Дэн Симмонс - Лето ночи Страница 18

Потом быстро спустился по лестнице за блокнотом с набросками о Старом Централе, натянул кепку с надписью «Кот» и вышел позвать собаку. Уитт подбежал сразу. Обычно его кличка произносилась как Вит, хоть и была образована от фамилии Уитгенштейн, философа, о котором Старик и дядя Арт спорили до хрипоты. Старый колли был уже почти слепым и из-за мучившего его артрита почти не мог бегать, но он учуял, что где-то поблизости появился Дьюан. Радостное виляние хвостом должно было означать, что он готов с радостью присоединиться к экспедиции.

– Не, – отрицательно мотнул головой Дьюан, полагая, что прогулка в такую жару будет нелегкой для его старого друга. – Сегодня ты останешься здесь, Уитт. Будешь сторожить дом. Я вернусь к обеду.

Затянутые катарактой глаза пса ухитрились смотреть одновременно обиженно и умоляюще. Дьюан потрепал его по холке, отвел обратно в сарай и проверил его миску с водой. Воды было достаточно.

– Держи-ка грабителей и расхитителей зерна подальше, Уитт.

С чисто собачьим вздохом колли уступил и улегся на соломенную подстилку, служившую ему кроватью.

Когда Дьюан вперевалку шагал по направлению к окружной дороге номер шесть, начало припекать. Он закатал рукава фланелевой рубашки и стал думать о Старом Централе и о Генри Джеймсе. Дьюан как раз дочитал рассказ «Поворот Винта» и теперь размышлял о поместье Блай, в котором происходит действие рассказа, и о том, как удачно подобрал для него название писатель, и что это название вполне созвучно слову «зло», а именно зло в виде привидений преследует детей Майлза и Флору.

Его Старик был, конечно, алкоголик и неудачник, но он был также вдумчивым атеистом и размышляющим рационалистом, и сына он воспитал таким же. С самого раннего возраста Дьюан рассматривал вселенную как сложный механизм, развивающийся в соответствии с законами логики, законами, которые возможно лишь частично доступны убогому разуму человечества, но тем не менее являются законами.

Он на ходу раскрыл блокнот и нашел страницу с записями о Старом Централе. «… Ощущение… Предвидения? Зла? Нет, это слишком мелодраматично. Скорее, ощущение сопричастности…» Дьюан вздохнул, вырвал эту страницу и сунул ее в карман вельветовых штанов.

Теперь он уже дошел до шестой окружной и свернул к югу. Солнечный свет слепил глаза, отражаясь от гравия на дороге и обжигал обнаженные руки и мальчика. Позади, в полях по обеим сторонам дороги, жужжали и сновали среди подрастающих колосьев, насекомые.

Дейл, Лоуренс, Кевин и Джим Харлен подъехали к пещере одновременно.

– С чего это надо было переться в такую даль? – проворчал Харлен. Его велосипед был по величине меньше, чем у других, с семнадцатидюймовыми колесами и ему приходилось крутить педали в два раза чаще, чем остальным.

Они проехали мимо дома О'Рурков, нырнув в глубокую тень вязов, затем свернули на север к водонапорной башне, а затем на восток, по широкому гравийному шоссе, Кевин, Дейл и Лоуренс тесно следовали друг за другом по левой колее, а Харлен – по правой. Стояла полная тишина, не было слышно ни ветра, ни движения на дороге, не было слышно ни одного звука, кроме их дыхания и хруста гравия под колесами. Расстояние до шестой окружной дороги составляло почти милю, а потом еще на северовосток до перекрестка, где начинались холмы и рос высокий стройный лес. Если бы они продолжали ехать по этой дороге и дальше за водонапорную башню, они бы оказались в холмистой местности между Элм Хэвен и почти заброшенной дорогой под названием Джубили Колледж роуд. Шестая окружная продолжалась на юг еще полторы мили, до пересечения с шоссе 151А, носившее название Хард роуд, что проходило через Элм Хэвен, и на самом деле было всего лишь чуть больше, чем грязная колея, бегущая через поля, и совершенно непроходимая большую часть зимы и весны.

Они свернули на север, миновали кабачок «У Черного Дерева» и почти привстав на педалях, стали взбираться на первый крутой холм. Кроны деревьев аркой соединялись над дорогой, образуя сплошную тень. В первый раз, когда Дейл услышал «Легенду о Спящей Долине», это было в четвертом классе, ее прочла им учительница миссис Гроссейнт, он сразу вспомнил именно это место, и мысленно дополнил его крытым мостиком, проложенным по дну.

На самом деле здесь никаких крутых мостиков не было, а были всего лишь гниющие доски, валявшиеся по обеим сторонам дороги. Ребята вильнули в сторону, спустились на дно, и пешком, таща велосипеды на руках, прошли по узкой тропинке на запад от дороги. Трава здесь была по пояс каждому из них и даже еще выше, и сплошь покрыта пылью от проезжающих машин. Забор с колючей проволокой, установленный вдоль дороги, огораживал густой кустарник от леса. Они спрятали велосипеды под кустами, убедились, что их не видно с дороги, и пошагали по тропинке дальше, в самую глубину прохлады вдоль ручья.

На дне оврага тропку было почти не видно, так как она проходила под высокими кустами и низкими деревьями, спускаясь к узкому протоку. Дейл вел остальных ребят в пещеру.

Собственно это была не пещера. Не совсем пещера. По какой-то причине округ установил в этом самом месте под дорогой железобетонную штольню, вместо того, чтобы проложить тридцатидюймовые рифленые трубы, как это делалось везде. Возможно, они готовились к весенним паводкам; возможно имелась лишняя штольня, с которой никто не знал что делать. Как бы то ни было, это было огромная емкость – шесть футов в поперечнике, и по дну ее проходил четырнадцатидюймовый желоб, по которому тек ручеек, так что ребята могли сидеть облокотившись на полукруглую стенку и уперев ноги в край желоба, так что они всегда были сухими. В пещере было прохладно даже в самые жаркие дни, вход был увит плющом и виноградными лозами, а шум, доносившийся от пролетавших в десяти футах над ними машин, делал это место еще более укромным.

Позади противоположного конца пещеры существовал маленький дренажный пруд. Он был всего семь-восемь футов шириной и примерно в половину этого глубиной, но в нем таилась какая-то своеобразная красота. Вода, вытекающая из желоба образовала миниатюрный водопад, а поверхность пруда даже в самые ясные дни оставалась темной, благодаря низко склонившимся деревьям.

Майк назвал ручеек, впадавший в пруд, Дохлый Ручей, потому что маленький пруд часто оказывался пристанищем для жертв дорожного движения верхней дороги. Дейл припоминал, что здесь они находили трупы опоссумов, енотов, кошек, дикообразов, а однажды в пруду даже оказалось тело немецкой овчарки. Он хорошо помнил, как лежал, уперевшись локтями в холодный цемент и рассматривал труп собаки. Он мирно покоился на дне, футах в четырех от мальчика, черные глаза овчарки были открыты словно смотрели прямо на него и единственным признаком того, что она сдохла, не считая, конечно, того, что она лежала на дне, так вот, единственным признаком была белая полоска гравия у самой пасти. Казалось, что собаку вырвало камнями.