Челси Ярбро - Костры Тосканы Страница 19

На обратном пути Лоренцо похвалил Ракоци за доброе отношение к бедняку, а тот спросил, нельзя ли так сделать, чтобы добрые сестры из Сакро-Инфанте взяли на себя заботу о нем. Селестинки, как ты знаешь, опекают умалишенных. Лоренцо пообещал подумать и написал настоятельнице монастыря Сакро-Инфанте, хотя что из этого выйдет, никто не знает.

Я уеду в Рим в следующем месяце и пробуду там, пока мое прошение не будет рассмотрено. Это, я думаю, не займет много времени. Если тебе что-нибудь нужно, книги или какие-нибудь рукописи, вышли мне список. Я в свою очередь прилагаю перечень книг, которые хотел бы приобрести. Если тебе посчастливится найти какую-либо из них, буду весьма признателен и, конечно же, возмещу тебе все расходы. Письмо, адресованное на имя кавалера Бенедетто Джан-Рокко Фредда да Модена из замка Сент-Анджело, найдет меня быстро.

Не следуй моему примеру, Жан-Дени, и дай мне знать о себе поскорее. Я знаю, что бессовестно небрежен, но, возможно, твой пример подвигнет меня к некоторой собранности, хотя и не могу обещать этого твердо. И все же, несмотря на мою рассеянность и необязательность, ты можешь быть совершенно уверен в моих теплых дружеских и глубоких чувствах к тебе.

P. S. Завтра день ангелов-хранителей, будет большое празднество и конные состязания. Эти скачки всегда испытание для наших незримых покровителей. В прошлом году они стоили жизни двоим.

ГЛАВА 6

Утром шел дождь, потом тучи разошлись и небо очистилось. Флоренция замерла в ожидании, ибо скачки уже начинались. Улицы, по которым должны были промчаться две дюжины неоседланных лошадей, неся на своих скользких от пота спинах отчаянных седоков, опустели, но люди в домах приникали к окнам и толпились в дверях, чтобы увидеть, как мимо них пролетит эта бешеная лавина.

Даже истовые монахи церкви Всех Святых высыпали на ступени своего храма. Их коричневые капюшоны были недвижны, но в глазах, под ними упрятанных, тлели огоньки нетерпения.

В конце дистанции на самом удобном и видном месте томился в ожидании победителей Лоренцо Медичи, проклиная свою болезнь. Суставы его пальцев опухли больше обычного, и утренний холод отзывался в них тупой ноющей болью. Он повернулся к рядом стоявшему сыну и негромко сказал:

— Жду не дождусь, когда наконец ты начнешь подменять меня на подобных празднествах. Я уже стал от них уставать. Теперь мое место в библиотеке.

Пьеро раздраженно повел плечами.

— Я не люблю скачки, — произнес он, не оборачиваясь, — Меня бы здесь не было, если бы не твое повеление.

Лоренцо подавил прилив гнева.

— Я тоже от них не в восторге! Но скачки — флорентийский обычай, а мы — флорентийцы, ты и я. Помни, что здесь — республика, и правит всем Синьория.

Пьеро засмеялся.

— То есть твои ставленники. Они сделают все, что ты им прикажешь!

— Возможно. Но если я перестану заботиться о благе народном, меня быстро прогонят. Можешь не сомневаться, Пьеро! Мы правим с молчаливого согласия большинства.

— Если тебе это не нравится, ты можешь стать великим герцогом флорентийским под рукой французского короля. Тебе ведь не раз это предлагали! Ты давно заслужил этот титул, разве не так?

Лоренцо ди Пьеро де Медичи посмотрел на своего отпрыска так, словно видел его впервые.

— Ты удивляешь меня, мой мальчик. Медичи могут быть только гражданами Флоренции, и никем более! Все остальное — бесчестие и позор! — Нахмурившись, он схватил сына за руку, но тут ударила пушка.

— Ах, отец, делай как знаешь. Ты все равно окажешься прав! — Пьеро вырвал руку и прислушался к крикам, донесшимся от понте Веккио. — Они, кажется, начали.

— Хорошо, — устало кивнул Лоренцо и заставил себя широко улыбнуться Марсилио Фичино, высовывавшемуся из окна соседнего дома.

Фичино улыбнулся в ответ и помахал рукой. Он видел, что Великолепный разгневан, однако сейчас его это нимало не обеспокоило. Конные состязания куда более занимательны, чем чей-то гнев. Философ встряхнулся и повернулся в ту сторону, откуда должны были показаться всадники. Отдаленные возгласы публики сказали ему, что лошади повернули от виа Санта-Мария к виа делла Терме. Этот левый поворот всегда был опасен и, кажется, вновь подтвердил свою славу, ибо толпа там взволнованно закричала.

Трое наездников валялись на мостовой, один из них сильно расшибся. Две лошади покалечились, третья с трудом встала на ноги и продолжила бег. Никто не имел права ее задержать: гонки выигрывали не люди, а лошади — под седоками или без таковых.

На перекрестке виа делла Терме с виа де Торнабони образовался затор. Там столкнулись пятеро всадников, две лошади, опрокинувшись, били копытами воздух, на них наскакивали другие животные, усугубляя неразбериху. Какой-то наездник, сильно шатаясь, выбрался из шевелящейся груды, лицо его было разбито подковой. Он сделал несколько нетвердых шагов и упал. Толпа в ужасе закричала, и, когда основная часть кавалькады умчалась, двое монахов унесли окровавленного наездника. Спустя какое-то время мясники утащили лошадиные туши.

Гонка набирала темп, переходя в галоп. Пересекая пьяцца дель Понте, два всадника попытались свалить друг друга на землю. Лошадь одного из них испугалась и сама сбросила седока. Второй обхватил руками шею своего скакуна, и ему удалось удержаться.

По мере приближения к городской окраине улицы становились все уже. Зрителям, там находившимся, в какой-то момент показалось, что головная часть быстро несущейся кавалькады застрянет между домами. Опасность ужасного столкновения была велика, но в последний момент дрогнул наездник из цеха ткачей и приотстал, натягивая поводья. Остальным места хватило, и все обошлось. Всадники понеслись дальше.

Окна вторых этажей были распахнуты. Флорентийцы размахивали цветными флажками, громкими криками подбадривая своих фаворитов и швыряя букеты цветов во всех прочих участников скачки. Свист, улюлюканье, топот копыт поначалу напоминали рев ворвавшегося в теснину потока, но кавалькада стала растягиваться, и вскоре вся городская окраина завибрировала от немолчного гула.

Здесь улицы не были столь узки и извилисты, как наверху, что позволяло всадникам маневрировать — не всегда, впрочем, удачно. Бедолагу чеканщика, пытавшегося выйти вперед, прижало к стене, и он закричал от ужасной боли. Крюк оконной решетки раздробил ему коленную чашечку и швырнул под копыта лошади, скачущей сзади.