Елена Хисамова - Ужасное наследство Страница 19

     Первое, что увидела Анюта, придя в себя – склонённое над ней, обеспокоенное лицо Янко. Она поняла, что они уже не в кафе, но и на больничную палату это место не было похоже. «Где я?» – Спросила Анна.  «Не волнуйся, ты дома. У меня дома». – Ответил он ей, нежно прикоснувшись губами к её щеке. Девушка разрыдалась и выложила ему все события, что произошли с ней с момента того самого поцелуя, разлучившего их три года назад.

     Янко всё решил за Анну. Он договорился со знакомым маклером и огромную квартиру в сталинском доме сдал за хорошие деньги. А девушке нашли маленькую уютную однушку в доме, где жила семья Янко, только в соседнем подъезде. Они вместе съездили в медицинское училище и подали документы для вступительных экзаменов. Друг старался не оставлять Анну одну и уходил поздно, когда девушка почти засыпала. При этом юноша вёл себя предельно корректно, даже не намекал на близость. Анне казалось, что у неё появился старший брат – надёжный, как скала, и заботливый, как самая лучшая нянька. Страх понемногу отступил. Подготовка к экзаменам, экзамены – девушка и не заметила, как буйное летнее цветение плавно перетекло в осеннее увядание.

     Начались студенческие будни. Аннушке нравилось в училище. Юношей на потоке почти не было, и девчонки не стервозничали понапрасну. Группа подобралась на редкость дружная,  и девушки после занятий проводили много времени вместе: ездили гулять в Сокольники, ходили в кино, отмечали совместно дни рожденья, сообща писали курсовые. Анне легко давалась учёба. Она восторгалась «мёртвой латынью». Рецептурные слова «da tales dozes» для девушки звучали музыкой. А «мандибула» и «кранио» вызывали не смешки и подколки, как у хихикавших сокурсниц, а священный трепет. Янко уверял Анну, что она прирождённый врач. Но девушка твердо стояла на принятом решении: не лечить болезнь, а облегчать боль. Анна терпела не могла единственный предмет – патологическую анатомию. Когда их впервые привели в морг многопрофильной больницы, она была близка к состоянию беспричинной паники. Нет, ей не был отвратителен специфический запах, въевшийся в помещение, вид мертвого тела, наводившие дрожь, блестевшие хищными никелированными боками инструменты для вскрытия. Сама энергетика скорбного места казалась Анне опасной. Однокурсницы всё обращали в шутку, балагурили по любому поводу. Аплодировали на извлечении и взвешивании мозга патологоанатому, когда подержав в руке и до грамма определив вес, тот бросил орган на весы, и прибор тут же подтвердил точность предсказанного.        

     Янко успокаивал подругу, говорил, что бояться надо не мёртвых, а живых. Анна пыталась объяснить ему, что страх, одолевавший её, совсем иного рода. Он беспричинный, на уровне подсознания. Юноша только разводил руками: мол, ни черта я не разбираюсь в психологических терминах и заумных заморочках.

     Он по-прежнему вёл себя с Анной, как лучший друг. Легко мог обнять за плечи и чмокнуть в щеку при встрече и прощании, но не больше. Поначалу девушка удивлялась, но потом такое положение вещей стало задевать её самолюбие. Чего там греха таить, Янко был очень красивый парень. Да и знала Анюта, что возлюбленной у него нет. Так почему не она? Ведь  замечала, как он смотрел на неё, как дрожавшей рукой поправлял ей пряди волос. С какой готовностью и самоотдачей делал её жизнь удобнее и легче. Конечно, заставить любить невозможно, ведь сердцу не прикажешь. Но Анна была почти уверенна – она не безразлична парню.

     Прозрение оказалось жестоким и неприятным. Девушка случайно услышала, скорее, не специально подслушала разговор Янко с матерью. Сердце Анны взлетело и замерло от его слов: «Мама, я не могу больше молчать. Я должен сказать, что люблю её больше жизни. Я всё ради неё готов отдать». И слова его матери, которые тут же низвергли девушку с небес на землю: «Вот и отдашь ей свою глупую влюблённую жизнь. Ты не должен даже думать об этом. Мулло её с рождения пометил. Нечистая она. Сам сгинешь и нас за собой потащишь. Не отступишься – прокляну». Анне хотелось умереть. Она знала, что Янко никогда не пойдёт против воли матери. Девушка продолжала жить, пытаясь смириться со знанием, что никогда не будет счастлива с любимым. В конце концов, ей-то любить его никто не запрещал. 

7.

     В учёбе и страданиях проскочили годы студенчества. Анна получила распределение в гинекологическое отделение районной клинической больницы, к радости девушки, операционной сестрой. Конечно, первое время никто близко не подпускал новенькую к столу даже зеркало подержать. Оба хирурга-гинеколога отделения оказались мужчины, и надо вам сказать, интереснейшие персонажи.

     Первый – Акоп Арутюнович, огромный, как медведь гризли, волосатый армянин слыл неудержимым хохмачом и дамским угодником. Все его разговоры неизменно сводились к трём ипостасям: коньяк, женщины и секс. Что при этом не мешало ему оставаться первоклассным хирургом, спасшим не одну жизнь. При его появлении медсёстры и другие представительницы женского пола томно закатывали глаза и призывно облизывали и надували губы. В общем, демонстрировали полную готовность прямо тут же отдаться в его медвежьи объятья. Первое время он всячески пытался завербовать Анну в огромную армию обожательниц его персоны. Но, видя её бесстрастное отношение, постоянно ровное и спокойное расположение духа, оставил эту затею и взял девушку под своё покровительство.

     Второй врач был полной противоположностью коллеги по ремеслу. Мерзкий Ося и гоблин – иначе медсёстры его не называли. Он был мелкорослый и морщинистый, а изо рта у него всегда дурно пахло. Даже не внешность Иосифа Яновича вызывала отчуждение, а то, как он обращался с людьми ниже собственного статуса. Ося разговаривал с ними с отвращением и пренебрежением, считая себя неким божком, возле которого все должны крутиться исключительно на цыпочках и в постоянном поклоне. Иосиф тоже был хирург от Бога, и за это можно было простить пусть не всё, но очень многое. Анна старалась не обращать внимания на его вечное брюзжание. Не оговаривалась в ответ на злые и неуместные шутки, чем снискала у Оси не любовь, на это он вряд ли был способен, но слабое подобие уважения.

     С первого дня работы Анну поставили в абортарий. Она собирала инструменты, мыла их под проточной водой, складывала в биксы и отправляла на стерилизацию. Кровь, стоны пациенток – в те годы не было такого наркоза, как сейчас, а закись азота не всегда полностью избавляла от боли. Глупая поговорка мерзкого Оси: «По удовольствию её на голове носить, а по красоте там ей и быть». И его ехидное: «Деточка, дай ручку». Наивная Анна протянула раскрытую ладонь, куда врач не замедлил положить крохотную ручку эмбриона. Анна в ужасе посмотрела на неё и почувствовала, что вот-вот упадёт в обморок. Комок подкатил к горлу. Она сорвала с себя перчатки и на негнущихся ногах медленно вышла из операционной. Пришедшие на аборт женщины стайкой стояли возле окна и от вида Анны переполошились. Лицо девушки стало белее мела. С трудом растянув губы в подобие улыбки, Анюта добрела до санитарной комнаты, где её долго и жестоко рвало. Постепенно она привыкла к цинизму врачей. Это была их своеобразная защитная реакция на боль, кровь и смерть. Но все доктора стремились к одному: спасти жизнь пациентов и облегчить их страдания.