Стивен Кинг - Кошачье кладбище Страница 21

НЕ БЕДА. Я ДОМА. В ПОСТЕЛИ. ЭТО СОН, ПУСТЬ СТРАШНЫЙ, ПУСТЬ ЯРКИЙ. УТРОМ Я ТОЛЬКО ПОСМЕЮСЬ НАД НИМ, ВСЯ ЕГО НЕСУРАЗИЦА ВЫЯВИТСЯ.

Он поморщился, оцарапавшись о ветвь. Вперед. Виден лишь силуэт Паскоу. Ужас, напитавший Луиса, вдруг сгустился, затвердел, точно гипс под рукой ваятеля, и Луис на мгновение прозрел. Я ИДУ ЗА МЕРТВЕЦОМ. ОН ВЕДЕТ МЕНЯ НА КОШАЧЬЕ КЛАДБИЩЕ. И НИКАКОЙ ЭТО НЕ СОН. ВСЕ НА САМОМ ДЕЛЕ! ГОСПОДИ, ПОМОГИ!

Они перевалили первый лесистый холм. Тропа виляла меж деревьями и уводила в кусты. Начинались топкие места.

А сапог-то нет. Луис месил жидкую грязь, оступался, хватался за кусты, с неохотой отпуская спасательные ветви, под ногами чавкало, из-под пальцев ног выстреливали фонтанчики грязи.

Тщетно пытался Луис уверить себя, что это сон.

Вот и поляна. Луна выглянула из-за темных, косматых облаков, затопив кладбище мертвенным светом. Явно выступали столбики, колья с табличками, щербатые плиты сланца, жестяные квадраты — наверное, их вырезал кто-то из старших. Они отбрасывали черные, четкие тени.

Паскоу остановился подле таблички КОТ ДЫМОК. ОН БЫЛ ОЧЕНЬ ПАСЛУШНЫЙ, повернулся к Луису. Ужас, невыразимый ужас наполнил душу Луиса, казалось, еще немного, и он лопнет, разорвется на куски от невыносимого и безжалостного давления изнутри. Паскоу улыбался. Окровавленные губы, мертвый оскал. Луна выбелила загорелое лицо парня — оно казалось посмертной маской. А мертвому телу недоставало савана.

Паскоу поднял руку и указал. Луис взглянул и обмер. Сцепил пальцы в кулак, прижал ко рту. Глаза выпучились, он застонал от страха, по щекам непроизвольно покатились холодные слезы — видно, ужас и отчаяние достигли предела.

Куча валежника, от которой Джад Крандал с тревогой отогнал Элли, превратилась в огромную груду костей. Они шевелились! Луис слышал, как клацают мертвые челюсти, хрустят и пощелкивают, постукивают одна о другую берцовые, тазобедренные, плечевые кости. Он увидел оскаленные черепа людей и зверей. Шевелились мертвые белые костяшки пальцев…

И вся огромная куча будто медленно ползла навстречу.

Паскоу стал приближаться. Все отчетливее видно его суровое, окровавленное лицо. Луис чувствовал, что сознание вот-вот покинет его. Неотступно крутилась мысль: ЗАКРИЧИ И ПРОСНЕШЬСЯ! НЕ БЕДА, ЕСЛИ РАЗБУДИШЬ ЖЕНУ, ДЕТЕЙ, СОСЕДЕЙ, ВСЮ ОКРУГУ. КРИЧИ И ПРОСНЕШЬСЯ! КРИЧИ И ПРОСНЕШЬСЯ…

Но он потерял голос. Изо рта вырывался лишь легкий парок с присвистом, будто у малыша, который учится свистеть.

Паскоу подошел и заговорил:

— Этот ход запретный, — и взглянул на Луиса, павшего на колени. Нет, не сочувствие, как поначалу подумалось ему, читалось во взгляде мертвеца. А лишь безграничное пугающее терпение. — Не переступай этот барьер, доктор, как бы тебе ни было нужно. Его нельзя трогать. Запомни: здесь сокрыты силы куда более могущественные, чем ты способен представить. Силы эти здесь испокон веков. И они ждут своего часа. Запомни!

