Рэмси Кэмпбелл - Голодная луна Страница 22

Ползая на коленях, он думал о том, как он выглядит: деревенский парень, коленопреклоненный перед своей дамой сердца, которую он любил, даже как следует не зная, кто она такая. Когда она опустилась на корточки помочь ему, ее платье задралось на полных бедрах, и он это увидел боковым зрением. Он отлично знал, какими духами она пользуется: они пахли так же остро, как вереск на пустоши. Он видел ее светлые обнаженные веснушчатые руки, обнаженный участок над изгибами ее больших грудей, глубоко посаженные карие глаза, маленький нос, ярко-розовые губы, белокурые волосы, завязанные конским хвостом, которые свисали вниз по ее спине. Ее мягкие, теплые руки дотрагивались до него, когда она передавала ему письма.

— Огромное спасибо, — пробормотал он и вскочил на ноги как можно быстрее, только сейчас осознав, что выглядел так, словно смотрел снизу ей под юбку.

Она поднялась с грацией, что одновременно озадачило и тронуло его.

— Можно рассортировать письма на моем столе…

Большая комната была такой же опрятной и чистой, как и его собственная комната, комната одинокого человека. Очертания ископаемых окаменелостей отпечатались кое-где на камнях, из которых был сложен камин, сделанный ее собственными руками. Джасти вывалил письма на тканную скатерть и бросил взгляд на фотографию ее бывшего мужа — длинное лицо, разделенное усами на две части, — и на фотографию самой Фэб, крошечной и почти незаметной, во время прошлогодней церемонии украшения пещеры, на цветочную композицию, изображавшую одетого в золото мужчину с нимбом, напоминавшим солнце, который окружал его голову, и размахивающего мечом.

— Ты еще занимаешься этим, верно? — он вдруг представил ее обнаженной и поэтому теперь не знал, куда девать глаза.

— Не беспокойся, я знаю, что ты имеешь в виду, — засмеялась она и потом сразу стала серьезной. — Некоторые из тех, кто обычно помогал мне в этом, теперь начали придумывать всевозможные отговорки и извинения. Я надеюсь, что этого вполне достаточно. Мне не хочется думать о том, что судьба нашего города, его традиции зависят теперь от тех, кто никогда не видел церемонии.

— Точно, — проговорил он, думая о том, что надо попросить ее сейчас. Его голос был громким и шумным, словно на нем снова были наушники. Но рот у него казалось был склеен каким-то суперклеем, а умелые руки успели рассортировать все письма, прежде чем он смог что-либо выговорить. Он задержал дыхание и услышал то единственное, что оказался способен произнести его язык:

— Спасибо тебе за помощь…

Он неуклюже заковылял к двери, желая лишь уйти отсюда, когда она сказала:

— У тебя была какая-либо иная причина, чтобы позвонить мне, кроме как разгрузиться на ступеньках у моей двери?

— Извини, я как раз думал об этом все это время, — он протянул ей журнал и вдруг вспомнил, что ее муж работал санитаром в мужском отделении и был убит почти два года назад, когда съехал с дороги в гущу окутывавшего район Пикс тумана.

— Я не думаю, что ты умрешь от чтения этого, — сказал он и ему сразу же захотелось спрятать голову в почтовую сумку. Она одновременно улыбнулась и нахмурилась, когда зазвенел звонок.

Он последовал за ней, когда она открыла дверь двум женщинам с сияющими открытыми лицами, за плечами у которых висели ранцы, набитые всевозможными памфлетами и книгами.

— Пустите ли вы Господа в ваш дом? — спросила одна.

Джасти проскользнул мимо них со словами:

— Я ухожу, и теперь здесь станет для него больше места.

— Вы тоже должны меня извинить, но, боюсь, что нет, — обратилась Фэб к женщинам. Как только она закрыла за ними дверь, она крикнула вслед уходившему Джасти:

— Я с удовольствием приду в паб на твое шоу, Джасти!

Он пришел в такой восторг, что почти сразу же направился домой, не закончив работу. Он разнес некоторые из оставшихся у него писем по ближайшим домам, потом двинулся к своему дому, который располагался между Хай-стрит и крутым спуском к пустоши. Там повалился на кушетку и стал смотреть по телевизору, как Стэн Лорел поджег дом Харди, когда пытался помочь тому убраться в доме после веселой вечеринки. Это его несколько успокоило, потому что он понял, что бывают люди и более бестактные, нежели он.

Позднее он принес домой рыбу и чипсы из магазина на Хай-стрит, потом направился через темнеющие улицы города по направлению к «Однорукому солдату». Паб был переполнен, лица за низкими дубовыми стойками были по большей части незнакомы ему; многие специально приезжали на такие народные вечера как сегодня или когда Эрик, владелец пивной, крутил фильм по видео. В углу, увешанном лошадиной упряжью, Джасти заметил продюсеров с радиостанции Шеффилда. Энтони, который полагал, что его не стоит записывать, покачивал головой на жилистой шее, откинув назад седые волосы. У Джасти не было времени, чтобы поговорить с ним сейчас, хотя он и чувствовал необходимость сделать это: он всегда приходил с небольшим запасом времени, чтобы набраться уверенности в себе перед выступлением. Но когда Эрик купил ему пинту эля и призвал всех занять места с криком: «Леди и джентльмены, займите свои места, начинаем шоу „Подарок Джасти“», — Фэб еще не появилась.

Джасти протиснулся между столами, мелкими глотками опустошая содержимое кружки, чтобы не расплескать, и вскарабкался на импровизированную сцену. В конце концов, он хотел показать этому Энтони с шеффилдского радио, что он настоящий комедиант. Он обнаружил это однажды, когда беседовал с Эриком о своей обычной рабочей неделе с таким энтузиазмом, что они не заметили посторонних слушателей, пока те не поприветствовали его аплодисментами и не угостили всевозможными напитками. Он не мог больше ждать Фэб, шоу должно было начаться.

— Привет, это я, — сказал он, усаживаясь на стул прямо в центре пустой сцены. — Джасти по имени, Джасти по природе!

Маленькая женщина за столом у окна хрипло засмеялась.

— Джасти, дорогуша, означает потешный, — сказал он, обращаясь к ней, вызвав этой репликой лишь сдержанный смех.

Он стал искать глазами кого-нибудь еще, с кем можно было поболтать, разыгрывая свои сценки. Заставь одного смеяться, верил он, и ты заработаешь себе благодарного слушателя, кто бы заразил бы всех своим смехом. В этот момент дверь открылась и вошла Фэб.

Она казалась запыхавшейся после быстрой ходьбы. Возможно, она бежала, боясь опоздать на его шоу. Она одарила его мимолетной извиняющейся улыбкой, от которой он сразу почувствовал себя намного выше и уверенней.

— Я доставляю в Мунвэл письма, в то время как Фэб Вейнрайт доставляет сюда детей. Счастье, что нет другого пути, иначе я мог бы оказаться гражданином второго сорта…