Дин Кунц - Тьма под солнцем Страница 2

Короткие засаленные волосы мужчины были спутанными и смотрелись, прямо как клубок пауков, и Хоуи бы не удивился, если бы некоторые из них неожиданно зашевелились, отсоединились друг от друга и переползли на различные участки этого уродливого черепа. Брови были широкими и густыми, но лицо — совсем безбородым, как у мальчика; кожа в некоторых местах казалась слишком розовой, а в других — призрачно-бледной, но везде настолько гладкой и неестественной, как пластмассовое лицо куклы, с напрочь отсутствующими порами. Под каменным выступом грубых бровей находились глубоко посаженные тусклые глаза, черные и настороженные, как у ворона, а нос был острым, как клюв. Пропорции лица были неправильными, кости в некоторых местах слишком заостренными, в других местах — слишком толстыми и тупыми. Его верхняя губа была тонкой и бесцветной, а нижняя — фиолетовой и слишком толстой, зубы были желтыми и кривыми.

— Не бойся, — сказал незнакомец, и его голос оказался глубоким и скрежещущим, как голоса киношных монстров, — для страха нет причин. Я не такой, каким кажусь.

Сократив дистанцию до десяти футов, прежде чем снова начать колебаться, охваченный удивлением, не смотря на то, что столкнулся с магическим существом, Хоуи спросил:

— Откуда вы пришли? Что делаете здесь?

— Это твоя крыша? Я нарушил твои владения?

— Нет, эта крыша не моя, — ответил Хоуи.

— Ну, тогда я думаю, что мы оба нарушители.

— Да, я думаю, что так.

Хотя мужчина и сидел, Хоуи видел, что он был высоким, возможно, шести с половиной футов[7], худой, как пугало, но сильный. Огромные руки. Костлявые запястья, как громоздкие соединения в старых машинах. Длинные руки. Его лопатки были сформированы неправильно, от этого рубашка была натянута и он выглядел горбатым.

— Не бойся, — повторил мужчина, — меня зовут Олтон Тернер Блэквуд. Я никому бы не сказал свое имя, если бы хотел причинить вред.

После некоторого колебания Хоуи, удивившись самому себе, полностью повернул лицо к мистеру Блэквуду и снял бейсболку.

— Вы тогда тоже не бойтесь.

Мистер Блэквуд изучил левую сторону лица Хоуи, долго смотрел на его трехпалую левую руку, а затем сказал:

— Послушай, мальчик. Если бы это был мировой кубок «Напугай меня» с семью судьями, я бы выиграл у тебя все семь голосов.

— Может быть, пять к двум? — спросил Хоуи.

— Ты приписываешь себе нечто ужасное или слишком вежлив ко мне. Я бы поставил семь к нулю, и не ставь под сомнение мои умственные способности, пытаясь оспорить эту точку зрения. Я собираюсь показать тебе свое самое сумасшедшее в мире лицо, и вот тогда ты мне честно скажешь, взял бы ты хоть один голос.

Страшная гримаса исказила лицо мистера Блэквуда, и этот оскал был настолько страшным зрелищем, что Хоуи открыл от удивления рот и на шаг отступил. Эта реакция рассмешила мистера Блэквуда, и его смеющееся лицо оказалось еще более ужасным, чем оскал.

Не смотря на то что смех мужчины звучал уродливо, как удушье или бульканье наполовину забитой трубы, его добродушная самоирония была весьма обаятельной.

Немного погодя Хоуи улыбнулся и сказал:

— Хорошо, вы выиграли. Я бы не взял ни одного голоса.

— Значит, ты честный мальчик. Я это знал, и это хорошо для тебя.

Хоуи снова надел свою бейсболку и пошел к тому зубцу в стене, который находился на два зубца дальше того, где сидел мистер Блэквуд, на расстоянии семь или восемь футов[8] между ними.

— И как же зовут тебя? — спросил мистер Блэквуд.

— Хоуи. Хоуи Дугли. Мое среднее имя — Мэбри, но я никогда его не использую. От него одни проблемы. Что вы делаете здесь наверху?

Жестом мистер Блэквуд показал на улицу под ними.

— Просто смотрю на парад.

— Но там нет никакого парада.

— Там всегда парад, Хоуи. Когда происходит что-то, в чем ты не можешь принять участие, а можешь только смотреть, — это и есть парад.

Хоуи вгляделся вниз на улицу, туда, где люди были просто людьми, не заботящимися о том, как они выглядят и являются ли объектами зависти, а затем снова посмотрел на мистера Блэквуда.

— Что с вами случилось?

— Рождение случилось со мной. Дефектное рождение, и я пришел в этот мир. Рождение или смерть — сложно сказать, что хуже. Конечно, я родился не таким большим, как сейчас, но моя младенческая форма, как они говорят, была еще более уродливой. Я полагаю, про тебя… это был какой-то огонь.

— Огонь, — подтвердил Хоуи.

— Когда это случилось?

— Мне было пять лет. Почти шесть лет назад.

— Должно быть, ты перенес несколько операций.

— Одиннадцать. Последняя была два года назад.

— Прости меня. Я имею в виду, как же, должно быть, это было больно.

Хоуи пожал плечами, как будто боль для него ничего не значила, хотя некоторое время она была для него всем сущим.

— Это не ваша вина.

Мистер Блэквуд покачал сочувственно головой.

— Ну, медицина, как ты знаешь, все время прогрессирует. Однажды они смогут сделать для тебя куда больше.

Чем дольше Хоуи слушал этот грубый голос, тем меньше он был похож на киношных монстров, а больше смахивал на голос мультяшного медведя или кого-то в этом роде.

— Вы переносили операции? — спросил Хоуи.

— Нет. Они мне никогда не требовались. Я кое-что узнал о ножах.

— Вы боитесь быть порезанным?

— Не боюсь, — сказал мистер Блэквуд. — Я просто знаю кое-что о ножах. Ты часто сюда приходишь?

Хоуи пожал плечами.

— Иногда.

— Зачем?

— Чтобы смотреть на Мэпл-стрит. На людей внизу. Вы знаете.

— Парад, — сказал мистер Блэквуд. — Мальчик, у тебя есть прекрасная половина лица, а другая часть никогда никого не напугает. И для тебя найдется место на параде.

Хоуи возразил:

— Люди глазеют.

— Смотри на них в ответ так же, и они перестанут.

— Мне не нравится видеть то, что я вижу, когда смотрю в ответ.

— А что ты видишь?

Так как Хоуи ничего не ответил, мистер Блэквуд сказал:

— Ты видишь сожаление, но не хочешь выглядеть жалким. Не позволяй гордости выгонять тебя с парада, Хоуи. Тебе не нужна одинокая жизнь.

— Они обзываются. Кидаются чем попало, иногда толкают и пихают меня. Смеются.

— Должно быть, это другие дети, — сказал мистер Блэквуд.

— В основном, да.

— Послушай, многие жестокие дети перерастают свою жестокость. Некоторые — нет. Ты не можешь позволить отдельным людям решать, на что будет похожа твоя жизнь.

Только мама Хоуи говорила с ним так, и, по какой-то причине, эти же слова, будучи произнесенными его матерью, значили куда меньше, чем когда их произносил мистер Блэквуд.