Наталья Калинина - Загадка старого альбома Страница 24

Ну что же, сейчас ей нужен совет.

Диана не стала делать специального расклада. Наугад вытащила из колоды три карты и положила их на столик. Ничего нового... Другого она и не ожидала, но все равно сердце испуганно замерло, а в голове зашумело.

Эта комбинация выпадала ей часто. В этом ли раскладе, в другом. Хромой человек, который принесет ей страшное известие. И дальше – неизвестность. Карты не давали совета, не предсказывали, как может разрешиться ситуация. Они лишь подтверждали то, что страшное известие придет от хромого. Гадкие карты уже давно вплелись в ее сны, будто лента – в косы. И хромого человека Диана представляла себя так ясно, будто была с ним знакома. Это всегда был старик. Один и тот же старик – высокий, сутулый, с длинными худыми руками, покрытыми редкими седыми волосами и густой россыпью веснушек на пергаментной коже. С белой бородой клинышком, торчащей немного вперед, и с такими же белоснежными «ватными» волосами, обрамляющими лысую макушку. На макушке, как и на руках, у старика тоже виднелись веснушки, только крупнее и темнее. Нос у него был «картошкой», хотя к его облику куда бы больше пошел длинный и крючковатый (именно такой в Дианином понимании являлся чуть ли не обязательным атрибутом «ведьминской», а в данном случае – «колдунской» внешности). И, самое главное, старик всегда сильно припадал на одну ногу.

Эти сны стали ее постоянным кошмаром, в котором Диана вязла, будто муха в сиропе. Сны всегда начинались одинаково: девушка видела себя счастливой и беззаботной. Она то нежилась на золотом песке, слушая шум морского прибоя, то собиралась на какой-то праздник, то вдруг выигрывала в лотерею и ехала за выигрышем. Но каждый раз в тот момент, когда она чувствовала себя наиболее расслабленной и счастливой, появлялся этот хромой старик. «Свершилось. Он уже не твой», – произносил посланник одну и ту же фразу, смысл которой Диана понимала мгновенно, но впадала в такой ступор, что не могла ни пошевелиться, ни закричать. А старик тем временем уже разворачивался и, припадая на больную ногу, уходил. И Диана видела, что он уносил на руках самое дорогое для нее...

– Мышь! – кричала она в спину старцу. – Отдайте! Отдайте!

И просыпалась.

...Диана засунула проклятые карты обратно в колоду, постаравшись сделать так, чтобы они оказались подальше друг от друга. Впрочем, тут же усмехнулась собственной наивности: как бы она ни пыталась их разделить, эти карты всегда шли в ее раскладах рука об руку.

Из кресла Диана поднялась абсолютно трезвая. Вернулась на кухню, сделала еще один хороший глоток водки прямо из горлышка бутылки. И, вновь набравшись пьяной смелости, взяла телефон.

– Мама, как вы там? – спросила она после того, как на том конце подняли трубку. Выслушав ответ, девушка с облегчением прикрыла глаза: миновало. Пока.

Как хорошо, что прежде чем ехать в НИИ, в котором работала Варвара Холодова, он позвонил ей! Его не пропустили бы без звонка и предварительной договоренности. Оказывается, нужно заранее оформлять гостевой пропуск и даже после этого ждать на КПП сотрудника, который может тебя провести внутрь.

«Будто какой-то военный объект», – думал Илья, подпирая стену в маленькой каморке с турникетом и стеклянной будкой, в которой скучали два охранника. Он никогда не бывал в НИИ раньше и представлял себе все немного не так. Куда проще и современней, хоть и догадывался, что находящиеся на обеспечении госбюджета НИИ не блещут евроремонтами. Как-то все слишком отдавало... советчиной. И беднотой. Хотя, возможно, он ошибочно судил о финансовом состоянии этого института по его «предбаннику» – каморке, в которой вынужден был ожидать Варю. Помещение совершенно не было приспособлено для ожидания – ни стула, ни табуретки, а его крошечные размеры нагнетали ощущение безысходности. Прибавьте к этому серые пупырчатые стены, вытертый линолеум, цвет которого невозможно было угадать даже при хорошо развитой фантазии, и обшарпанную полустеклянную-полудеревянную будку с томившимися в ней охранниками, одетыми в мешковатую темно-зеленую униформу.

