Карина Шаинян - Тени за рекой Страница 2

Держит Личи сына на этом берегу, крепко держит, а моя тень все ближе… Но не зря я сердце рвала, чужую в доме терпела. Придумала – зазову тень Личину на наш берег, пусть поторопится. А там не долго ждать – или ядовитым шипом девка поцарапается, или на зверя наткнется, ягоду собирая – уж не мое дело. Тень зазову, и ладно. Человеку на одном берегу со своей тенью никак жить нельзя, придется Личи в последнюю лодку лечь.

Целуй-целуй… Лицо вон белое, руки рыбу не держат – близко тень к воде подобралась, идет на зов, торопится… Зря, что ли, вечерами на реку хожу, от страха ноги подкашиваются, а хожу. Выживет тебя тень – и будем мы с сыном снова вдвоем, не нужен нам больше никто. И на другой берег – в одной лодке…

Да что же ты – горшок уронила, руки твои кривые, ноги неходячие! Ну чего скорчилась! Всему тебя учи… Посмотри, сынок, какую нескладуху в дом привел! Ну ладно, ладно, знаю, что по любви, это я так, ворчу… старая я, сынок… и ты старый, куда нам за молодой девкой угнаться…

Как Кобард отдохнуть лег – Кан собираться начала, трав в мешок натолкала, теплый платок повязывает, а сама на меня смотрит. Смотрит, душу тянет, сердце проедает. Слезы в груди кипят, а наружу не выпустить. Спросят – о чем плачешь, глупая женщина? А я и ответить не смогу, не поверит никто, что Кан мою тень уже к самой реке притянула.

Страх мне все нутро выел, ум проглотил. Хотела уж бежать в те места, откуда ветер налетает, где леса нет, а люди странные. Страшно, конечно, да только страх тот – добрый, от него жить хочется. Сыро здесь, темно, люди все мхом поросли, и души наши, и ум, в волосах мох, вместо жизни – мох да гниль лесная. Лучше о Кобарде всю жизнь на ветру плакать, чем скользкий страх на спине носить, болотным туманом дышать. Но не дойти мне до чужих мест, – тень меня догонит, сгину в гнилом лесу, в болотном тумане задохнусь.

А Кан все смотрит, беззубым ртом улыбается, к реке не торопится.

– Скоро, – говорит, – твоя тень придет. Надоела ты нам – и мне, и Кобарду. Неумеха ты, и лицо невеселое, только тоску наводишь на моего сынка. Пора тебе на тот берег плыть.

Еще один теплый платок на плечи накинула и на реку ушла. А я думаю – если правду старуха говорит, то зачем мне на этом берегу оставаться? Самой жизни нет, и из Кобарда милого жизнь тяну, нет ему со мной радости, зачем только в дом брал?

Вышла на порог – Кан к реке ковыляет, мешок с синими цветами тащит. В дом заглянула – Кобард у печи спит, лицо усталое, грустное, сам как тень. Тошно мне стало, так тошно, что даже страх ушел…

Прибегает нынче Кобардова жена, та, у которой в голове ветер. Глаза горят, волосы шевелятся. Сделай, говорит, мне последнюю лодку. Чем хочешь заплачу – только сделай, вот прямо сейчас иди черные ветки режь.

Да что ж ты, говорю, совсем сдурела, на тот берег собралась? Тень твоя нескоро придет, успеем тебе лодку сделать, вон какая ты молодая, ладная … А она мне – хочу, мол, лодку красивую, чтобы мне по нраву пришлась. Когда тень за мной придет – не до того уже будет, не уследишь…

Я ей – да что ты, Личи, сделаю тебе красивую лодку, уж не беспокойся. Только не сейчас, а когда тень придет. Сама подумай – когда еще тебе на тот берег, сколько раз осенние туманы лодку оближут, сгниет ведь!

Нет, уперлась, сама хочет на лодку посмотреть, маслом, говорит, намажу, в сухой комнате повешу, буду коренья в ней хранить и листья, чтоб вкусно пахла. Не хочу, говорит, в обычной лодке на тот берег плыть, уж больно от черных ветвей дух тяжелый, а я девушка красивая, мне и оправа красивая нужна…

А сама все смеется, зубами сверкает, глазами сердце щекочет. Чем хочешь заплачу, шепчет, у меня волосы мягкие, бедра горячие, а за что ты мне лодку раньше времени сделал – моему мужу знать не надо. Заглянул ей в глаза – а там тоска пополам с огнем плещется. Зажмурился я от страха, ум комочком в животе свернулся, телу говорит – что хочешь делай, а меня здесь нет…

Вот хожу теперь по берегу, черную лозу режу, от людей прячусь – спросят, зачем, как отвечу? Никто в селе не помер, никого на за реку отправлять не надо, скажут, с ума сошел лодочник, тени раньше времени зовет. Чую – не к добру это все, да закрутила меня девка, обещала, как лодку сделаю, снова прийти, – кто ж откажется?

Спустился к реке сети проверить – и что же? Личи моя дальней тропой идет, черную лодку на спине тащит, шатается, как веточка под дождем. Тропа к берегу чуть ниже выходит, по ней ходят редко – только когда провожают кого. Там последним лодкам отчаливать удобно – теченье подхватит, покрутит, да к тому берегу и прибьет. И зачем Личи по этой тропе ходить, да еще с лодкой? Совсем ветер в голове разгулялся!

Я по бережку, да по воде, ноги промочил, в тине измазался, спешу к жене, кричу – что ж ты делаешь! А Личи в ответ только волосами встряхнула, как всегда, когда спорить собирается. Я кричу, ругаюсь, а она лодку на воду спускает…

Добежал – а Личи уже в лодке стоит. Присмотрелся – лодка последняя, по всем правилам сделана. У меня от страха язык отнялся. На том берегу туман над самой рекой, да такой густой, что за ним деревьев не видно – только корни в воде полощутся. Туман щупальца тянет, клочки от него отрываются, в тень складываются. Я руками лицо закрыл – нельзя человеку смотреть, как тень через реку плывет, не положено людям такое видеть… Личи говорю – отвернись, глупая женщина, вылези из лодки, может и обойдется!

А она смеется! Открой глаза, говорит, открой глаза, посмотри на меня последний раз, любимый. Помоги мне в последний раз. Оттолкни лодку – пусть меня на тот берег несет. Так твоя мама захотела, ты же сын добрый, послушный, оттолкни лодку!

Посмотрел я на Личи – как она стоит в лодке, смеется, и волосы вьются, будто на ветру – а ветра-то и нет. Посмотрел на реку – а по воде тень Личина плывет, вроде и туман, а вроде как и Личи. Вздохнул глубоко – в грудь холодный воздух ворвался, соленый, нездешний.

А Личи глазами сверкает, ну же, говорит, толкай! Я в борт уперся, все силы напряг – пошла лодка, подхватило ее течением. А я тут же на берегу упал. Хочу от ветра укрыться – а не могу, сил нет на ноги встать. Хочу глаза закрыть – а не могу, смотрят глаза, меня не спрашивают. Смотрят, как Личи на середину реки выплывает. Смотрят, как руки к тени тянет, а тень – к Личи. Смотрят – обнимает Личи тень, как будто сестру встретила… А чужими местами все слаще пахнет, ветер все сильнее, закрутил лодку, подхватил и вниз по реке погнал, не дал течению к тому берегу прибить. Так и уплыла лодка черная, последняя, а в ней Личи нет – только тень ее, и тени нет – только Личи, живая, настоящая. Уплыла в чужие места, где лес не растет, небо не закрывает, где не болотом пахнет, а сухими травами…