Линкольн Чайлд - Третьи врата Страница 2

— Один миллиграмм эфедрина, — приказал Корбин интерну.

Сестра повернулась к системе, схватила иглу большего диаметра и выпростала безвольную руку женщины, намереваясь ввести иглу в вену. В этот момент взгляд доктора упал на руку — тонкую, очень бледную. На пальце было платиновое кольцо: обручальное, с красивой сапфировой звездочкой цвета виски на темном фоне. Шри-ланкийское кольцо, очень дорогое. Он знал это, потому что сам его купил.

Неожиданно тишину комнаты прорезал резкий звук.

— Полная остановка сердца! — воскликнула сестра.

Какое-то время доктор оставался неподвижным, словно его парализовал ужас и застывшее неверие. Дигелло повернулся к одному из интернов, и сейчас доктор увидел лицо женщины: спутанные растрепанные волосы, открытые глаза, неподвижно уставившиеся вдаль, рот и нос скрыты под дыхательным оборудованием.

— Дженнифер, — простонал он, с трудом разлепив вмиг пересохшие губы.

— Теряем жизненно важные функции! — истерично воскликнула сестра. — Нам необходим лидокаин! Лидокаин! Немедленно!

Затем так же быстро, как и наступило, оцепенение прошло. Доктор повернулся к сестре экстренной медицинской помощи.

— Дефибриллятор, — распорядился он. Сестра быстро пошла в дальний угол комнаты и покатила тележку обратно.

— Заряжаю.

Подошел интерн, впрыснул лидокаин, отошел назад. Доктор схватил лопатки дефибриллятора, едва сдерживая дрожание рук. Такое не могло с ним происходить. Должно быть, это сон, просто дурной сон. Он проснется и вновь окажется в загроможденной комнате для отдыха с Дигелло, посапывающим в соседнем кресле…

— Разряд! — выкрикнула сестра.

— Есть разряд!

Доктор осязаемо ощутил напряжение в собственном голосе. Когда подручные отошли, он наложил лопатки дефибриллятора на голую окровавленную грудь и включил ток. Тело Дженнифер напряглось — и вновь откинулось на стол.

— Прямая линия! — воскликнула сестра у монитора жизненных функций.

— Еще разряд! — приказал доктор. Новое пиканье, низкое и настойчивое, прибавилось к царившей вокруг какофонии.

— Гиповолемический шок, — пробормотал Дигелло. — У нас не было ни единого шанса.

«Они не знают, — подумал доктор, как бы с расстояния в миллион миль. — Они не понимают». Он почувствовал, как в уголке глаза собралась слезинка и начала скатываться по его щеке.

— Заряжено! — произнесла сестра, возившаяся с дефибриллятором.

Доктор вновь прижал к груди умирающей контакты. Тело Дженнифер подпрыгнуло еще раз.

— Никакой реакции, — констатировал наблюдавший рядом интерн.

— Вот и все, — со вздохом произнес Корбин. — Ты должен признать это, Итан.

Но вместо этого доктор отбросил в сторону контакты и принялся делать массаж сердца. Он чувствовал ее тело, безучастное и холодеющее, лениво двигающееся под резкими движениями его неугомонных рук.

— Зрачки неподвижны и расширены, — сказала следящая за мониторами сестра. Но доктор не обратил на нее никакого внимания. Интенсивность его массажа сердца увеличивалась в бешеном темпе.

Шум в операционной начал затихать.

— Нулевая деятельность сердца, — произнесла сестра.

— Придется констатировать ее смерть, — подсказал Корбин.

— Нет! — рявкнул доктор.

Все в комнате вздрогнули от боли в его голосе.

— Итан?

Но вместо того, чтобы ответить, доктор начал горько плакать.

Все вокруг смущенно молчали; некоторые застыли в непонимании, другие отворачивались. Все, кроме одного интерна, который открыл дверь и молча вышел из комнаты. Доктор, который не переставал плакать, знал, куда направляется этот человек. Он шел за простыней.

1***Три года спустя

Выросший в Вестпорте и сейчас преподающий в Йеле, Джереми Логан думал, что прекрасно знает свой родной штат Коннектикут. Однако участок, по которому он сейчас ехал, стал для него откровением. Направляясь к востоку от Гротона и следуя направлению, указанному в полученном сообщении электронной почты, он повернул на трассу US1 и затем, проехав мимо Стонингтона, — на ее дублер.

Прижимаясь к серой береговой атлантической линии, Джереми миновал Векетквок, переехал через мост, выглядевший старым, как сама Новая Англия, и свернул вправо на дорогу с хорошим, но неразмеченным покрытием. Как-то внезапно и разом исчезли небольшие предприятия и туристические мотели. Джереми миновал сонную бухту, а затем въехал в такую же сонную деревушку. И все-таки это была настоящая деревня, трудовая, с сельским магазином, инструментальной лавкой и епископальной церковью со шпилем, втрое превосходящим разумные размеры, и покрытыми серой черепицей домами с побеленными, аккуратно подстриженными живыми оградками и штакетником. Нигде не видно ни громоздких внедорожников, ни табличек с указанием улиц; редкие жители расселись по скамейкам или высовывались из окон, дружелюбно размахивая руками, когда Джереми проезжал мимо. Апрельское солнце заливало все вокруг, морской воздух был чист и свеж. Вывеска, висевшая на входной двери почты, извещала, что он находится в Пивенси-Пойнт, население сто восемьдесят два человека. Чем-то это место непреодолимо напоминало о Германе Мелвилле[1].

«Карен, — подумал он, — если бы ты увидела это место, то никогда бы не настояла на том, чтобы мы купили тот летний коттедж в Хайаннисе».

Хотя его жена умерла от рака несколько лет назад, Логан все еще позволял себе время от времени разговаривать с ней. Конечно, обычно (но не всегда) это был скорее монолог, нежели беседа. Поначалу Джереми убеждался, что его никто не слышит. Но затем то, что начиналось как некое интеллектуальное хобби, постепенно превратилось в профессию, и его уже нисколько не заботило, слышат его или нет. В настоящее время, учитывая то, чем он зарабатывал на жизнь, люди ожидали от него некоторых чудачеств.

Джереми проехал пару миль за город точно в указанном в письме направлении. Узкая полоса дороги увела его направо. Вскоре он очутился в лесу, посреди тонких виргинских елей, росших на песке; вскоре лес уступил место бурым дюнам. Те закончились перед металлическим мостом, который вел к широкому выступу, заходящему в Фишерс-Айленд-Саунд. Даже с этого расстояния Логан мог рассмотреть на острове около дюжины строений, все из красновато-бурого камня. В центре стояли три больших пятиэтажных корпуса, напоминавших студенческие общежития — они стояли параллельно, как костяшки домино. На дальнем конце острова, частично скрытая другими строениями, находилась взлетно-посадочная полоса. А за всем этим простирался океан, обрамленный темно-зеленой береговой линией Род-Айленда.