А. Мурэт - Королева Виктория — охотница на демонов Страница 20

Она слышала, конечно, об ужасающей нищете в Лондоне, но ее хватало и в деревнях. Она сказала себе тогда и потом не раз и не два повторяла свою клятву, что, будучи королевой, сделает частью своих обязанностей помощь людям, обделенным судьбой.

Но ведь чтобы помогать им, нужно их доверие, и потому она спрашивала себя теперь, не было ли оно уже подорвано какими-то ее глупыми, самоуверенными действиями.

Или, возможно, тут крылось что-то иное.

Может быть, вредительство было работой тех темных сил, о которых ей говорил лорд Мельбурн, и мысленно она возвращалась к тому самому первому дню своего царствования, когда состоялся разговор с премьер-министром — к той минуте, когда он сказал ей: «В таком случае, нет, Ваше Величество, у нас нет доказательств даже для подозрений, что сэра Джона как-либо используют в действиях против Вашего Величества».

За два прошедших года она успела оценить своего премьер-министра и проникнуться к нему самой горячей симпатией и доверием. Про себя она теперь называла его Лорд М, взаимопонимание между ними установилось, несомненно, полное, однако в мыслях она часто возвращалась к тому самому моменту во время их первой встречи, и все ее раздумья можно было свести к одному: Лорд М мне тогда солгал.

«Вы не должны доверять никому, мэм», — сказал он ей.

«И даже вам, дорогой Лорд М», — печально думалось Виктории.

Эти мысли не покидали ее, пока она одевалась и потом, когда она отправилась, по уже сложившемуся обычаю, на прогулку возле дворца.

Хотя ее сопровождала баронесса Лезен, разговор не поддерживался — Виктория пребывала одна в своих мыслях, глядя на клубочки пара от дыхания, таявшие в морозном воздухе.

Почему она проглотила эту ложь Мельбурна, спрашивала она себя? Наверное, потому что с радостью предпочла укрыться под сенью своего положения монарха — укрыться от некоторых весьма неприятных аспектов борьбы, имевшей место в империи. Одной-единственной встречи с демоном ей хватило, чтобы дела такого рода передать полностью в ведение премьер-министра и Корпуса защитников.

Но, как она подозревала, это укрытие было призрачным. Хотя бы потому, что от тайной войны между силами добра и силами тьмы больше всего защищен человек простой и обычный. Как это говорится? Блаженное неведение, так что ли? А она уже знает, и вот теперь ей приходится только шагать и спрашивать себя, какой толк от подобного положения дел. Вместо того чтобы просто поверить, что окна разбили вандалы, — а к такому выводу, несомненно, пришло большинство тех, кто жил и работал во дворце, — она, при всех своих советниках-министрах и королевских защитниках, охвачена страхом, близким к паранойе. Даже не просто страхом, а это именно была странная смесь бессильного страха и одной навязчивой мысли. Что, может, она, Виктория, еще такая молодая и, как говорится, с «телом беззащитной и слабой женщины», против демонов?

Утешало, по крайней мере, одно: в последние два года активности демонов не наблюдалось, определенно ни о чем таком не говорилось. Хотя что-то должно будет скоро произойти, предостерегал премьер-министр. Под конец периода спокойствия они часто устраивали опустошительные нашествия. Уже теперь по берегам Темзы то и дело находили более чем подозрительные человеческие останки, наводившие на мысль, что их покусали какие-то адские псы или еще какая-нибудь нечисть. Но было ли то делом выходцев из ада или недочеловеков, никто с уверенностью сказать бы не смог.

Лорд Мельбурн однажды сказал ей с грустью, после того как сообщил о семье, где родился ужасающий младенец-урод: «Порой, Ваше Величество, я задаюсь вопросом, действительно ли человечеству так сильно нужна помощь адских сил в том, чтобы оно вредило самому себе?»

Не то чтобы придворная жизнь была так уж скучна в отсутствие нашествий демонов. Во дворце имела место другая тайная война: она велась между королевой и ее матерью.

Виктория, не желавшая простить матери ее дружбу с сэром Джоном Конроем, при переезде двора из Кенсингтона в Букингемский дворец распорядилась, чтобы герцогине отвели апартаменты подальше от ее собственных. Мать рассердилась — было очевидно, что она все еще надеялась на свою долю влияния в делах королевства. Герцогиня пыталась поговорить с Викторией, писала гневные записки, в которых требовала допустить ее для личной встречи. В ответ Виктория, в свою очередь, писала записки с одним-единственным словом «занята».

Герцогиня, конечно, присутствовала на коронации. Церемония была долгой и путаной, и… если уж начистоту, то и Виктория часто ошибалась из-за отсутствия точных инструкций, пока не случилось нечто из ряда вон выходящее.

Нечто такое, о чем она позже размышляла. Скорость. Она открыла в себе быстроту реакций, в ней хорошо работал инстинкт.

Дело было так: когда престарелый лорд Ролле приблизился к Виктории, чтобы встать на колено перед новым монархом, он оступился. Она мгновенно, в тот же самый момент, устремилась вперед, протягивая к нему руку. Однако сама оступилась и невольно вскрикнула, что превращало ее движение в нечто уже совершенно невообразимое для церемониального этикета.

Бедный лорд Ролле кубарем покатился вниз по ступеням. Все замерли в полном шоке. Все присутствующие подумали о протоколе. И тогда королева скоренько поднялась и бегом, очень быстро спустилась к подножию лестницы, что привело ее придворных дам в состояние легкой паники. Она наклонилась, помогая старому лорду, и этот спонтанный жест уже сопровождали аплодисменты, начатые лордом Мельбурном.

Вестминстерское аббатство никогда еще не было свидетелем ничего подобного. Виктория же думала лишь о том, что она могла бы успеть схватить Ролле, не дать ему упасть — ей ведь хватало скорости, чтобы сделать это, — однако она не успела, потому что…

Почему же?

Потому что какой-то иной инстинкт велел ей не делать этого.

Затем наступил момент, когда новой королеве надели корону, и по сумрачному залу пронеслось мерцание: это присутствующие пэры надели свои короны. Зазвучали трубы, снаружи раздались пушечные выстрелы, оповестившие всех и вся, что Англия получила свою новую королеву.

И в эту минуту она посмотрела наверх, где в Вестминстерском аббатстве имеется галерея, и увидела там свою мать, поднесшую к лицу сведенные вместе кисти рук. А возле матери стоял сэр Джон Конрой, и руки у него были заведены за спину, волосы свисали, будто хвост у пони, на скулах залегли глубокие тени, глаза были совсем черными.

Виктория сдала на хранение корону, державу и скипетр; с полным самообладанием и достоинством вернулась к своей карете, миновала улицы Лондона, заполненные ее подданными (пока еще улыбающимися и радостно машущими ей), вошла в Букингемский дворец.