Майкл Лайблинг - Терракотовый мальчик Страница 2

- В четырнадцать обнаруживаешь, что много о чем никогда не слышал.

- Точно знаешь? - выпалил он, тут же пожалев, что произнес это вслух.

- Да, - отрезала она тоном, означающим прекращение дискуссии. - И если ты такой умный, как тебе кажется, лучше помолчи, прежде чем скажешь что-нибудь, о чем потом по-настоящему пожалеешь.

Что, в самом деле, этот Рей Гудкинд о себе воображает? Болван! И почему она этого не замечает?

Там, где конкуренты гибли, оттесненные в сторону, их постройки зарастали кустарником и уходили под воду, «Курорт Гудкинда» умудрялся выживать. Истинно фольклорное собрание жизнерадостно раскрашенных фронтонов, водосточных труб и покосившихся ставен. Коллективное детище дюжины несостоявшихся архитектурных школ. Все виды крылечек и экзотических карнизов.

В главном корпусе, на стене напротив конторки администратора, висела красочная хроника. От основания в 21-м году до момента перехода отеля к Рею, «последовавшего за трагической смертью мистера Леонарда Гудкинда». Фотографии трех больших пожаров: август 33-го, июль 44-го и октябрь 68-го. Портреты надутых от гордости мужчин на фоне пойманных ими рыбин.

Перестроен. Заново профинансирован. Отремонтирован. Столько всего, что последняя инкарнация отеля Гудкиндов привела Рея и его «достойные восхищения уловители дыма и противопожарные системы» на обложку ежемесячника «Курортный менеджмент». ГУДКИНД - ВУНДЕРКИНД ОТЕЛЬНОГО БИЗНЕСА, трубил о нем августовский номер. Такой номер лежал у матери Орри на туалетном столике. Для Орри это была первая зацепка.

- И когда ты это прочитала? - спросил он.

- Тогда, когда парень с обложки дал мне это в больнице.

- Ты знакома с этим вундеркиндом? Правда?

- Угу. Он был моим пациентом.

- И что с ним случилось?

- Аллергическая реакция.

- На что?

- На арахис.

- Арахис?

- Угу. Чуть не умер. Он был в очень тяжелом состоянии, когда его привезли.

- А теперь?

- Поправился. Кстати, у тебя будет возможность познакомиться с ним. Он скоро придет в гости.

- В гости? К кому?

- Ко мне… - ответила она, тут же неуверенно исправившись: - К нам.

После чего Орри убедился, ежемесячник «Курортный менеджмент» лежит на туалетном столике лицом вниз.

Чем упорнее Рей старался завоевать его, тем меньше Орри хотел оказаться завоеванным.

- Считай себя постояльцем, Орсон, - сказал он, бедра развязно покачиваются, от него исходит запах лосося, которого подавали на обед. - Курорт в твоем распоряжении. До тех пор, пока ты подчиняешься правилам, конечно.

- Орри. Я же сказал, я Орри. Никто не называет меня Орсоном. - Он подошел поближе к стойке с велосипедами, делая вид, будто его заинтересовал старенький синий «Schwinn».

- Я знаю. Но, помяни мои слова, когда ты подрастешь, тебе захочется чего-нибудь более солидного. - Главная беда Рея заключается в том, что он знал все. Даже то, чего не знал.

- Так почему же вы не называете себя Реймондом?

Гудкинд захихикал, но веселье зависло в воздухе.

- Что ж, тут ты меня подловил, правда, меня зовут Рейборн, сынок.

- Я вам не сынок.

- Я не это имел в виду. Ты же понимаешь. - Он примиряюще протянул костлявую ладонь. Ну, Орс? Мир?

Орс? Чушь! Что-то новенькое. Орри выкатил велосипед.

- Мне пора.

Рей убрал руку в карман.

- Полагаю, к парикмахеру? Ты несколько зарос. Орри сделал вид, что не слышит.

- Я не придаю значения твоим словам, сынок, мы станем с тобой друзьями. Вот увидишь.

Орри вышел на протоптанную дорожку и забрался в седло, пробормотав:

- А орешков арахисовых не хочешь?

И не оглядываясь, закрутил педали по направлению к мини-гольфу «Форт Бампоу».

За третью лунку давали пять очков. «КОШМАР ВИГВАМА ТИКОНДЕРОГА». Если попасть точно в центр, из крыши вигвама пойдет дым, почти наверняка удар в одно касание. Но стоит смазать чуть вправо или влево, и мяч погибнет на гравиевом «рафе».

Орри ударил. Мячик стукнулся о стенку вигвама и отрикошетил к его ногам.

За спиной кто-то захихикал, но он не обернулся. Играть самому с собой и без того нелегко.

Он снова ударил. Мячик покатился вверх по наклонной плоскости, обессилел на полпути и безжизненно скатился обратно.

Хихиканье стало громче. Но он отказывался замечать его.

Еще попытка. Мячик отпрыгнул влево, с грохотом упал в лунку, прокатился через вигвам и оказался на «рафе».

- Ясно, почему ты играешь один. Иначе позора не оберешься! Он развернулся к своим мучителям, зная, что это они, те девчонки, которых он видел в первый день. Расплывшийся гном в дурацких очках и с огромными зубами. Вблизи даже хуже. И длинноногая, симпатичная девчонка. Вблизи даже лучше.

- Ты отвратительно играешь, - заявила гномиха с явным презрением, словно ее мнение должно было стать для него откровением. Говорит пискляво и в нос. Кастрат с сенным насморком. Он не смог определить ее возраст. Может, двенадцать, может, двадцать, может, бог знает сколько.

Он огрызнулся, используя запал, оставшийся после беседы с Реем:

- Подумаешь! Я же в первый раз, дай мне время. А ты сама-то чего так задаешься?

- А вот чего! - фыркнула она, мяч подкатился к метке.

- Покажи-ка ему, Кит! - воскликнула блондинка. Кит ему показала.

Из крыши вигвама повалил дым.

- Обычно это удар в одно касание, - заявила она, закатывая мяч в лунку. - Но сегодня, кажется, не мой день.

- Ладно, я сражен, - заявил он, изо всех сил стараясь не ощущать себя сраженным. Он подошел к четвертой лунке. «ОХОТНИК НА ОЛЕНЕЙ». Понадеялся, что гном поймет намек и отвяжется.

- Не бери в голову, - с улыбкой посоветовала блондинка. Орри передернул плечами, сомневаясь, искренне ли ее сочувствие. Он опустился на колени, от зелени рябило в глазах.

- «Фортом Бампоу» владеет отец Кит. Она часто играет. С прошлого вечера это уже одиннадцатый круг.

- Двенадцатый, Тесс, - поправила Кит. Широкая ухмылка во всю физиономию, верхняя губа едва не касается носа. И прямо в лоб: - Так когда умер твой отец?

Он застыл.

- А? Что? - По спине мурашки, в животе спазм. Кит раздраженно повторила, повысив голос:

- Вопрос несложный. Когда умер твой отец? Он кашлянул, ответил, выделяя каждое слово:

- Откуда ты знаешь про моего отца?

- Потому что у тебя такой вид, словно твой отец умер, - пояснила она.

Теперь писклявым голосом говорил он:

- Что ты хочешь этим сказать?

Никто ни разу не говорил об этом так грубо и прямо. Скончался. Почил. Ушел. На небесах. Переселился в мир иной. Покинул нас. Пусть даже «протянул ноги». Но ни разу - «умер». Никогда.

- Да ничего не хочу. Только то, что сказала! Он медленно поднялся, соображая.