Александр Варго - Особь Страница 19

Спичка догорела, и он зажег еще одну. Ничего подозрительного вроде бы не наблюдалось. Однако звериное чувство опасности, выработанное за последние дни, подсказывало: что-то тут не так. Бомж поднялся во весь рост, и его огромная тень мгновенно взметнулась под потолок. Осторожно впечатывая подошвы сапог, он неуверенно двинулся в сторону коридора. И тут же остановился, ощутив на себе чей-то пронзительный ненавидящий взгляд. От неожиданности обитатель подземелья застыл на месте, выронил спичку, да так и остался стоять в темноте, боясь повернуть шею. Омерзительный, леденящий душу страх заползал в душу, словно невидимый паралитический газ. Он понимал: теперь лучше не оборачиваться, а спокойно, без резких движений выйти в коридор. Глаза его постепенно привыкали к темноте. Зрение смутно различало шероховатые плоскости, подкрашенный далекой электролампой прямоугольник выхода, ржавые металлические скобы на стенах, чем-то неуловимо напоминающие ребра скелета. Под подошвой что-то хрустнуло, бомж резко отдернул ногу от пола да так и застыл, боясь опустить ступню.

К счастью, он вспомнил про мобильник. Им вполне можно было подсветить пол. Судорожно нащупав телефон в кармане, он нажал на кнопку, и экранчик тут же загорелся ровным мертвенным светом. Ничего подозрительного на полу не было: несколько смятых газет, битое стекло, грязные клочья ваты, мелкое кирпичное крошево…

Внезапно за спиной послышался резкий писк. Бомж инстинктивно втянул голову в плечи и осторожно обернулся.

И тут тишина подземного бункера вдребезги разлетелась от его хриплого вопля. В небольшой нише под самым потолком сидела огромная крыса. Омерзительный голый хвост то и дело подрагивал, будто плеть нетерпеливого садиста. Скошенные двойные резцы тускло блестели, словно инструмент палача. Но больше всего впечатляли глаза: огромные, как бы подсвеченные изнутри ровным голубоватым светом, они смотрели на человека в упор, не мигая. Резкий крик совершенно не испугал животное. Крыса даже не дернулась – лишь длинный хвост на какую-то секунду изогнулся крючком и тут же выпрямился. Его острый, словно иголка, кончик чирканул по бетону, и глаза засветились с еще большей агрессией.

Вова Баклажан почему-то позабыл о своей дубинке, стоявшей в углу. Да и вряд ли бы она ему теперь помогла. Продолжая смотреть на крысу, словно загипнотизированный взглядом ее жутких льдистых глаз, он осторожно попятился к выходу задом. Мерзкое существо приподнялось на задние лапки, вытянуло острую усатую морду и вновь агрессивно запищало, явно изготовившись к прыжку… У бомжа аж уши заложило от этого писка – словно острейшая ледяная иголка вонзилась в мозг!

Продолжая пятиться к выходу задом, он поскользнулся, выронил мобильник, однако поднимать его не стал, а развернулся и побежал по бесконечному коридору. Несколько раз он падал, поднимался, затем вновь падал… Кровь мерно приливала к вискам, сердце отчаянно билось в груди, грозя выскочить в любую секунду. Задев тяжелыми бахилами за бетонный выступ, беглец неуклюже распластался на полу, заскрипел зубами от боли, с трудом поднялся и, прихрамывая, с ускореним рванул по металлической лестнице, ведущей наверх. Загремело железо под литыми подошвами, гулкое эхо зловеще рассыпалось внизу, по коридору. Беглец понимал: лучше не оборачиваться, чтобы не встречаться взглядом с кошмарным голубоватым свечением крысиных глаз, лучше еще хоть сто раз упасть, но выскочить отсюда как можно быстрее.

До спасительной дверки оставалось всего два пролета. Бомж уже видел круглое слуховое окно над дверью. И тут его слух различил скрежет проворачиваемого замка в двери. Вжавшись в стену, Вова Баклажан присел на корточки, инстинктивно прикрывая лицо локтем. Сверху заскрипели петли, послышались шаги, и обострившийся слух различил обрывки, ошметки фраз:

«…очень обширные коммуникации…», «…по нормативам положено две дымовых шашки с отравой на сто квадратных метров площади…», «…пусть милиция первой спускается, сами не пойдем…».

Слово «милиция» заставило его невольно вздрогнуть. Кто знает – не собираются ли на него повесить те необъяснимые и кровавые события в подземной коммуне, свидетелем которых он, к счастью, так и не стал?

Возвращаться под землю было страшно. Однако перспектива встречи с правоохранителями выглядела еще страшней. Согнувшись в три погибели, Вова Баклажан соскользнул со ступеньки и, стараясь не шуметь, прошмыгнул в небольшую узкую галерею, незаметную с лестницы. По металлическим ступенькам загремели подошвы, совсем рядом мелькнул форменный рукав милицейской куртки с шевроном.

