Кирилл Клерон - Вампиры в Москве Страница 24

И вот уже посреди комнаты стоит девушка удивительной красоты. Какие у нее спокойные серые глаза! И какие сочные губы, совершенно не похожие на те, что раньше так привлекали Йона — растрескавшиеся и слегка кровоточащие, с маленькой ранкой с обсосанными краями. Они совершенно другие — розовые, чуть-чуть припухлые, зовущие. Йон даже хочет их поцеловать, конечно, не человеческим поцелуем, а вампирическим укусом любви, но именно губы. Ведь в них тоже течет кровь…

Чем дольше он смотрит, тем неожиданное чувство все усиливается, он подходит вплотную, запрокидывает ее голову и впивается в губы. Девушка издает слабый вскрик.

Несколько минут вполне достаточно, чтобы отправить гулять по венам избранника количество вампирической крови, достаточное для проведения эксперимента с солнечным светом. Но Йона просто не оторвать. Надсади уже успел провалиться в очередной полуобморок, выйти из него, а поцелуй все продолжается.

Наконец, Надсади не выдерживает:

— Вам так понравилось?

— А… Извините… Я задумался.

— Задумался? Хорошо тому, у кого есть на это время. Ваша кровь начнет действовать через пару часов?

— Как обычно.

— Что ж, будем ждать…

Между тем, постепенно наступает утро. Медленно восходящее на небесный трон светило готовится обозреть, каких бед успела натворить ночь на этой земле и натворить ей в ответ еще большие. Специально для Йона, коротающего время в спальне барона, слуги занавесили окна плотными черными портьерами, предварительно все основательно проветрив. Но запах гниения неумолимо заполняет пространство. Впрочем, Йон настолько поглощен мыслями о девушке, что не чувствует зловония. Почему-то ему жаль, что ей суждено погибнуть!

— Два часа прошли!

Громкий голос Тодо выводит барона из оцепенения, а Йона — из попытки разобраться в причинах своего переживания из-за какого-то человеческого существа. В комнату вводят девушку и осуществляют весь немудреный процесс — растворяют в чаше с водой несколько капель средства, которое барон самоуверенно называет Локкусом, и дают девушке выпить. Еще немного времени на всасывание и ее выводят на залитый утренним солнцем балкон. Какой яркий свет, буквально режущий глаза! Но вот тяжелые шторы снова опущены и остается только ждать — увы, снова безумные крики ужаса. И как этот Надсади умудрился уговорить отца заняться такой глупостью!

Уже давно стало банальностью некогда меткое наблюдение, что время обладает удивительными свойствами и не особо приятными свойствами: годы пролетают быстро, а минуты иногда тянутся очень долго. Но как бы медленно не тянулось время для Йона, девушка уже находится на балконе гораздо дольше, чем необходимо, чтобы солнце обожгло ее нежную кожу — ведь на свою кровь он не поскупился.

Однако, снаружи все тихо, а барон прямо-таки сияет, насколько это возможно в его нынешнем положении:

— Вот видите, мне удалось!

Уж не скрыт ли в этом какой-то хитрый обман, может девушку просто спрятали от солнца, но даже беглого взгляда из-за штор достаточно, чтобы убедиться в честности эксперимента. Чудеса, да и только!

— Можно приводить обратно?

Йон кивает.

Девушку заводят внутрь комнаты, живую и невредимую. И, как кажется Йону, еще более зовущую его… Что? Уж конечно, не плоть. Неужели, душу?!

Барон же откровенно ликует. Сейчас этот отвратительный душегуб похож на мальчишку, которому удалось обогнать более старших ребят или выловить рыбу большую, чем у отца.

— Локкус действует, действует. Я так и знал, так и знал, он не подведет меня! Пусть в последний миг, но не подведет. Теперь ваша очередь выполнять обещание, я достоин вечной жизни.

Словно для поцелуя — а так оно и есть, Надсади выставляет вперед свои сухие губы, испещренные черными кровоточащими трещинами. Одновременно с этим глаза его медленно закатываются. Он еще пытается что-то говорить, но речь становится уже совсем неразборчивой, а из черной дырки рта пульсирующими ручейками течет отвратительная коричневая слюна. Страшные спазматические судороги периодически сотрясают тщедушное тело и оно криво подпрыгивает на огромной кровати. Прокаженный, хотя и без струпьев. Жалкое зрелище!

— Йон, что же вы медлите?

(— еще чего!)

— Йон, ну что же вы медлите?

Что он медлит? На это легко ответить: он не желает одаривать Надсади бессмертием, вдобавок, необходимых трех-четырех дней на переход в другое состояние у того в запасе уже нет. Он переходит прямо сейчас — от жизни к смерти. Туда и дорога.

За всем происходящим внимательно наблюдает Тодо, единственный слуга, полностью посвященный и в обстоятельства дела, и во взаимные договоренности Надсади и Дракулы. Чувствует, что возникли какие-то осложнения, но голова его работает слишком медленно. Существенно медленнее, чем у Йона, который прыгает на него и резким движением сильных рук сворачивает набок могучую шею. Из горла вырываются предсмертные хрипы. Тодо еще пытается что-то изобразить, но все уже кончено. Путь свободен!

Схватив заветный графин в одну руку, а девушку, показавшуюся ничуть не тяжелее, в другую, Йон выбегает из покоев барона, громко крича:

— Слуги, сюда. Надсади умирает…

Его никто не пытается остановить.

ПРОИСКИ ЭМИЛЯ

Следующий вечер после отъезда Раду не радовал любителей теплых сентябрьских закатов и легких дуновений ветерка. Бледноватая луна, казалось, качалась под порывами предгрозового ветра, в любой момент готовая сорваться и плашмя упасть на Землю. Иногда в небе образовывалось мелкое сито, через которое начинал моросить невесомый занудный дождик. Где-то вдалеке периодически вспыхивали молнии, раскалывая сумерки на две половинки, причем одна из молний угодила в крест какой-то небольшой церквушки. Плохая примета! Слышались отдаленные раскаты грома, напоминавшие предупреждающий рык какого-то большого озлобленного зверя. В такие вечера что-то обязательно должно произойти, что-то. дурное, но никогда не происходит, откладываясь на потом. Мы беспокойно засыпаем. Нам снится всякая невообразимая чушь.

Этим же вечером, раздав последние распоряжения и нежно обняв сестру и отца, уехал Йон. Этим же вечером бывший дворецкий окончательно разработал детали своего коварного плана, который и начал осуществлять за несколько часов до заката следующего дня.

Для начала, в комнате Раду он переоделся в один из многочисленных черных плащей, оставленных изгнанником в платяном шкафу. Эмиль ростом пониже и несколько шире в плечах, но издалека разницу непросто заметить, да и будут ли крестьяне всматриваться — сразу постараются скрыться от греха подальше. Особенно теперь, когда по окрестным деревням ползут слухи, что жильцы замка снова охотятся в ближайших угодьях. Однако, никаких встреч Эмиль не планировал. Чреватые паникой, они способны все испортить.