Брайан Стэблфорд - Империя страха [Империя вампиров] Страница 18

Пират раздраженно бросился к ней, взмахнул ножом. Кристель едва шевельнулась, Ноэлу показалось, что она могла уклониться от удара, если бы захотела. Лезвие блеснуло над ее правей щекой остановилось, не задев нос. Сцена выглядела так, будто она сама хотела ускорить кровопролитие.

Лангуасс смотрел, как кровавый ручеек спускается из раны к подбородку. Кровь пошла обильной струёй, потому что удар был сильным, но через несколько секунд стала застывать, как это случается у вампиров. Женщина провела правой ладонью по щеке от уха к носу и протянула руку Лангуассу.

– Пей, – приказала она.

Он не послушал ее, но не потому, что не хотел, а потому, что она осмелилась приказывать. Ноэл понял это. Лангуасс в глубине души верил опасному поверью, о котором рассказывал.

Кристель поднесла руку к своим губам, слизала кровь с пальцев. Это выглядело естественно, что обеспокоило Ноэла.

– Ты хочешь мое сердце? – спросила она Лангуасса. – Или, может быть, мое горло? – Кристель откинула голову назад, продолжая смотреть на пирата. Ноэл понимал смысл этого движения. Если бы Лангуасс нанес еще один, более сильный удар, она могла бы впасть в глубокую кому, которой вампиры пользуются для самовосстановления. В этом состоянии допрашивать ее было бы бесполезно. Лангуасс мог бы убить ее, но и только.

Пират больше не ударил, спрятал кинжал за пояс, посмотрел на Ноэла, как бы решая, оставить ли его в камере, затем сказал:

– Выйди, ученый. Я с тобой еще посоветуюсь. – Голос его опять стал ироничным.

Ноэл не мог отвести глаз от вампирши. Мысль об этой совершенной красоте, изуродованной ножом, перехватила ему горло. Он знал, что она не ощущала боли, но трагедия искалеченной красоты не становилась меньше от этого.

Через мгновение он отвел глаза и последовал за Лангуассом к двери.

Когда турок выпустил их и задвинул засов, Ноэл услышал всхлипывание Мэри Уайт в соседней камере. Он хотел сказать ей, что надо держаться, что спасет ее, но знал также, что вряд ли сможет сдержать обещание.

– Бедная Мэри! – сказал себе сердито. Было безопаснее держать мысли при себе, чем выражать симпатию вампиру.

4

Ноэл сидел на табурете-треноге в кухне и смотрел на языки пламени. В сдвоенных кипящих котлах над огнем готовились мясо с травами, овощи, пудинг для ужина монахам и незваным гостям. Ноэл уже работал сегодня с Мартином и Иннокентием, а сейчас должен был следить за котлами, иногда вставая, чтобы принести хвороста в огонь или подлить большим черпаком воду в котлы. Еду подадут на деревянных подносах, используемых монахами сотни лет. Они презирают блюда и вилки, которые вошли в моду при дворе. Последователи святого Бенедикта не подвержены веяниям моды.

Работа Ноэла на кухне была несложной. Поскольку монахи очень гордятся своим кулинарным искусством, им требуется только вспомогательная работа. Однако Кордери подчас считал свой труд тяжелым, особенно летом. Однажды он сказал брату Мартину, что эта работа очень напоминает адский огонь, однако тот не оценил сравнения. Оно даже показалось ему своего рода святотатством.

На следующий вечер после неприятного визита с Лангуассом к Кристель д’Юрфе Ноэл был рад найти уединенное место, где мог остаться со своими чувствами и мыслями, наполненными виной. Даже жар огня не мешал ему, разряжая напряжение, выжигая в душе страхи и сомнения. Но его оставили в одиночестве ненадолго.

Он спал, закрыв глаза, уставшие от огня из-под котлов, когда к нему вдруг подошла любовница Лангуасса.

– Извини, – сказала она. – Я не хотела тебя тревожить.

Ноэл раньше читал на неопрятных афишах, которые сообщали о пиратах, разбойниках с большой дороги и были расклеены вплоть до владений Ричарда, что у людей, подобных Лангуассу, есть подружки, но не знал, правда это или результат литературного украшательства. Рассказы, прикрывающие восторги напускной тревогой и осуждением, сопровождались изображениями розовощеких женщин, соблазнительниц с экзотической красотой и непредсказуемым нравом. Сейчас Ноэл встретился с легендой, ставшей реальностью.

Несмотря на то, что Лангуасс назвал ее марокканской цыганской принцессой, Лейла не производила впечатление такой же экзотической и узнаваемой, как героини с афиш. Теперь, вблизи, она показалась юноше сотканной из противоречий: все та же мужская одежда с кинжалом на поясе, но возбужденность вчерашнего вечера исчезла, как и отчаянное бесстрашие, темные глаза были задумчивыми, на лице проглядывало сожаление.

Ноэл заговорил с ней раздраженным тоном:

– Чего ты от меня хочешь?

– Лангуасс просил разыскать тебя, Кордери, – сказала она. – Беспокоился, не обидел ли тебя, а ведь он хочет быть тебе другом.

Ее выговор был отчетливым, с необычным испанским акцентом. Ноэл удивился фамильярному обращению, которое контрастировало с претензией на аристократизм, отразившейся в слове «принцесса» и в том, что Лангуасс предоставил ей служанку. Такое обращение не было принято при дворе, им пользовались любовники в минуты близости или родители при обращении с детьми. Она выучила староанглийский язык или сознательно с ним разговаривала так, возможно, по наставлению Лангуасса.

– Я отношусь к нему хорошо, – сказал Ноэл, – но я здесь гость и опасаюсь за положение своих хозяев. Надеюсь, он поймет, что нужно побыстрее уехать, иначе может случиться большая беда.

Лейла стояла перед ним, чуть ближе, чем ему хотелось бы. Пока юноша сидел – смотрела ему прямо в глаза. Он не мог разглядеть их из-за бликов пламени, встал, немного отошел и, когда обернулся, смог рассмотреть ее лучше. «Принцесса» была хорошенькой, в обычном понимании, но не красавицей. Она была милой, по-своему приятной. Но цвет ее лица нельзя было сравнить с опаловой бледностью великолепных женщин-вампиров двора, являющихся для Ноэла верхом привлекательности.

Она же, казалось, смотрела на него с обожанием, это его смущало, вспомнился пристальный взгляд Кармиллы Бурдийон на фатальной встрече накануне бегства из Лондона. Он нечасто бывал в компании женщин и знал, что не умеет ни понимать их, ни отвечать им.

– Он станет твоим другом, – повторила Лейла, – и лучшим, чем эти монахи.

– У него опасный путь, – ответил он. – Монахи сдержанные, но более надежные друзья.

Она не поняла.

– Ты станешь монахом? – спросила она. – Разве ты создан для безбрачия и молитв, а не для приключений и женской любви?

– Мужчины становятся кем хотят и кем могут, – сказал он.

Она оглядела кухню, будто пытаясь найти подтверждение его словам.

– Возможно, но я была рабыней, пока Лангуасс не освободил меня. Он мог оставить меня, но дал мне шанс. Теперь он один называет меня принцессой. Я свободна и убила двоих ему подобных, которые пытались удержать и использовать меня.