– А вот противогазы лучше надеть сразу, – сурово произнес некто невидимый. – Не забываем, что это отрава. Бросаем – и сразу уходим.

Меньше чем через минуту темные тени, уменьшаясь в размерах, растворились в густой полутьме магистрального коридора.

Подземный житель хотел было тут же подняться наверх, однако быстро сообразил: ведь менты наверняка могут оставаться и у входа. Разумней всего было пройти несколько сотен метров галереей и подняться на поверхность через вентиляционную шахту недалеко от станции метро.

Пригнув голову, он осторожно двинулся по темному ходу. Под ногами что-то зловеще похрустывало, локти и плечи то и дело задевали за какие-то невидимые во тьме выступы, однако Вова Баклажан не обращал на это внимания. Он знал: минут через пятнадцать узкий коридор закончится просторной освещенной площадкой, откуда можно будет в считаные минуты подняться на улицу.

Неожиданно обоняние явственно различило запах чего-то горелого. В горле запершило, словно сотни невидимых иголочек впились в гортань. Тяжелое удушливое амбре сочилось откуда-то сзади. Запах гари был тяжелым, тошнотворным, буквально выворачивающим наизнанку. Бомж несколько раз кашлянул и, с трудом подавив в себе рвотный позыв, ускорил движение вперед. До спасительной площадки с вентиляционной шахтой оставалось метров тридцать, не больше.

И тут впереди отчетливо сверкнули несколько ярких голубоватых огоньков. Огоньки эти, словно язычки адского пламени, то тускнели, то наливались пронзительным холодным люминесцентом, то почти полностью гасли. Вова Баклажан остановился и присел испуганно. Чиркнул спичкой – и тут же невольно отпрянул, ударившись затылком о стену…

Прямо перед ним, в каком-нибудь метре, застыло несколько крыс – тех самых. Гнусные существа стояли абсолютно недвижно, словно статуэтки в мастерской безумного скульптора. Лишь тонкие, словно проволочные усики чуть заметно подрагивали, нервно дергались кончики хвостов, да вздыбленная шерстка на загривках угрожающе вздымалась.

– А-а-а-аааа!.. – истошно закричал бомж и, развернувшись, побежал обратно.

Теперь встреча с милицией не казалась для него худшим из зол. Он был готов ко всему – даже взять на себя самое кровавое преступление, только бы не встречаться взглядом с этими жуткими глазами…

А странный дым, стлавшийся спереди, все густел, коварно заползал в горло, в легкие, незаметно проникал в кровь… Бомж чувствовал, что теряет сознание. Внезапный приступ удушья заставил его остановиться, закашляться и скорчиться в три погибели. Неожиданно его вырвало какой-то густой кровавой массой, и беглец сразу же ощутил в себе силы бежать дальше.

И тут его левую руку обожгло пронзительной болью! Оглянувшись, он заметил, что на локте что-то висит. Он попытался сбросить мерзкого грызуна, но безуспешно: острые, как зубья капкана, резцы пронзали руку до самой кости. В этот момент над ухом агрессивно запищало. Вова Баклажан бросился на пол ничком, прикрывая голову ладонями. И тут же несколько грызунов безжалостно впились в его затылок, в уши и в спину…

Это было последнее, что зафиксировало его затухающее сознание: густая волна невидимого тошнотворного газа накрыла его с головой и словно поволокла в бездонный дьявольский омут…

Глава 16

– Алло, Лида? Ты уже освободилась? Да, уже пятнадцать минут жду, станция метро «Политехническая», как и договаривались. – Выслушав обещание лаборантки «быть через пять минут», Мефодий Николаевич сунул мобильник в карман и отошел от края платформы.

Люди в метро выглядели куда менее напряженными, чем на улицах: почему-то считалось, что страшные твари вряд ли проникнут так глубоко под землю. Многочисленные милицейские патрули у турникетов и даже у входа в вестибюль тщательно фильтровали пассажиров на предмет фейсконтроля. На платформу не пускали при малейшем подозрении. И хотя эти меры предосторожности вызывали сдержанное неудовольствие горожан, метро пока оставалось единственным местом, где до сих пор не было зафиксировано ни одного кровавого эксцесса. А потому общая атмосфера на платформе «Политехнической» поощряла дружелюбием: на лицах в толпе иногда даже проскальзывали улыбки, невозможные на улицах. Ведь каждому человеку, постоянно живущему в напряжении грядущего ужаса, иногда просто необходимо расслабиться… И если это невозможно сделать на поверхности – то почему бы не поулыбаться друг другу хотя бы под землей?!