Сара Элфгрен - Круг Страница 2

– Нет, – перебила его Линнея. – Ты себя, дурак, предал! Ты должен сделать это не для меня, а для себя. Иначе ты никогда…

– Знаю, знаю, – говорит он. – Знаю я все это.

Элиас подходит к своему шкафчику, отпирает его, кладет несколько книг в черную холщовую сумку, захлопывает железную дверцу. До него опять доносится – и тут же смолкает – эхо чужих шагов. Элиас оборачивается. Никого. Совсем никого. И все равно ему кажется, что за ним следят.

– Почему ты это сделал?

Она и вчера задавала этот вопрос, несколько раз подряд. Но он не сказал ей правды. Правда слишком ужасна. Слишком похожа на бред. Это чересчур даже для такого психа, как он.

– Я же сказал, мне было страшно, – говорит он, стараясь не раздражаться – ни к чему снова затевать ссору.

– Нет, дело не только в этом.

Элиас колеблется.

– О’кей, – говорит он тихо. – Я расскажу. Встретимся вечером?

– Ладно.

– Я смоюсь из дома, как только родители заснут. Линнея…

– Да?

– Ты меня ненавидишь?

– Я ненавижу, когда ты задаешь идиотские вопросы, – фыркает Линнея в ответ.

Вот теперь она опять стала прежней Линнеей.

Разговор окончен, Элиас стоит посреди коридора и улыбается. Все хорошо. В сердце Линнеи нет ненависти к нему, значит, все хорошо. Она его сестра, только что не кровная. Она будет рядом с ним.

Вдруг лампы гаснут, и становится темно. Элиас замирает. В конце коридора брезжит слабый свет. Где-то рядом хлопает дверь. И наступает тишина.

Не бойся, уговаривает себя Элиас.

Он начинает двигаться к выходу, стараясь шагать спокойно и не поддаваться панике. Сворачивает за угол очередного ряда шкафов.

Там кто-то есть.

Вахтер. Элиас встречался с ним всего пару раз, но не перепутал бы ни с кем. Холодные голубые глаза этого мужчины, кажется, видели Элиаса насквозь.

Низко опустив голову, Элиас проскользнул мимо, чувствуя, как взгляд вахтера жжет ему затылок. Сердце выскакивало из груди, дыхание перехватывало, Элиас боялся, что его вот-вот вырвет. Он ускорил шаг.

В последние полгода жизнь Элиаса начала меняться к лучшему. В молодежную консультацию взяли нового психолога – в отличие от старого, этот Элиасу понравился, и они вроде нашли общий язык. Но главное, у него была Линнея. Она поддерживала в нем жизнь и стремление освободиться от удушающего и в то же время привычного ему мрака.

Почему же именно теперь, когда он наконец стал более или менее хорошо спать по ночам и даже научился чувствовать радость, с ним произошло это?

Три дня назад его отражение в зеркале вдруг вытянулось, исказилось до неузнаваемости. И он понял, что сходит с ума. Начинает слышать голоса и страдать галлюцинациями. Он чуть не обделался от страха.

Три дня он запрещал себе думать про наркоту и бритву. Не смотрелся в зеркало. А потом случайно увидел свое отражение в витрине, и оно опять поплыло, будто было сделано из воды. Тогда он позвонил Юнте.

Ты сходишь с ума.

Чужой шепот в его голове. Элиас оглядывается по сторонам и понимает, что поднялся наверх по винтовой лестнице к кабинету директрисы. Зачем он здесь?

Лампы вспыхивают и гаснут. Дверь, ведущая на лестницу, медленно захлопывается. Но он успевает услышать шарканье ног, поднимающихся вверх по ступеням.

Прячься.

Элиас бежит вдоль гулкого коридора. За каждым рядом шкафов ему мерещится опасность. Он заворачивает за угол и слышит сзади звук открывающейся двери. Шаги приближаются медленно, но неумолимо.

Вот большая каменная лестница, главная лестница школы.

Беги туда!

Ноги Элиаса подчиняются приказу, перескакивают через две ступеньки. Добежав до самого верха, он мчится дальше – через маленький коридор, туда, где запертая дверь ведет на школьный чердак. Это тупик, где почти никто никогда не бывает. Здесь расположены туалеты, которыми никто не пользуется. Они с Линнеей обычно встречаются здесь.

Шаги приближаются.

Прячься.

Элиас быстро заскакивает в туалет. Осторожно притворяет за собой дверь и, стараясь дышать как можно тише, прислушивается. Ни звука, только где-то вдалеке, взревев, умчался прочь мотоцикл.

Элиас прижимается ухом к двери.

Он ничего не слышит, но знает: там кто-то стоит. По другую сторону двери.

Элиас.

Шепот стал громче, но Элиас не сомневается: это галлюцинация.

Вот я и сошел с ума, думает он, и тотчас слышит голос:

«Да. Ты сошел с ума».

Он смотрит в окно, на блекло-голубое небо. Потом переводит взгляд на стены, покрытые белым блестящим кафелем. Холодно. Одиночество переполняет его.

Обернись.

Против своей воли Элиас медленно оборачивается, как будто собственное тело уже не принадлежит ему. Чужой голос управляет им, как марионеткой из плоти и крови.

Он стоит напротив ряда раковин, над которыми висит зеркало. Видит в зеркале свое бледное лицо, хочет зажмуриться, но у него не получается.

Разбей зеркало.

Тело Элиаса подчиняется. Рука судорожно вцепляется в ручки холщовой сумки и делает широкий замах.

Звук разбитого зеркала эхом отдается от кафельных стен. Большие куски, откалываясь, падают в раковину и со звоном разбиваются на мелкие.

«Кто-то должен был это услышать, – думает Элиас. – Пожалуйста, пусть кто-нибудь меня услышит».

Но никто не приходит. Элиас остается один на один с чужим голосом.

Тело Элиаса подходит к раковине, поднимает самый большой осколок. Элиас знает, что сейчас случится. Ему страшно, кружится голова.

Ты потерял себя. Исправить это уже невозможно.

Он медленно отступает назад, в одну из открытых туалетных кабинок.

Скоро все закончится. Скоро ты перестанешь бояться.

Голос звучит сейчас почти дружески.

Элиас запирается изнутри и садится на унитаз. Он открывает рот, старается закричать. Рука все сильнее сжимает осколок, острые края режут ладонь.

Боли нет.

Он не чувствует боли. Он видит, как из ладони стекает кровь, капая на кафельный пол, но ничего не чувствует. Тело одеревенело. Остались только мысли. И голос.

Твоя жизнь трудна и легче не станет. Закончи ее сейчас, Элиас. И избежишь страданий. Предательства. Лучше не будет. Жизнь – это всего лишь унизительная борьба. Только мертвые счастливы.

Элиас не пытается сопротивляться, когда осколок разрезает рукав длинной футболки, обнажая покрытую шрамами кожу.

«Мама. Папа, – думает он. – Ничего, они переживут. У них есть их вера. Они думают, что мы встретимся опять – там, на небесах».

«Я люблю вас», – думает он, пока острый осколок делает на коже первый надрез.

Он надеется, что Линнея поймет: это был не его выбор. Все остальные скажут, что он покончил жизнь самоубийством, ну и пусть говорят. Лишь бы она ему верила.