Сет Грэм-Смит - Авраам Линкольн Охотник на вампиров Страница 23

Эйб улыбнулся.

— А я — как мышь, которую учит кошка.

Наступила ранняя осень, с ней пришел и конец пребывания Эйба в доме Генри. Они стояли снаружи фальшивой хижины и смотрели на рассвет, Генри был в темных очках, Эйб — с вещами и едой в дальнюю дорогу. Прошло уже несколько недель, как он должен был вернуться в Литтл Пайджен Крик, где отец, наверняка, задаст ему головомойку за то, что не заработал денег.

Генри, однако, решил это исправить и дал мне двадцать пять долларов, на пять больше, чем я обещал отцу. Естественно, моя гордость требовала отказаться от такого подарка. Естественно, гордость Генри требовала, чтобы я принял их. Я принял их и поблагодарил его. Было много, чего я хотел сказать ему в тот момент: о его доброте и гостеприимстве. Сказать спасибо, что спас мне жизнь. И что научил, как сохранить ее в будущем. Еще я думал извиниться за жесткость, с которой осудил его поначалу. Однако Генри не пожелал слушать, протянул руку и сказал:

— Просто скажем друг другу «прощай», и ничего больше.

Мы пожали руки, и я пошел. Но остался еще один вопрос, который я так и не успел задать. Который не давал мне покоя со времени нашей первой встречи. Я повернулся к нему:

— Генри… что ты делал на реке той ночью?

Он сделался непривычно суровым, когда услышал это. За все время, что пробыл здесь, я никогда не видел его таким.

— Нет ничего достойного в том, чтобы похищать спящих детей из кровати, — сказал он. — И убивать невинных. Я дал тебе достаточно, чтобы покарать всех, кто занимается этим… со временем я дам тебе их имена.

После этого он повернулся и пошел назад, к своей хижине.

— Не суди обо всех одинаково, Авраам. Быть может, все мы заслуживаем ада, но некоторые заслуживают его раньше остальных.

4. Правда слишком опасна

Скорее Самодержец Всероссийский отречется от престола

и провозгласит свою страну свободной республикой,

чем наши волюнтаристы откажутся от рабов.

Авраам Линкольн, письмо Джорджу Робертсону

15 августа, 1855.

Моя дорогая сестра покинула нас…

В 1826- м Сара Линкольн вышла замуж за их соседа по Литтл Пайджен Крик, Аарона Ригсби, шестью годами старше ее. Они выстроили хижину неподалеку от мест проживания обеих семей, а уже через девять месяцев объявили, что ждут ребенка. Немного времени спустя, 20 января 1828-го, начались схватки, во время которых Сара потеряла слишком много крови. Аарон не позвал на помощь и попытался сам спасти ребенка, кроме того, он боялся оставить жену в одиночестве. Когда он осознал, насколько серьезна ситуация, звать доктора не имело смысла.

Саре было двадцать лет. Ее и ее мертворожденного ребенка похоронили вместе на Литтл-Пайджнском кладбище баптистской церкви. Узнав об этом, Эйб рыдал безудержно. Так, словно еще раз потерял мать. А когда он узнал о роковых колебаниях шурина, к горю прибавилась ярость.

Дрянной сукин сын был здесь, когда она умирала. Я никогда не прощу его.

«Никогда» продлилось шесть лет. Аарон Григсби умер в 1831-м.

К тому времени, как Аврааму Линкольну исполнилось девятнадцать, все страницы его журнала были заполнены (чем ближе к концу, тем мельче становились буквы). Журнал охватил семь лет его жизни. Презрительными фразами в адрес отца. Ненавистью к вампирам. Первые битвы с ходящими мертвецами.

Еще между страниц остались вложенными шестнадцать писем. Первое получено через месяц после его возвращения в Литтл Пайджен Крик.

Дорогой Авраам,

Уверен, это обрадует тебя. Ниже будет названо имя того, кто заслужил скорое прощание с миром. Ты найдешь его в городе Райзинг Сан — в трех днях пути вверх по реке от Луисвилля. Ты не должен понимать это письмо как побуждение к действию. Выбор всегда остается за тобой. Я лишь хочу дать тебе возможность продолжить поиски и, по мере возможности, оказать посильную помощь в борьбе со злом, но не сомневаюсь, что ты примешь все меры для воцарения справедливости.

Ниже имя, Силиас Уильямс, и слово «сапожник». Письмо подписано литерой Г. Эйб отправился в Райзинг Сан через неделю, сказав отцу, что едет в Луисвилль искать работу.

Я предполагал найти местных жителей страдающими от чумы, моровой язвы или чего-то подобного. Однако они оказались бодрыми, а сам городок — чистым и здоровым. Я шел среди них в своем длиннополом плаще (который надел из соображений, что вид высокого незнакомца с топором посеет определенное беспокойство). Я воспользовался добротой одного прохожего и расспросил, где найти сапожника, услугами которого я намерен воспользоваться для починки изношенных туфель. Выяснилось, что цель моя — бедная лавка в пятидесяти ярдах, где я обнаружил полки, заставленные ношенной и разодранной обувью и усердно работающего бородатого человека в очках. Кроткое существо тридцати пяти лет, в лавке он был совершенно один.

— Силиас Уильямс? — спросил я.

— Да?

Я снес топором его голову.

Голова покатилась по полу, сверкая глазами, черными, как полированные туфли. Я не имел ни малейшего понятия — в чем его преступления, это меня не беспокоило. Сегодня стало на одного вампира меньше, чем вчера, вот и все. Самое удивительное, что благодарить за это приходилось другого вампира. Однако, как говорится в старинной пословице, враг моего врага — мой друг.

В течение следующих трех лет в Литтл Пайджен Крик пришло пятнадцать писем, в каждом было только имя, место жительства и безошибочно узнаваемое Г.

Бывало, приходило два письма в месяц. Бывало, за три месяца не приходило ни одного. В независимости от времени года, я, как только появлялось свободное время, отправлялся на дело. После каждой вылазки я получал новые знания. Развитие навыков и усовершенствование оружия. Некоторые проходили легко, как обезглавливание Силиаса Уильямса. В другой же раз их приходилось ждать часами, либо они сами выдавали себя за жертву — и тогда на подготовку к отражению атаки оставались мгновения. Одни жили менее, чем в дне пути. За другими приходилось ехать в Форт Уэйн и Нэшвилл.