Наталья Александрова - Шкатулка Люцифера Страница 23

– Дурные вести распространяются очень быстро, – прокаркал старик. – Но смерть приходит еще быстрее. Поэтому тебе надлежит поспешить, мастер Нотке…

– Примите мои соболезнования, господин советник… – проговорил художник, опустив глаза. – Я понимаю ваше горе…

– Никто не может понять моего горя! – перебил его старик, и по его лицу пробежала мучительная судорога. – Никто не может разделить его! Моя Лотта, моя плоть и кровь… девочка моя… моя любимая, моя единственная дочь…

– Так, может, мы изменим условия нашего договора? – неуверенно проговорил мастер. – Может быть, мне не следует придавать последнему образу черты лица вашего младшего сына?

– Что?! – Голос советника окреп, он разнесся под церковными сводами как гром. – Как смеешь ты говорить такое? Мы заключили договор – и ты выполнишь его до конца! Я заплатил за него страшную цену – и не остановлюсь на полпути! Делай то, что должно, мастер Нотке, или ты ощутишь на себе тяжесть моего гнева!

– Но…

– Никаких «но»! Ты завершишь работу в соответствии с моим пожеланием – и завершишь ее быстро, так быстро, как только сможешь! Иначе ты пожалеешь о том, что родился на свет, и о том, что поселился в вольном городе Любеке!

– Как вам будет угодно! – тихо отозвался художник и отступил к колонне.

В церкви темнело, и страшное лицо советника Вайсгартена стало почти неразличимо.

Агриппина поглядела на часы, увидела, что еще без пяти одиннадцать, и открыла дверь своим ключом. На нее тут же пахнуло запахами коммунальной квартиры – щами, подгорелой кашей, хлоркой и средством от клопов.

Агриппина привычно подавила тяжелый вздох. Дом, милый дом! Да, вот уже восемь лет она должна считать домом вот эту дремучую коммуналку. Ну да ладно, сейчас не время сокрушаться и мечтать о несбыточном.

Стараясь не топать, она сделала несколько шагов по длинному коридору. Тотчас открылась ближняя дверь и выглянула голова, покрытая седыми мелкими кудряшками. Старуха Курослепова была, как всегда, на посту.

– Здрасте! – буркнула Агриппина, хотя знала, что зря.

Ответа на свое приветствие она, как обычно, не дождалась, старуха пожевала губами и подозрительно посмотрела на пол.

Коридор был длинный, пустой и темный. Пол застелен дешевым линолеумом унылого серого цвета – года два назад ЖЭК расщедрился и сделал ремонт, причем денег хватило только на полы. Обшарпанные стены украшал только один предмет – график уборки мест общего пользования. Заголовок был художественно выполнен внуком Курослеповых Степой, сама же бабка ежемесячно расчерчивала график и вписывала туда числа и фамилии. И неукоснительно следила за уборкой. Полы в коридоре и кухне были вылизаны до блеска, но радости это не прибавляло. В коридоре Курослеповы не разрешали повесить никому из жильцов даже вешалки. Впрочем, никому не приходило в голову оставлять без присмотра что-нибудь ценное.

В квартире было пять комнат, две из них занимали старожилы Курослеповы – мать, сын с невесткой и внук Степа, причем одна комната находилась возле входной двери, а вторая – возле кухни, старуха высудила ее в свое время после смерти одинокого пенсионера Леонидыча. В третьей комнате жила армянская семья, беженцы из Нагорного Карабаха – родители и трое черноглазых мальчиков-погодков. Отец семейства работал водителем маршрутки, мама Ануш убирала в магазине напротив. Старуха Курослепова ела несчастную Ануш поедом, упрекая в неряшливости и нерадивости, хотя та была аккуратна, тиха и молчалива. Со старухой всегда была солидарна Валентина Стукова, еще одна квартиросъемщица – унылая баба с вечно раздутой флюсом щекой. Все вечера она торчала на кухне, жалуясь бабке Курослеповой на мужа-алкоголика и прохаживаясь по поводу разных пришлых неизвестно откуда, причем эти разговоры всегда кончались одинаково – «Понаехали тут»!

Ануш только отмалчивалась. Агриппину она боготворила, потому что у ее младшего мальчика от перемены климата развилась астма, и Агриппина не раз выводила его из приступа. Остальные соседи к Агриппине не очень цеплялись – она умела постоять за себя.

В квартире было тихо, Курослеповы завели казарменные порядки – после одиннадцати никакого шума. Армянская семья ложилась рано – отцу вставать чуть свет, у самих Курослеповых тихонько бормотал телевизор, Валька Стукова прочно заняла ванную.

Агриппина наскоро сполоснула руки и лицо на кухне, выпила воды и легла спать, чтобы вскочить по будильнику без пятнадцати семь. Очень удобно – маршруточник уже ушел, а остальные еще не вставали, так что ванная свободна.

В этот день у нее проходила обычная плановая операция. Агриппина работала спокойно, уверенно и не сомневалась, что все будет в порядке, но, когда основная часть операции была уже закончена и ассистент уже зашивал операционный разрез, артериальное давление пациента начало внезапно падать.

Вся бригада сгрудилась вокруг больного. Агриппина сделала укол адреналина, но давление продолжало падать, и скоро сердце пациента остановилось.

– Мы его теряем! – крикнула Агриппина.

Она сделала еще один укол, потом попыталась применить непрямой массаж сердца, но ничего не помогало.

Ассистенты подкатили к операционному столу дефибриллятор, Агриппина приложила контакты к грудной клетке, скомандовала:

– Разряд!

Через тело пациента прошло несколько тысяч вольт, его подбросило судорогой – но на мониторе по-прежнему была прямая линия, сердце не запускалось.

Повторили дефибрилляцию еще трижды – но ничего не менялось.

– Все, – проговорила Агриппина усталым и безнадежным голосом. – Мы его потеряли…

Лицо ее посерело, под глазами проступили темные круги.

В такие дни она жалела, что выбрала специальность кардиохирурга. Слишком близко и слишком часто ей приходилось видеть смерть, а самое главное – она постоянно мучила себя вопросом, все ли она сделала, чтобы спасти пациента…

Конечно, гораздо чаще бывали другие дни – операции проходили успешно, и она радовалась, что спасла еще одну человеческую жизнь. Однако одна неудача могла испортить настроение, зачеркнув десяток блестящих операций…

– Не корите себя, Агриппина Макаровна! – проговорила молодая сестра Саша. – Вы все сделали отлично, он сам не захотел жить!

Агриппина понимала, что девушка права. Очень часто в ее практике бывало, что пациент умирал без видимой причины – оттого, что он не хотел бороться за свою жизнь, цепляться за нее руками и ногами… Ведь не все зависит от врача, пациент тоже должен приложить свои силы, чтобы выкарабкаться!