Варя задерживалась, и его волнение росло с каждой минутой: какая она сейчас, Варя? Как они встретятся после стольких лет? С утра Илья позвонил в НИИ и попросил к телефону Холодову. Он боялся, что Варвары не окажется на месте, либо ему вдруг скажут, что он ошибся номером, или что такой сотрудницы у них нет. Но женщина, ответившая на звонок, лишь спросила, как его представить. Илья замешкался, думая, назвать ли себя или представиться вымышленным именем. Вдруг Варя, узнав, кто ее вызывает к телефону, откажется с ним разговаривать? Но Шахов рассудил, что обманывать бесполезно, и представился. Женщина пообещала пригласить Холодову к телефону. Илья услышал, как на том конце провода глухо стукнула трубка, видимо, ее положили на деревянный столик. Ждать пришлось минут пять. Затем трубка вновь слабо клацнула, и до него донесся голос Вари:

– Слушаю.

Ровный голос, без эмоций, без недовольства, без радости. Равнодушный. Да, именно такой – равнодушный. Илья в первый момент немного растерялся. Все же он втайне надеялся хоть на какую-то реакцию Вари. Пусть даже на негативную. Лишь бы не равнодушие.

– Варя, это Илья. Илья Шахов. Ты меня помнишь?

– Помню, – тем же безразличным тоном ответила Варвара. – Илья, у меня всего три минуты. Я ставлю опыт, поэтому...

– Да-да, я понимаю, – перебил он ее, чтобы не тратить эти драгоценные три минуты на ненужные пояснения. Опыт так опыт.

Он торопливо изложил свою просьбу о встрече, заверив девушку, что вопрос, по которому ему нужно ее увидеть, – рабочий, касающийся ее специальности. Варя немного удивилась, но предложила ему приехать через два часа, когда она сможет сделать перерыв. Раньше – нет, позже – тоже, потому что у нее – опыт, время предварительно рассчитано. Илья предложил было встретиться после работы, но Варя отказалась, сославшись на то, что сегодня она задержится в лаборатории допоздна. Работа.

Работа так работа.

Она не обманула: пропуск на имя Ильи был выписан. Только выяснилось, что одного пропуска мало, нужно, чтобы вышел тот человек, который его заказывал. А Варя все не выходила и не выходила. Илья понемногу начинал нервничать, а не забыла ли она о нем и не ушла ли вновь в лабораторию наблюдать за своим опытом.

От волнения ему стало жарко. К тому же он почему-то чувствовал неловкость за свое одеяние. Одет Илья был прилично, в дорогой костюм, который сидел на нем ладно, но сам ощущал себя сейчас в этой одежде деревянным, будто Буратино. Может быть, потому, что Варя помнила его (Илья смело надеялся на то, что все же помнила) как рубаху-парня, в неизменных джинсах, художественно протертых на коленях и чуть обтрепанных понизу, в свитерах либо толстовках. Раньше он одевался нарочито небрежно, но в этой тщательно продуманной небрежности всегда присутствовала сексуальность этакого парня-ветра, парня-бродяги, ковбоя, немного романтика, чуть-чуть грубияна, бывалого, закаленного передрягами. Выцветшие джинсы, загорелые скулы, обветренные губы, растрепанные волосы, неподражаемый прищур темных, как беззвездная ночь, глаз, едва уловимый запах костра, которым настолько пропитались его свитера, что никакие дорогие стиральные порошки не могли его перебить, – и девчонки влюблялись в Илью без оглядки.