Евгений Некрасов - Большая книга ужасов – 67 (сборник) Страница 20

С улицы во двор вошел Толстый, шуганул петуха, взбежал на крыльцо и показал мне кулак. При дневном свете оттуда не видно мое место за столом, я проверял. Но Толстый знал, что я дома, обедаю и пялюсь от скуки на его двор. Поэтому он показал мне кулак, покрутил у виска, сделал «большие уши» сперва ладонями, а потом крышками от бидонов, стоявших на крыльце. При этом он корчил рожи. Красиво и самозабвенно, я так не умею. Я взял из раковины замороженную курицу, нацепил на нее посудную мочалку вместо балетной пачки и стал изображать в окне «танец маленьких лебедей». Толстый беззвучно заржал и удрал в дом.

За спиной покашляла мать:

– Поел? Давай брысь отсюда!

– Я тебя тоже люблю.

Я скинул в раковину курицу и тарелку и пошел одеваться. За окном тянулась наша узенькая улица, конечно, она называется Центральной. В доме напротив за темными стеклами Толстый, как и я, собирался в поход. Через два дома (мне отсюда не видно) собирался Лом. Мы толком не знали, куда идем. Нас тянуло к неведомому и страшному, потому что мы глупые были. Сейчас пишу – и самому страшно, а тогда… Ничего мы тогда не боялись, нам было любопытно, и все. Любопытство кошку сгубило.

В лесу кричали птицы, как будто утро, а не ночь, гулял ветерок, в общем, все говорило о том, что мы еще далеко от той поляны.

– Может, здесь остановимся? – ныл Толстый. – Далась вам эта аномальная поляна! Может, и нет там ничего такого. Физичка показала приманочку, чтобы резвее бежали, а вы купились.

– Вот мы и хотим это выяснить! – буркнул Лом. – Впрочем, тебя никто не держит, можешь идти домой.

Толстый обиженно засопел. Я тоже устал, но помалкивал: спорить с Ломом занятие неблагодарное. Да и место то меня тянуло к себе. Я не знаю, что это было: простое любопытство или правда магия аномальной зоны, но мне до скрежета зубовного хотелось еще раз побывать на той поляне. И мой сон…

– Слышишь, Лом! А тебе ничего тогда не снилось? Ну в том походе, помнишь?

– Да муть какая-то.

– Старуха?

– Да вроде.

– Говорила «Уходи отсюда поскорее!»?

– Ты что, подглядывал?

– Ой! Ребят, может, не пойдем? – Толстый даже остановился. – Мне тоже снилась та старуха…

– Угу. – Лом шумно наступил на сухую ветку. – Я, если хотите, узнавал про ту поляну. Отец говорит: там жил людоед. Настоящий, из страшных сказок. Вот вам и старуха без лица. Сожрал.

– Шуточки у тебя! – ворчал Толстый.

А я поверил. Лом так просто глупости говорить не станет. И отец его тоже не из болтунов.

– В войну такое было, я читал. Когда людям жрать нечего, они как звери друг на друга кидаются.

– Не-а. Это был людоед не от голода, а от любви к искусству. Еще до революции жил. И выходил на промысел по ночам. Мог в дом забраться так, что никто не слышал. Так встаешь утром – а бабки нет. Или ребенка. Только весь двор кровью изгваздан. Сперва на волков думали, да только не было в лесу волков. Как только этот дядька у леса поселился, весь зверь тут же и ушел. И собаки каждую ночь выли, пока не околели все. Они ведь чуют.

– Ты говорил, он на той поляне жил.

– Лес тогда меньше был. А может, он и правда жил в лесу, какая разница. Людоед был, факт. Отцу его прабабка рассказывала, а она видела, как люди пропадали. Как их потом находили обглоданными, только зверя никакого не было. Зато был колдун…

– Он еще и колдун?!

– Может, враки, – пожал плечами Лом. – Время-то какое было: если ты чем-то отличаешься от других, то сразу – колдун! А он все травки собирал, и мясо варил, и все пытался им всех накормить. И если кто ел, тот пропадал бесследно. Съеденных находили – то, что от них осталось. А тех, кто сам у колдуна обедал, не находили вовсе.

– Ты говоришь, он был людоед… Кто ж к нему пойдет!

– Ходили, куда деваться! За лечением, приворотами-отворотами. Колдун в деревне тогда был обычным делом. Только нашей деревне не повезло – наш еще и людоед был.

– И что, прям видели, как он кого-то жрет? И ничего ему не сделали?

– Я тоже не понял этот момент. Отец говорит, что людей находили обглоданных и думали все на того мужика, потому что зверя в лесу не было. Думаю, он был оборотень или вроде того. Сторонились его все. Потом в революцию его убили и дом сожгли. Поэтому то место до сих пор выжженным кажется.

Все замолчали. И лес как-то сразу стих: не пели птицы, не трещали ветки, и ветер не дул. Лом повел вокруг своим фонариком и сказал:

– Пришли.

Мы стояли аккурат в центре той поляны. Место и впрямь выглядело будто выжженное – как я раньше не понял? Я не знаю, когда мы успели сюда добраться: минуту назад вокруг были живые деревья и звуки леса. Толстый робко смотрел на оцепление из мертвых деревьев и бубнил под нос:

– Как мы здесь оказались?

– Спокойно, Санек! Дядя Лом всех спасет. Здесь разожжем костер. Нечисть боится огня, я читал. Палатку поставим поближе. Спать будем по очереди.

– Зачем? – ворчал Толстый. – Ну если ты уверен, что знаешь правду, чего тебе еще, а?

Лом так и замер с рюкзаком на одной лямке:

– А тебе самому не интересно, Толстый? В твоей родной деревне, у тебя под толстым носом такая поляна, а ты… Может, в нашей жизни уже не будет ничего интереснее. Может, наша деревня больше ничем таким не отличится. Может, был колдун. А может, не было, может, здесь химическое оружие испытывали и завтра мы все умрем, как обещал лесник… Может, у нас тут Припять в миниатюре, а мы живем и не знаем!

– И ты хочешь проверить это не только на себе, но и на нас.

– Трусов не держу, – Лом широко повел рукой, показывая на ночной лес.

Мы ставили палатку, Лом воевал с костром. Обычно он зажигает с одной спички, а тут возился, наверное, полчаса. Мы уже палатку поставили, а он все возился. Поджигал бумажку, бумажка гасла. Поджигал еще раз, бумажка загоралась, подносил к хворосту – гасло все. При том что ветра не было, ни ветерочка, что само по себе аномально.

– Сырое, что ли, все? – ворчал Лом, ковыряясь в рюкзаке.

– А я говорил, пошли отсюда!

Толстого он не слушал. Он достал из рюкзака стеклянную бутылку с накручивающейся пробкой и плеснул на ветки:

– Сейчас как миленький загорится!

Запахло бензином. Костер действительно вспыхнул. Пламя взметнулось почти на метр, но тут же осело и загорелось ровно, как надо. Поляна и мертвые стволы озарились желтым светом, и наши тени у костра вымахали размером с дом. На секунду мне показалось, что их больше трех, но пригляделся: нет, все нормально.

– Водички принесите, – нарочито небрежно бросил Лом, и я понял, что ему тоже не по себе.

– А сам?

– За костром следить буду. Боишься – так и скажи.

– А кто не боится? Ты?

– Как вы мне надоели! – Лом взял котелок, фонарь и пошел через поляну к ручью. Надеюсь, хотя бы в правильную сторону пошел. Там ходу минут пять, заблудится Лом только так.