Ирина Лазарева - Старое пианино Страница 2

В городе, благодаря отсутствию высоток, еще жил патриархальный дух тихих российских провинций со своей особенной неторопливой жизнью. Белые стены и золотые маковки церквей создавали ощущение внезапного переноса из двадцать первого века в далекую старину.

Максим шел вдоль крепостной монастырской стены с башнями, бойницами и амбразурами — когда-то такие стены служили для защиты от вражеских набегов; за древней кладкой из красного кирпича высились купола главного храма.

Максиму захотелось пройти на территорию монастыря, но ворота оказались заперты.

— Ты куда, Макс? Хочешь местные достопримечательности осмотреть? Да сколько угодно, но не сегодня. Поздно уже. Сделаем так: завтра на природу, послезавтра в монастыри, идет?

— Не хочется в гостиницу. Пойдем в парке прогуляемся.

— Пошли, что с тобой поделаешь, — согласился Ярик, хотя лицо его уже лоснилось от пота.

Максим, напротив, выглядел свежим, как будто не он только что отыграл концерт, вложив в него все силы и душу. Он лишь слегка побледнел, отчего контрастнее стали его яркие глаза и жесткие каштановые волосы, мыском торчащие над высоким лбом.

Мужчины пошли по слабоосвещенным аллеям; парк был запущен и оттого особенно прекрасен — в нем все благоухало, из заросшей чащи неслись серебряные соловьиные трели.

— Господи, благодать какая! — вырвалось у Максима.

Он присел на деревянную скамейку, откинул голову на изгиб спинки и закрыл глаза. Ярослав сел рядом, с неудовольствием поглядывая на товарища. Шедшие позади Павел и двое охранников расположились на соседней скамье.

Прошло десять минут. Ярик томился, сопел, поминутно вытирал потное лицо платком. Пока он размышлял, стоит ли окликнуть Максима и нарушить его душевное уединение, перед сидящими внезапно возник худой человек довольно странного вида. Он словно выплыл из вечерней тьмы в круг света тусклого фонаря.

Глаза его исступленно горели, остатки седых волосы были всклокочены, иссохшими пальцами он теребил лацканы поношенного пиджака и что-то бормотал себе под нос, неотрывно глядя на Максима.

— Слышь, папаша, а ну проходи, чего встал? — незамедлительно подступил к нему Павел.

Незнакомец попятился, испуганно выглядывая из-за широкого плеча Павла, дрожащей рукой заполз в карман мятого пиджака и извлек клочок бумаги.

— Мне бы передать… — прошелестел он и весь затрясся. — Господину Смирнову… записку… я ничего…только записку…

— Дайте, — властно протянул руку Павел, но незнакомец судорожным движением заложил руку за спину.

Максим, потревоженный звуками голосов, вскинул голову и на секунду опешил. Он узнал того самого старика из зрительного зала. И вновь поразил его лихорадочный блеск глаз; в них светилась безмолвная мольба о помощи.

— Погоди, Паша, — поднялся Максим со скамьи. — Дай мне поговорить с этим человеком.

Павел быстрым движением ощупал подозреваемого сверху донизу и отступил в сторону.

— Мне надо увидеться с вами наедине, — быстро зашептал незнакомец Максиму в лицо. — Я все вам объясню…вы один можете спасти меня…больше никто…помогите, заклинаю вас!.. — Он вдруг схватил музыканта за руки и сжал их с неимоверной для своей тщедушной комплекции силой. — Речь даже не обо мне, а о моей дочери. Поймите, это существо юное, неопытное, она только начала жить…это несправедливо… ужасно, с этим нельзя смириться!

— Постойте, да чем же я могу вам помочь? — смешался Максим и сделал попытку высвободить руки, в которые старик вцепился как клещ.

Павел снова решительно двинулся на дерзкого просителя; тот, сообразив, что может упустить завоеванный шанс, засуетился, начал шарить в карманах и снова достал помятый листок бумаги.

— Вот, здесь адрес, приходите завтра в девять вечера…вы все поймете на месте…не откажите, прошу вас…если в вас есть хоть капля сострадания, помогите, умоляю…моя девочка… Доченька моя! — закончил он свою сбивчивую речь душераздирающим выкриком и зарыдал, глядя сквозь слезы, не пряча искаженного лица с трясущимися губами и щеками.

— Так, довольно, вали отсюда, папаша! — Теперь уже Ярослав не выдержал неожиданной сцены. — Нашел мать Терезу, кругом церквей полно, ищи там себе заступников и благодетелей. Ступай по-доброму, нам твои проблемы пофиг. Павел, гони его, чего ждешь?

Незнакомец больше не сопротивлялся, побрел по аллее, оглядываясь на Максима с выражением тоски и безнадежности.

— Натуральный шизоид, — определил Ярик. — Я бы понял, если бы старикан попросил автограф, но он, кажется, оставил тебе свой. Прочти-ка, что там нацарапано.

— Адрес какой-то, — отозвался Максим, — или, может быть, название местности: Дарьины ключи, 21.00.

— И все? Больше ни слова?

— Нет, только это.

— Точно сбрендил старикашка! Макс, ну какого черта ты якшаешься с каждым встречным бомжом? Я для чего содержу охрану, сам мотаюсь за тобой как старая дева за любимым мопсом?

— Нет, на бомжа он не похож, — задумчиво проговорил Максим. — Но в целом ты прав. — Он скомкал записку и бросил бумажный шарик в урну. — Ладно, поехали в гостиницу, пока очередной страждущий не объявился.

Максим вошел в номер отеля, швырнул фрак и галстук-бабочку на кресло. Венера лежала на широкой гостиничной кровати, вытянув длинные загорелые ноги; в руках у нее был глянцевый журнал.

— Отыгрался? — равнодушно спросила она, не отрывая взгляда от раскрытой страницы. — Хорошо, что я не пошла. Скука смертная этот ваш Стравинский. И Рахманинов не лучше. Честно говоря, твоя занудная классическая музыка у меня уже в печенках. Сколько можно? Давай вместе сходим на какой-нибудь крутой концерт. Вон скоро Мадонна приезжает. Скажи Ярику, пусть подсуетится насчет билетов.

Максим ничего не ответил, лег на свободную сторону кровати и затих, глядя в потолок.

Венера отложила журнал, подвинулась к Максиму и пристроилась щекой у него на плече. Рука ее скользнула в расстегнутый воротник белой концертной рубашки.

— Ну что такое, Масюня? — капризно надула она губы. — Я не люблю, когда ты бука. Я здесь скучала, не могла дождаться, а мой малыш меня не замечает.

Максим скосил глаза и несколько секунд, словно прикидывая, изучал пышную белую грудь, упруго набухшую от сжатия между двумя телами, затем решительно произнес:

— Собирай вещи, поедете с Люсей в Москву. Прямо сейчас.

Венера подскочила от неожиданности:

— Куда это на ночь глядя? Вот еще! Что за дела? Никуда я не поеду.

Дверь отворилась, вошел Ярослав — запросто, без стука, как раз вовремя, чтобы услышать последнюю фразу. Максим высоко ценил в нем необыкновенную способность появляться в нужную минуту. Ярик часто спасал его от утомительных хлопот и объяснений.