Мария Корелли - Вампир — граф Дракула Страница 2

Я пишу эти строки в ожидании омнибуса, который, как и следовало ожидать, сильно опаздывает. Не знаю, может быть, мне передался страх старушки, но у меня нет обыкновенной бодрости духа. Если мой дневник попадет в руки Минне, шлю ей свой привет… Но вот и омнибус.

6 мая, замок. Утренний туман исчез, солнце высоко стоит над горизонтом. Что-то пестреет вдали, но так далеко, что я не могу разобрать, деревья это или маленькие горы. Спать не хочется, и я постараюсь подробно записать все, что со мной произошло. Мне придется рассказать много страшного, и так как кое-кто может подумать, что я вчера слишком плотно пообедал, то начну с того, что именно я ел. Мне подали что-то вроде шашлыка: кусочки сала, лука и говядины, нанизанные на вертел и поджаренные на огне, с приправой из красного перца. Вино было местное и довольно хорошее, но некрепкое; выпил я всего две рюмки, вкус приятный, слегка щиплет язык.

Когда я сел в омнибус, где мне было оставлено место, кучер разговаривал с хозяйкой гостиницы. Они, очевидно, говорили про меня, так как изредка поглядывали в мою сторону. Несколько человек, сидящих у дверей на скамейке, встали и, прислушавшись к разговору, также стали смотреть на меня, как будто даже с жалостью. Я расслышал только несколько слов, странных, непонятных, произнесенных на каком-то наречии. Я достал свой словарь, но ничего утешительного для себя не нашел: слово «ордог» означает демон, «поколь» — ад, «стреюйка» — ведьма, «бролок» — вий или вампир (непременно расспрошу графа про эти суеверия).

Когда, наконец, мы тронулись, пассажиры перекрестились, сделав знак двумя пальцами в мою сторону. С большим трудом я добился от одного из них, чтобы он объяснил мне значение этого знака. Он сначала не хотел отвечать, но потом, узнав, что я иностранец, сказал, что это нечто вроде заклинания против дурного глаза. Такое объяснение было мне не особенно приятно, но все относились ко мне доброжелательно, с сочувствием и с жалостью, и меня это тронуло. Никогда не забуду вида маленькой гостиницы в ту минуту, когда мы отъезжали, живописной группы людей, собравшихся у входа, на фоне яркой листвы олеандров и апельсинов, растущих в кадках. Вся эта пестрая толпа крестилась и многозначительно перешептывалась…

Наш кучер влез на козлы, щелкнул своим длинным бичом, и четверка сильных лошадей дружно понеслась вперед; мы начали свое путешествие. Я скоро совершенно забыл все таинственные предзнаменования, так как был поглощен дивной красотой местности. Перед нами открывалась чудная долина, поросшая лесом. Кое-где виднелись зеленые холмы, на которых располагались усадьбы, окруженные фруктовыми деревьями в полном цвету; бесконечное количество яблонь, слив, груш и вишен. Трава в некоторых местах была вся белая от опавших лепестков. Дорога то извивалась между холмами, то пересекала сосновый бор.

Лошади неслись вперед. Я не мог понять, зачем мы так спешим. Очевидно, кучер хотел как можно скорее добраться до ущелья Борго.

За холмами виднелись Карпаты, покрытые вековыми лесами. Освещенные ярким солнцем, они представляли великолепную картину. В нежную зелень молодой листвы вкраплялись изумрудные пятна хвойных деревьев и коричневые проплешины скал. Изредка горы распадались, образуя узкие ущелья. Солнце играло, отражаясь в хрустальной воде бурных ручьев.

Один из пассажиров тронул меня за рукав.

— Смотрите! Это Божий престол! — и он перекрестился. По мере того, как мы продолжали свой путь, солнце все ниже клонилось к западу. Сумерки сгущались. Они казались еще темнее от контраста со снежными вершинами на горизонте, розовевшими в лучах заката. Изредка нам попадались крестьяне в живописных одеяниях, маленькие часовни в восточном стиле, копны прошлогоднего сена на деревьях (я никогда этого не видел!), крестьянские телеги, длинные и узкие, приспособленные к скверным дорогам.

Когда солнце село, стало очень холодно. В густых сумерках потонули и лес, и дорога, и горы. Однако когда мы приблизились к ущелью Борго, темные деревья рельефно выступили на фоне еще не стаявшего здесь снега. Дорога местами была такой узкой, что омнибус цеплялся за ветки деревьев. Тяжелый туман медленно поднимался, окутывая нас, как саваном. Мне невольно вспомнились все суеверия, о которых я слышал раньше.

Подъем стал очень крут и, несмотря на лихорадочную поспешность кучера, лошади еле плелись. Я хотел слезть и пойти пешком, но кучер не допустил этого.

— Нет, нет, — сказал он. — Здесь слишком злые собаки. И, окинув взглядом пассажиров, многозначительно прибавил:

— Еще успеете, подождите!

Он остановил лошадей, зажег фонари, и мы тронулись дальше.

Когда совсем стемнело, пассажиры омнибуса заволновались. Они то и дело обращались к кучеру, упрашивая его поторопиться. Он немилосердо стегал лошадей, подбадривая их криком. Неожиданно в густом мраке я различил светлую полоску. Казалось, горы раздвинулись. Волнение пассажиров усилилось. Наш омнибус понесся по дороге, раскачиваясь из стороны в сторону, как лодка в бурном море. Я принужден был держаться за сиденье, чтобы не упасть. Наконец дорога стала ровнее, пассажиры немного успокоились. Мы въезжали в ущелье Борго…

К моему удивлению, пассажиры стали дарить мне разные вещи с такой настойчивостью, что отказаться было невозможно. При этом они благословляли меня, не забыв сделать условный знак двумя пальцами, предохранявший от сглаза.

Лошади продолжали мчаться вперед. Кучер без устали погонял их. Мои спутники пристально, с опаской вглядывались в темноту, но на мои расспросы никто не ответил.

Ущелье, по которому мы ехали, я описать не могу. Небо заволокли тучи, скрыв луну, и вокруг не было видно ни зги. Запахло озоном, как перед грозой. Как ни вглядывался я в темноту, не мог различить экипаж графа, который должен был здесь поджидать меня.

Кучер, посмотрев на часы, обернулся к пассажирам и сказал так тихо, что я еле расслышал его слова: «Часом раньше приехали». Потом он обратился ко мне на ломаном немецком языке:

— Кареты нет. Очевидно, господина не ожидают. Поезжайте с нами в Буковину и возвратитесь сюда завтра или послезавтра, лучше послезавтра…

Он не успел договорить. Лошади вдруг бросились в сторону и захрапели. Пассажиры закричали, испуганно крестясь. В ту же минуту к омнибусу подъехала коляска, запряженная четверкой. Я разглядел при слабом свете фонарей великолепных породистых лошадей. Ими правил человек высокого роста, с длинной бородой, в широкополой большой шляпе, надвинутой на лоб. Его глаза, в которых отражался свет фонарей, казались красными угольками.

Незнакомец насмешливо сказал кучеру: