Энн Райс - Лэшер Страница 23

В то же мгновение я вздрогнул и очнулся. Откуда взялось это видение? Я точно знал, что дивный собор находится в Шотландии, в маленьком городке, который называется Доннелейт. А еще я знал, что с тех пор, как он разрушен, прошли века. И все же это произошло именно со мной, и ни с кем другим, ибо столь явственно и живо можно вспомнить лишь то, что испытал и почувствовал сам.

Я вскочил с постели, бросился к столу и торопливыми каракулями записал все, что подсказала мне память. За этим занятием и застал меня Лэшер. Изнуренный недавними приключениями, он был не в силах принять видимое обличье, и голос его прозвучал устало и слабо.

– Что это ты делаешь, Джулиен?

– То же самое я могу спросить у тебя, – отрезал я. – Надеюсь, минувшей ночью ты неплохо повеселился?

– Да, Джулиен. Очень даже неплохо. Мне хотелось бы проделать это вновь. Прямо сейчас. Но я слишком слаб.

– Ничего удивительного. Я тоже чертовски устал. Иди отдыхай. У нас еще будет время заняться этим.

– …Как только мы восстановим силы, – подхватил он.

– Хорошо, будь по-твоему, чертяка.

Я сунул исписанные листы бумаги в ящик стола, вновь растянулся на постели и моментально провалился в глубокий сон.

Когда я вновь открыл глаза, все вокруг заливал яркий солнечный свет. Я отчетливо сознавал, что во сне вновь побывал в соборе. Я прекрасно помнил и круглое окно-розетку, и изображение святого, вырезанное на крышке гробницы, и ласкающее слух пение…

«Что все это означает? – недоумевал я. – Неужели мой демон на самом деле святой? Нет, это невозможно. Или же он падший ангел, в наказание низвергнутый в ад?»

Я терялся в догадках. А что, если он служил какому-нибудь святому, служил верой и правдой, но потом… Что же произошло потом?

В одном у меня не было ни малейших сомнений: все эти воспоминания принадлежали смертному. Призрак хранил память о днях, когда имел плоть; завладев моим телом, он наделил меня своими воспоминаниями. Возможно, из всех людей, живущих на свете, одному лишь мне дано постичь их смысл. Разумеется, призрак знал, что воспоминания о его прошлом станут моими. Дело в том, что он не способен мыслить самостоятельно и для этой цели обычно использует нас, смертных. О том, что произошло и каков смысл всего этого, дух узнает лишь в том случае, если я ему расскажу.

И тогда в голове моей родилась идея. Каждый раз, после того как дух посетит мою плоть, я буду стараться вспомнить все, что доведется испытать. И как: можно подробнее. Если мы с призраком станем единым целым, я в конце концов неизбежно узнаю о нем всю правду. Ибо только правда позволит мне вырваться из-под его власти.

«Ты злобный, жадный дух! – с досадой думал я. – Ты хочешь во что бы то ни стало вновь получить живую плоть. Но ты не имеешь на это ни малейшего права, наглый ублюдок. Ты уже жил. И не настолько ты мудр, чтобы жить вечно. Так что убирайся в ад, где тебе самое место».

И я вновь забылся сном. Усталость моя была так велика, что я проспал практически весь день.

А вечером отправился в Ривербенд. Созвав музыкантов, я приказал им играть «Дикси» и уединился с матерью, чтобы рассказать ей обо всем, что случилось, и поделиться своими соображениями и планами. Как и следовало ожидать, я не нашел у нее понимания. Более того, она выразила крайнее недовольство моим поведением.

– Прежде всего, он всемогущ и живет с незапамятных времен, – заявила Маргарита.

– Ну и что? – возразил я.

– К тому же, если ты что-то против него замыслишь, он сразу догадается. И убьет тебя.

– Возможно.

С той поры я отказался от всяких откровений с матерью. Насколько я помню, я вообще перестал с ней разговаривать. Впрочем, едва ли она это заметила.

Я отправился в детскую. Разумеется, дух отпивался возле колыбели. Я видел его всего лишь мгновение, однако успел разглядеть, что он одет в точности как я, но костюм его по-прежнему покрыт грязью. Ну не идиот ли? Я не удержался от улыбки.

– Хочешь войти в меня сейчас? – спросил я.

– Нет, я должен побыть с ней, моей милой девочкой, – ответил он. – Посмотри, как она красива. Она унаследовала все твои способности к колдовству. И не только твои, но и все сверхъестественные силы, что передавались в вашей семье из поколения в поколение. Подумать только! Ведь я едва не погубил тебя. Хорошо, что этого не случилось.

