Наталья Лебедева - Крысиная башня Страница 2

Открылась и закрылась ведущая на кафедру дверь. Вошедшая аспирантка увидела Мельника и вопросительно взглянула на Марину. Ее глаза, густо обведенные серыми тенями, округлились от удивления. Марина развела руками и покачала головой. Мельник открыл глаза и встал.

— Вам плохо, Вячеслав Станиславович? — спросила аспирантка.

— Нет, все хорошо, Ольга Анатольевна, не беспокойтесь, — ответил Мельник.

Он соврал: Бойко был так напуган, что мог убить снова. Это было плохо.

После четвертой пары Мельник успел перехватить опасного студента внизу и пошел следом за ним. Он никогда не имел дела с психически больными людьми и теперь со смесью любопытства и отвращения наблюдал, как меняется картина мира в голове убийцы. Была середина дня, городская улица раскалилась, и воздух наполнился мелкой пылью, похожей на опилки карандашного стержня. Мысли Бойко путались, темнота наползала со всех сторон, в глазах пульсировали красные и оранжевые круги, лица людей искажались. Он напрягал зрение, нервно встряхивал головой, пытаясь понять, где прячутся звери, и только порывы свежего ветра уносили галлюцинации, сдувая их, будто туман.

Мельник следовал за Бойко до самого дома. Студент нырнул в темный подъезд пятиэтажки, из которого тянуло пропитанным плесенью сырым холодком. Мельник смотрел на ослепшие от яркого дневного солнца окна и понимал, что не сможет убить сумасшедшего.

— Неужели заболели зубы? — желчно спросила Полина, когда Мельник вошел в двери частной стоматологии, где она работала администратором. Полина была худой, невысокой, всегда сутулилась, при ходьбе смотрела себе под ноги и часто выглядела уставшей. Лицо ее казалось некрасивым из-за круглого, картошкой, носа и маленьких, глубоко посаженных глаз, но неизменно привлекало внимание — то ли этой неправильностью, то ли жестким, решительным взглядом, то ли тем, что она стриглась почти под ноль и тем самым выставляла напоказ свои недостатки.

— Мне нужно посоветоваться, — ответил Мельник.

— Со мной?

— Я пошел бы к Саше, но… А больше у меня никого нет.

Врач вышел из кабинета, за ним показался пациент. Мельник отступил, дожидаясь, пока Полина выпишет счет и даст сдачу. Когда холл снова опустел, Мельник оперся на стойку, наклонился к ней и полушепотом, чтобы случайно не услышали врачи, пациенты и ассистентки, изредка проходящие через холл, рассказал о Бойко. Когда Мельник закончил, Полина спросила:

— Что ты собираешься делать?

— Трудно решить.

— Нет, постой, — Полина принялась крутить в пальцах ручку, отчего перед глазами Мельника снова возник Бойко. — Почему бы тебе просто не прополоскать его голову, чтобы там все пришло в порядок? Саша бы так и сделала.

— Я не умею.

— Не умеешь?

— Не умею. Мы с Сашей разные, и природа способностей у нас разная. Я могу чувствовать его состояние, я могу добраться до любого из его воспоминаний — и на этом все.

— Я всегда думала, что ты сильнее, чем Саша.

— Нет, это только казалось.

— Но я была уверена…

Телефонный звонок разорвал повисшее между ними напряжение. Мельник был рад минутной передышке, потому что врал Полине и не хотел, чтобы она это заметила. С Бойко наверняка можно было что-то сделать, но он не знал что. Последние двадцать лет Мельник не читал чужих мыслей, не влиял на чужие поступки, не сближался с людьми и не позволял себе злиться. Природы своих способностей он не понимал и пользоваться ими не умел. Любые его действия могли иметь совершенно непредсказуемый результат, тем более что сознание Бойко было запутанно, странно и хрупко.

— А если он слетит с катушек прямо сейчас, пока мы тут разговариваем? — спросила Полина, положив трубку. — Убьет кого-нибудь, пока ты колеблешься.

— Не слетит, — ответил Мельник. — Это странно, но я наладил с ним постоянную связь. Раньше мне казалось, что я должен быть рядом с человеком, чтобы забраться к нему в голову. Но Бойко ушел домой, я стал о нем думать и обнаружил, что все еще слышу его. Я и сейчас в его голове.

— Почему бы тебе просто не убить его?

— Убить?

— Почему нет?

Полина смотрела на Мельника своим фирменным взглядом — требовательно и жестко. Он чувствовал, что начинает злиться, однако подавил в себе это чувство.

— А ты смогла бы убить?

— Если бы знала, что человек опасен?

— Да.

— Не знаю, — Полина помолчала. — Мне кажется, что Да, но, когда я думаю об этом, ситуация представляется мне плоской. Ненастоящей. Так что на самом деле я не знаю, что стала бы делать, если бы у меня был нож, а убийца стоял передо мной.

— Я мог бы дождаться, когда он снова сорвется, и убить его, защищая следующую жертву.

— Да, так было бы проще. Когда есть весомый повод, убивать, наверное, легче.

— Но Бойко успокаивается! Кто знает, как долго он будет стабилен? Я могу потерять бдительность. Понимаешь, связь с ним требует физического напряжения…

— Ты оставишь все как есть? — спросила Полина, перебивая его.

— Нет, — ответил Мельник. — Я решил идти в полицию.

— Думаешь, они не поднимут тебя на смех? Уверяю тебя, к ним ходят толпы сумасшедших.

— Я знаю, где тело, а девушку наверняка ищут.

Полина стиснула челюсти и прищурила глаза.

— Иди, — злобно сказала она, — иди в полицию, если ни на что другое не способен.

— Почему ты злишься? — спросил Мельник.

Полина вскочила и вышла к нему из-за стойки. Из-за разницы в росте голова ее оказалась задрана вверх, зрачки расширились, а острый подбородок нацелился Мельнику в самое сердце.

— Потому что ненавижу тебя! Почему ты не любишь Сашу?

— Я люблю.

— Почему никогда об этом не говоришь? Все десять лет, которые ты рядом, ты мучаешь ее своим безразличием! Ты дразнишь ее: ничего не делаешь, но и не уходишь! Это пытка для нее, настоящая пытка.

Мельник молчал, не желая оправдываться. Он впервые слышал о том, что его присутствие для Саши мучительно. Он любил ее все десять лет, прошедшие со дня их знакомства, но понял, что любит, совсем недавно.

— Хотя бы сейчас, — прошипела Полина, и ее сжатая в кулак рука больно ударила Мельника по груди, — хотя бы сейчас иди к ней и скажи, что любишь. Скажи! Долго притворяться тебе не придется!

— Я не могу, — ответил Мельник.

— Почему?!

— Потому что это будет выглядеть как милостыня. Как будто я сделал это из жалости к умирающему человеку.

Накрапывал мелкий дождь. Мельник стоял перед шлагбаумом, перекрывающим подъезд к отделению полиции, и смотрел на синие буквы на белом фоне. Возле дверей паспортного стола мокли гастарбайтеры, полицейские курили под козырьком соседнего крыльца.