Брайан Ламли - Ужас в Оукдине Страница 2

— Не сбежать, — подтвердил Барстоу, отводя взгляд в сторону. — Просто я чувствую себя… как-то уверенней с этой штукой. Ведь никогда не знаешь, чем все обернется, верно я говорю?

Поднимаясь по лестнице, Спеллман все размышлял о дубинке старшего коллеги. Если кто-нибудь из руководства клиники узнает о ней, Барстоу ждут нешуточные неприятности. Впрочем, вряд ли он способен чем-то навредить пациентам: даже если дубинку просунуть в глазок смотрового окошка, обитателю палаты достаточно лишь прижаться к задней стене, чтобы избежать побоев. Нет, очевидно, санитар не лжет: палка придает ему уверенности в себе, только и всего.

Но тотчас же Спеллману вспомнились крики, которые он слышал всякий раз, как в подвальных помещениях дежурил Барстоу. Более того, и в ту ночь — даже когда он находился на втором этаже, в незапертых палатах смирных пациентов и в коридорах между ними — до Мартина долетали из Преисподней приглушенные, сдавленные звуки…

Ближе к концу октября поиск материалов для будущей книги привел Мартина Спеллмана к особой категории случаев — помрачениям ума, вызванным воображаемыми «чужеродными» силами. Он разглядел между несколькими документально подкрепленными случаями четкую связь — связь, которая была особенно интересна тем, что фантазии, мечты и навязчивые идеи пациентов походили друг на друга как две капли воды.

Взять, к примеру, пресловутый случай Джо Слейтера,[1] охотника из Катскильских гор, лунатические действия которого в 1900–1901 годах, похоже, имели причиной воздействие не столько луны, сколько некоего небесного тела, находившегося далеко от орбиты спутника Земли. Правда, на взгляд Спеллмана, достоверность этого случая была подпорчена настойчивыми утверждениями летописца событий, что на самом деле в Слейтера вселилось сознание какого-то инопланетного существа. Кроме того, Мартин познакомился с историей немецкого барона Эрнста Канта, который вплоть до своей ужасной и необъяснимой смерти в одном из сумасшедших домов Вестфалии верил, что всеми его безумными поступками руководит некое существо, называемое им «Йиб-Тстл». А вот как выглядел этот Йиб-Тстл: «…огромное, черное, с извивающимися грудями-щупальцами и анусом на лбу, существо с черной кровью, чей мозг насыщается собственными испражнениями…»

Помимо этого, Мартину попались и совсем недавние наблюдения доктора Дэвида Стивенсона за некой Дж. М. Фрит, женщиной-зоофагом, которая заявляла, что намерена поглотить столько живых существ, сколько влезет. Сначала она, подобно Ренфилду Брэма Стокера, скармливала мух паукам, пауков ласточкам — и, наконец, пожирала этих самых ласточек! Как и стокеровский маньяк, она просила себе кошку, но по понятным причинам в просьбе было отказано. Странные фантазии этой сумасшедшей проистекали из её убежденности в том, что за ней следит некое сверхъестественное «божество», которое в конечном итоге освободит ее. Навязчивые идеи мисс Фрит и ее маниакальное стремление пожирать живые существа были отнюдь не единственными в свое роде: Мартину попалось еще несколько подобных случаев.

И снова, на сей раз из архивов некоего сумасшедшего дома в США, юноша извлек еще одну ужасную историю — о пациенте, который до своего бегства и последующего исчезновения семь лет назад, в 1928 году, был полностью уверен в собственном бессмертии, а также в том, что «вечно пребудет в У'ха-нтхлей, среди великолепия и чудес…» Его судьбу (в чем он ничуть не сомневался) определили «Глубоководные, Дагон и Повелитель Ктулху» — последнего он вечно будет прославлять, а первым — исправно служить, что бы ни значили эти имена! Объяснение причудливым фантазиям больного все-таки нашлось. Он имел явно выраженную рыбоподобную внешность — выпученные глаза, чешуйчатую кожу. Врачи пришли к выводу, что эти физические аномалии подтолкнули его к излишне частым и продолжительным погружениям в мифы и легенды, в которых фигурировали боги океана. В этой связи представлялось вполне вероятным, что его «Дагон» был тем самым божеством в обличье рыбы, которое филистимляне и финикийцы знали под именем Оанн.

Таким образом, по мере того как одна неделя сменяла другую, изыскания Мартина Спеллмана принимали все более специфический и узконаправленный характер. Однако даже в самых смелых мечтах он не мог предположить, что в одной из палат Преисподней находится человек, история болезни которого была столь же странной, как и случаи, изученные им во время работы над будущей книгой…

В середине ноября, прослышав о новом курсе, который приняли исследования практиканта, доктор Уэлфорд пригласил Спеллмана ознакомиться с историей болезни Уилфрида Ларнера. Ларнер, на вид самый тихий и беззлобный обитатель Преисподней, мог в считанные мгновения превратиться в дикое, неуправляемое животное. Кроме того, случай Ларнера, по-видимому, уходил корнями как раз в те «чужеродные» сферы, которые так волновали Мартина.

Вот как получилось, что Мартин Спеллман — сидя в своей комнате, расположенной точно над подвалом, — подробно ознакомился со случаем Ларнера, а уж тогда ушел в него с головой. В частности, у него вызвали интерес упоминания о некой «Черной книге», так называемой «Хтаат Аквадинген». Предположительно речь в ней шла о мифических обитателях рек, озер и океанов, а также прочих «демонах» менее очевидного происхождения. Вероятно, во многом из-за этой книги Ларнер и лишился так стремительно рассудка десять лет назад. Согласно имевшимся в папке документам, этот опус — в частности, содержащиеся на его страницах намеки, а подчас и совершенно богохульные откровения — вряд ли мог пойти на пользу такой чувствительной и мечтательной натуре, как Ларнер.

Вряд ли стоит упрекать Спеллмана за то, что он не узнал название книги — «Хтаат Аквадинген». Известно оно было лишь горстке людей, преимущественно эрудитам-антикварам, исследователям редких и древних фолиантов, а также знатокам оккультных наук! Действительно, на тот момент во всем мире существовало лишь пять экземпляров этого редкого труда. Один — в частной библиотеке некоего лондонского коллекционера. Еще один — под падежной охраной — вместе с «Некрономиконом», «Фрагментами Г'харне», Пнакотикскими рукописями, «Liber Ivonis», жуткими «Культами Гулей» и «Откровениями Глааки» — в Британском музее, третий и четвертый — в еще более загадочных и малодоступных местах. Что касается пятого экземпляра, то в скором времени ему было суждено волей случая попасть в руки Мартина Спеллмана.

До того как сестра поместила Ларнера в клинику, сумасшедший также собрал коллекцию вырезок из газет со всего мира — вырезок, которые нездоровой человеческой душе могли внушить беспокойство.