– Никогда не знаешь, кто тебе пригодится, не так ли? Ну и что, интересно, тебе удается узнать, находясь внутри меня?

Долгое время дух хранил молчание. И вдруг вновь предстал в видимом обличье, и вновь всего лишь на краткое мгновение. Точная моя копия, он смотрел на меня с улыбкой и даже попытался рассмеяться, однако с губ его не сорвалось ни звука, а потом он исчез. Но я видел теперь, что в искусстве подражания он достиг новых высот и укрепился в своем пристрастии к моему облику.

Я вышел из детской. Теперь я знал, что делать и как себя вести. Пока Лэшер будет занят малышкой, я получу возможность тщательно обдумывать ситуацию и свои дальнейшие шаги. И еще. Необходимо и впредь позволять духу входить в меня, когда он того пожелает, и владеть моим телом как можно дольше.

Так проходили месяцы. В первый день рождения Мэри-Бет мы устроили грандиозный праздник. Для города вновь наступила пора процветания и благоденствия. Мрачные тени войны окончательно развеялись. Люди умножали свои капиталы и вовсю сорили деньгами. Новые роскошные особняки росли как грибы.

Дух входил в мое тело примерно раз в неделю.

Более частые переселения не в силах был выдержать ни я, ни он. В течение четырех или пяти часов он безраздельно владел моей плотью, а потом – раз! – и я мгновенно возвращался в собственное тело. Правда, иной раз моя покинутая призраком оболочка оказывалась в самых неожиданных местах. Бывало и так, что я обнаруживал ее в одной постели с каким-нибудь мужчиной. Если говорить о его вкусах и пристрастиях, то они были не менее разнообразны, чем мои собственные.

Так мы и жили. Совместное наше существование ничуть не напоминало историю доктора Джекила и мистера Хайда. Пребывая в моем теле, дух производил на всех и каждого неотразимо приятное впечатление. Многим он казался едва ли не ангелом. «Дорогой, прошлой ночью ты был так мил, – то и дело слышал я от какой-нибудь из своих любовниц. – И спасибо за этот чудесный жемчуг». – «Какой еще жемчуг?» – недоумевал я.

Подобные случаи происходили сплошь да рядом. Насколько я понимаю, в те часы, когда Лэшер находился внутри меня, у окружающих создавалось впечатление, что я попросту пьян в стельку, и они списывали мою вопиющую рассеянность на прискорбную привычку злоупотреблять алкоголем. Репутация моя становилась все более сомнительной. На самом деле пил я не так уж много. А напиваться до потери памяти и вовсе не имел обыкновения. Однако дух, заполучив мое тело, не мог отказаться от подобного удовольствия. В результате теперь меня повсюду встречали насмешливые улыбки и язвительные замечания. «Да, парень, прошлой ночью ты нажрался до свинячьего визга», – сообщали мне со всех сторон. «Неужели? Я ничего не помню», – притворно удивлялся я в ответ.

Воспоминание о католическом соборе в Доннелейте не давало мне покоя ни днем ни ночью. Я видел маленький город в окружении поросших шелковистой травой холмов, а иногда даже различал вдали очертания замка. Мне казалось, я смотрю на все это сквозь прозрачный осколок витражного стекла. Перед моими глазами расстилалась горная долина, утопавшая в туманной дымке. В такие минуты мною овладевал необъяснимый ужас, который изгонял все прочие чувства. Я не мог постичь его причин. И каждый раз, когда я только пытался осмыслить происходящее, меня пронзала боль. Невыносимая боль.

У меня не было ни малейшего желания обсуждать с Лэшером все эти видения. Что до него, то, судя по всему, находясь в моей оболочке, он стремился приобрести исключительно чувственный опыт – чревоугодничал, напивался, танцевал, дрался, но порою после столь веселого времяпрепровождения впадал, в уныние. Должно быть, злодей вспоминал о временах, когда имел свою собственную плоть.

Впрочем, существовали некоторые свидетельства того, что, находясь в моем бренном теле, дух впитывал в себя и кое-какие знания. Впрочем, он, естественно, не представлял, каким образом эти знания использовать. Так или иначе, но время от времени полученные сведения извергались из него бурными потоками.

Это случалось всякий раз, когда мы с ним беседовали о произошедших за последние годы переменах во всех сферах жизни: о железных дорогах и их отрицательном влиянии на судоходство, об изменчивости моды, о нарождавшейся в те годы фотографии, которая буквально зачаровала моего негодяя. Завладев моим телом, Лэшер частенько отправлялся в фотоателье, а так как перед этим он по своему обыкновению крепко закладывал за галстук, ему трудно было стоять перед объективом неподвижно. Фотографии он, как правило, оставлял в моих карманах.