Моррис Уэст - Адвокат дьявола Страница 19

А Джакомо Нероне? Если он святой, то должен походить на своего создателя. Если нет, то должен быть человеком, и правда о нем будет сказана простым языком спальни и винного погребка.

Когда жара спала и вечерняя прохлада наконец-то проникла в комнату, Мередит постепенно начал осознавать суть поставленной перед ним задачи.

Несмотря на объявление в печати и назначение двух основных должностных лиц, до официального слушания дела было еще далеко. В ходе разбирательства всех свидетелей приводили к присяге, а их показания считались секретными. Так как не имело смысла терять время на легкомысленных и не желающих помогать людей, возникла необходимость предварительно провести с каждым из них личную беседу.

Часть свидетелей уже допросили Баттисту и Солтарелло, чьи записи находились у него на руках. Но то были местные священники, возможно, заинтересованные в том или ином исходе расследования. С ним же дело обстояло совсем по-другому. Иностранец, ватиканский чиновник, королевский прокурор. К нему изначально относились с подозрением и, учитывая жизненную важность вопроса, его ждала борьба с активной и влиятельной оппозицией.

Те, кто стоял за признание Джакомо Нероне святым, будут ограждать его от любой сомнительной информации. Если они дали показания в пользу Джакомо Нероне, то не изменят их и для адвоката дьявола, если только тот не найдет способа прижать их к стенке. Глупо, конечно, затевать интригу с Богом, но глупость и интриги процветали в церкви точно так же, как и в миру. Церковь состояла из мужчин и женщин, и даже святой дух не мог гарантировать безгрешность кого-либо из них.

По всему выходило, что наибольших результатов он мог достичь, разговорив тех, кто отказался дать показания местным священникам. Не так-то легко разобраться, почему некоторые люди не верят в святых и относятся к их культам, как к вредным религиозным пережиткам. Такие с радостью предоставят сведения, показывающие, что у популярного идола глиняные ноги. Другие верят в святых, но не хотели иметь с ними никаких дел. В их компании они чувствовали себя неловко, добродетели святых служили им постоянным укором. Нет большего упрямца, чем католик, не поладивший со своей совестью. Наконец, третьи, не будут сообщать сведения, благоприятные для кандидата, но порочащие их самих.

Далее предстояло найти этих людей. Как следовало из записей Баттисты и Солтарелло, положительная информация шла из более процветающей деревни, Джимелло Маджоре. Те же, кто отказался дать показания, жили в Джимелло Миноре. Различие слишком очевидное, чтобы не броситься в глаза, и столь искусственное, что поневоле вызывало вопросы. Мередит счел необходимым обсудить это с епископом при очередной встрече за обеденным столом.

Епископ ответил более чем осторожно:

– И меня более всего удивило это обстоятельство. Позвольте мне обрисовать фон происшедших событий. Две деревни, близнецы по названию, близнецы по сущности, прилепившиеся на склонах одной горы. Что они представляли собой до войны? Обычное калабрийское захолустье, полуразрушенные лачуги, населенные арендаторами вечно отсутствующих землевладельцев. Их отношение к окружающему миру и жизненный уровень ничем не отличались, если не считать того, что в Джимелло Миноре жила графиня де Санктис, которой принадлежат местные земли, – епископ улыбнулся. – Графиня – интересная женщина. Я бы хотел услышать ваше мнение о ней. В Джимелло Миноре вы будете ее гостем. Однако ее присутствие как тогда, так и теперь не оказывало никакого влияния на жизнь крестьян… Затем началась война. Мужчин призывного возраста забрали в армию, старики и женщины остались обрабатывать землю. Как вы увидите сами, земли там тощие, их плодородие ухудшается с каждым годом. С учетом государственного налога и доли землевладельцев, крестьянам оставалась самая малость. Очень часто в горах просто голодали. И вот… – руки епископа театрально взлетели в воздух, – в деревне появляется незнакомец, назвавшийся Джакомо Нероне. Что мы о нем знаем?

– Практически ничего, – ответил Мередит. – Появился ниоткуда, в крестьянских лохмотьях. Раненый, больной малярией. Объявил себя дезертиром из действующей армии, ведущей бои на юге. Местные жители приняли его слова за чистую монету. Их сыновья тоже в армии. Они не поддерживали проигранную войну. Молодая вдова, Нина Сандуцци, взяла его в дом, заботилась о нем. Они вступили в любовную связь, закончившуюся разрывом, когда Нина уже ждала ребенка.

– А потом? – епископ пристально смотрел на Мередита.

Тот пожал плечами:

– Право, я затрудняюсь ответить. Показания путаные, неопределенные. Какие-то слухи об обращении к Богу, прозрении. Нероне покидает дом Нины Сандуцци и строит маленькую хижину в самой отдаленной части долины. Возделывает огород. Проводит часы в уединении и размышлениях. По воскресеньям появляется в церкви и причащается. И в то же время, отметьте, в то же время фактически берет на себя руководство обеими деревнями.

– Как он ими руководит и для чего? Я спрашиваю вас об этом, монсеньор, потому что хочу знать, как вам, новому человеку, видится эта история? Я-то выучил ее наизусть, но так и не могу прийти к определенному выводу.

– Насколько я понял из показаний свидетелей, – ответил Мередит, тщательно подбирая слова, – Нероне начал ходить из дома в дом, предлагая свои услуги всем, кто в них нуждался: старику, у которого хотели отобрать землю, женщине, слабой и одинокой, заболевшему крестьянину, который сам не мог вскопать огород. С тех, кто мог это позволить, брал плату продуктами: молоком, оливками, вином, сыром, которые потом раздавал беднякам. Позднее, с наступлением зимы, Нероне организовал общий фонд трудовых и продуктовых ресурсов, не останавливаясь перед насилием.

– Что, разумеется, недостойно святого? – предложил епископ, сухо улыбнувшись.

– Я того же мнения, – согласился Мередит.

– Но даже Христос кнутом выгнал менял из храма, не так ли? А узнав калабрийцев поближе, вы поймете, что больших упрямцев не найти во всей Италии.

Ловушка, расставленная епископом, вызвала у Мередита улыбку. Он кивнул:

– Что ж, пусть это говорит в пользу Джакомо Нероне. Более того, он ухаживает за больными, пытается создать хотя бы зачаточную службу медицинского обслуживания. В этом ему активно помогает местный врач, Альдо Мейер, политический ссыльный. Кстати, он тоже отказался дать показания.

– Я обратил на это внимание, – епископ нахмурился. – И вот что интересно. До и после войны Мейер сам пытался хоть как-то организовать этих крестьян, для их же пользы, но потерпел сокрушительное поражение. Он – истинный гуманист, но быть евреем в католической стране… Возможно, у него и другие недостатки. Попробуйте сблизиться с ним. Может, он еще удивит нас своими показаниями… Пожалуйста, продолжайте.