Луис вновь попытался закричать. Не вышло.

— Я пришел как друг, — продолжал Паскоу.

Впрочем, не ослышался ли Луис? Впрямь ли парень сказал «как друг»? Ведь говорил он будто на чужом языке, и Луис понимал его чудом, столь нередким во снах. И слово «друг» могло оказаться лишь домыслом измученного воображения, а Паскоу сказал нечто похожее, но другое.

— Доктор, близок твой конец и конец тех, кого ты любишь. — Паскоу стоял совсем рядом, Луис чуял запах смерти, исходивший от него.

Паскоу протянул к нему руку…

А кости клацают, скрипят, стучат, — от этого можно сойти с ума.

Луис отшатнулся от протянутой руки, падая, схватился за какой-то кол, повалил наземь.

Паскоу нагнулся, лицо его, казалось, заполонило все небо.

— Запомни, доктор!

Луис открыл рот, пытаясь закричать, но перед глазами все закрутилось… Даже теряя сознание, он слышал хруст и клацанье в груде шевелящихся костей на залитом лунным светом ночном кладбище.

17

Нормальный человек засыпает за семь минут, а просыпается, если верить учебнику физиологии, за пятнадцать-двадцать. Сон — как озеро, куда легче нырнуть, чем вынырнуть. Просыпается человек постепенно, переходя от глубокого сна к легкому или, как его еще называют, «быстрому». Спящий в состоянии слышать, даже отвечать на вопросы, не сознавая этого. А проснувшись, забывает, а если и помнит кое-что, так приписывает сновидению.

…Стук и клацанье преследовали Луиса, становясь все громче, к ним добавилось лязганье, будто били железным по железу. Удар! Кто-то вскрикнул. Опять лязгнуло… Что-то покатилось? Да, конечно, с готовностью подхватил эту мысль выныривающий из сна мозг. Пусть катятся к черту все эти кости!

До него донесся голос дочки:

— Держи, Гейдж! Лови скорее!

За этим — довольное гуканье малыша. Луис открыл глаза и увидел потолок спальни.

Он лежал не шевелясь, упиваясь тем, что видел и слышал вокруг, — благословенной явью. Все кончилось, он дома!

Значит, приснилось! Пусть страшное и правдоподобное — но приснилось. И теперь захоронено далеко в подсознании.

Опять что-то лязгнуло. Так это же наверху дети катают машинки Гейджа.

— Лови, Гейдж!

— Лови! — выкрикнул малыш легкое слово. — Лови, лови, лови!

Вот затопали маленькие босые ножки. Послышался смех.

Луис повернул голову — неубранная кровать Рейчел пустовала. Солнце уже высоко. Взглянул на часы — почти восемь! Рейчел не разбудила его вовремя. Может, нарочно?

Раньше он бы рассердился, но сегодня… Глубоко с наслаждением вздохнул. До чего ж хорошо лежать дома в постели, глядеть на солнечный квадрат на полу, каждой клеточкой своего существа смакуя явь. В лучах солнца кружились пылинки.

Рейчел крикнула снизу:

— Элли, бегом завтракать, сейчас автобус придет!

— Иду! — И быстро-быстро затопали ножонки по полу. — Держи машинку, Гейдж! Мне в школу пора!

Гейдж возмущенно заорал. Всех слов не разобрать (да Гейджу их и не выговорить), очевидно одно: Элли должна остаться и поиграть с ним еще. А ее образование отложится на денек.

Снова заговорила Рейчел:

— Эл, будешь спускаться, загляни к папе, растолкай соню.

Элли вбежала в спальню. Красное платьице, волосы собраны в хвостик.

— А я и не сплю, доченька. Беги-ка скорее вниз, а то опоздаешь.