так и застыла, вглядываясь в глаза Магуай, питая надежду на чудо.

Но после слов Поющего Жука, когда дошел смысл произошедшего, поляну огласил дикий пронзительный крик женщин. Новая угроза, страх за жизни детей, отрезвил, загнал боль вглубь, перекрыл ей выход, подчинил, вступившему в свои права инстинкту выживания. Дружно схватились за детей и имущество, помогая друг другу, рванули напролом в сторону от дороги подальше в лес.

Только дрожание губ, закушенных до крови, глубокая морщина, рассекшая лоб, засеребрившаяся прядь в смоляных волосах, севший голос, судорожные объятия маленьких детей говорили о внутреннем горе и страдании женщин.

В густом буреломе, в который забились беженцы, они провели бессонную ночь. Не жгли костры и не рассказывали сказки. Каждая, собрав в кучу и прижав к себе детей, заливалась слезами. Под утро женщины решились: