Алексей Федотов - Наследники Ост-Индской компании Страница 21

— Конечно, — подтвердил отец Аристарх.

— Вот что писал митрополит Антоний о своих прихожанах: «Наши верующие гораздо живее, чем верующие других исповеданий, потому что быть православным среди моря инославных требует выбора и решимости. Прихожане едут два–три часа в церковь и столько же обратно. Самое простое – пойти в соседний англиканский или католический или протестантский храм, — нет, приходят. И поэтому люди, которые встречаются в церкви, все знают, что у них одна вера, одна духовная традиция, что они пришли в этот храм не потому что он самый близкий или удобный, а по убеждению».

— А что он говорил о священстве? – спросил архимандрит Петр, наливая себе коньяк. – Говорят, он считал, что между духовенством и мирянами нет никаких различий?

— Он писал об этом так: «В ранней Церкви расслоения между духовенством и мирянами не было в том смысле, что было одно живое тело, в котором все члены (апостол Павел об этом подробно говорит) имели различные функции. Но функция – это одно, а сан и возвышенность – это совершенно другое. А если уж говорить о сане и высоте, то надо помнить слова Христа о том, что никто большей любви не имеет, как тот, кто жизнь свою отдаст за ближнего своего. Это у нас пропало в значительной мере, если не совершенно, потому что мы влились в светские структуры». «У нас нет такого чувства величия епископа или какой‑то его отдаленности: живем вместе. И потом, я живу гораздо проще – слава Богу! – чем приходится жить архиерею в России, где у него большая административная работа и вообще сложная жизнь. У нас собор, в соборе сторожка, я в этой сторожке живу, я на себя готовлю, я свою комнату чищу, я на себя секретарствую – и блаженствую, потому что это единственное, что остается у меня от монашества, говоря о внешней стороне».

— То есть священник должен быть и за сторожа, и за повара? – уточнил архимандрит Петр.

— Прямо как я, — улыбнулся иеромонах Онисим, который принес первое. Правда, кроме отца Петра есть пока никто не стал.

— В Англии нормально, чтобы священники работали помимо своего служения, — сказал отец Василий. — Митрополит Антоний пишет: «И вот я предложил – и это было принято одним за другим нашими священниками – что каждый, кто будет посвящаться, будет сам себя содержать работой, а приходской пастырской работе отдавать все – в пределах разума – свое свободное время. Наши священники рассматривают необходимость заработка не как несчастье, а как замечательную возможность расширять свою пастырскую деятельность. Причем не «обращать» в Православие, а давать изнутри Православия все богатство, которые люди могут воспринять, до момента, когда они воспримут само Православие. Или, если не воспримут, они во всяком случае уходят обогащенными тем, чего раньше у них не было». И далее: «Но что совсем не оправдывается, по–моему, это положение священников, у которых не хватает работы, а они все‑таки живут за чужой счет, — это ужасно разрушительно».

— Я живу ужасно разрушительно! – усмехнулся архимандрит Петр.

— У вас совсем другой путь в Церкви, — сказал ему отец Аристарх. – В вас очень много доброго. Митрополит Антоний пишет для таких, как я…

Поняв, что это сказано искренне, настоятель поинтересовался:

— А правда, что священников у него для рукоположения выбирал народ?

— Правда, — подтвердил гость и зачитал: — «Мы здесь завели за правило никогда не рукополагать человека иначе как по народному выбору. Мне кажется очень несчастным явлением, хотя большей частью неизбежным, когда человека готовят в семинарии или академии и потом посылают на приход, о котором он не имеет понятия, к людям, которые его не просили и не выбирали. Я не ставлю никого на приход, где его не хотят, не выбрали и не готовы принять». «У нас в течение столетий получился сдвиг. Епископ и священник заняли высокое положение в иерархии, тогда как на самом деле, как отец Софроний мне раз сказал, Церковь – это пирамида вверх дном. То есть тот, кто является епископом или священником, должен быть на самом низу, на нем как бы строится Церковь. И мы потеряли это сознание народа Божия, то есть мирян не как людей не священного сана, а как тела Христова».

— А что он писал о духовничестве? – поинтересовался архимандрит Аристарх.

— Об этом он вообще замечательно писал. Например: «Меня волнует, что так часто молодые священники (да и священники среднего возраста, которых жизнь, может быть, не ломала внутренне) считают, будто они могут всякого наставить и привести ко спасению. Я думаю, что это очень страшное искушение для священника. Знаете, когда люди берут проводника в горы, они выбирают человека, который там бывал, знает дорогу, уже проходил ею. А молодой священник, который говорит: «Я получил богословское образование, я могу взять человека за руку и привести в Царство Божие», — неправ, потому что он там никогда не бывал». И еще: «Я думаю, и миряне должны играть свою роль. Не надо ставить священника, особенно молодого, на такой пьедестал, чтобы он думал, будто он духовный гений. И надо его поддерживать, чтобы ему не было страшно быть обыкновенным, «полубездарным» священником», если он таков. От священника вы имеете право ожидать, чтобы он благоговейно совершал службы, чтобы он молился за вас и с вами, но рукоположение само по себе не дает священнику ни богословского знания, ни «различения духов», ни понимания того, что другой человек переживает, ни способности проповедовать. Это все иное, это может иметь любой человек. Но священнику дана власть совершать таинства; от него можно их принимать. В остальном, мне кажется, надо больше развивать сотрудничество между мирянами и священниками, чтобы священник не имел тенденции и желания властвовать над уделом Божиим».

— Интересно: предвидел он те нестроения, которые принесла его кончина? – задумчиво спросил архимандрит Петр.

— Он очень просто на это смотрел. У него есть такие слова: «Наше дело — сеять. Как земля воспримет семя, как Бог взрастит его – не наша ответственность. Есть такое слово, которое мне очень дорого, латинская поговорка Fructuat dat pereat: пусть он приносит плоды, с тем, чтобы в свое время самому исчезнуть… Я не знаю, что будет с нашей епархией. Я думаю, что в какой‑то момент она послужит семенем будущего Православия здесь, что тогда все здешние православные сольются в одно, и будет, возможно, не Сурожская епархия, и не греческая Фиатирская епархия, и не Сербская епархия, а нечто новое, может быть – Православная Церковь Великобритании и Ирландии».

— Но не возникла же? – недоверчиво сказал хозяин.

— Мы не знаем будущего. И все‑то доброе рождается из скорбей и искушений, — ответил отец Василий.