Антонина Ванина - Стратегия обмана. Политические хроники Страница 24

На вид Ицхак Сарваш оставался всё таким же худощавым юношей лет двадцати трёх, каким и переродился для вечной жизни лет триста назад: смуглый, темноволосый, кареглазый, с неизменной хитрой улыбкой на устах. Наверное, епископ Ортинский счёл его безобидным выпускником финансового факультета, только-только начинающим познавать мир больших денег. Но нет, на самом деле Ицхак Сарваш был старым дельцом до мозга костей. Уж что ему не было присуще, так это профессиональная наивность, хотя изобразить её он мог мастерски, лишь бы ввести в заблуждение своих деловых партнёров. Хоть Сарваш и был младше Мурсиа на добрых четыре сотни лет, но благодаря способности постоянно вести двойную жизнь Вечный Финансист неизменно внушал Инквизитору скорее трепет, чем неприятие.

Неспешно прогуливаясь по залам музея Сарваш ностальгически заметил:

— Помню, как посетил это место в первый раз. Неизгладимое впечатление.

— Правда? — вопросил Мурсиа, ибо до сегодняшнего дня не мог заподозрить в расчётливом дельце истинного ценителя искусства.

— Поймите правильно, тогда я только покинул земли Османской Империи, а там любое изображение человека есть деяние греховное. Что уж говорить и о скульптуре.

Мурсиа понимающе кивнул. Значит, интерес к музею для Сарваша складывался из простого любопытства, а теперь и ностальгии. Проходя мимо статуи Венеры Счастливой, Сарваш поинтересовался.

— Всегда было интересно узнать, как в Ватикане относятся к такому обилию обнаженной натуры в его стенах?

— По-разному. Есть ценители искусства, есть поборники нравственности. В этом зале выставлено всего лишь наследие языческого мира. А вот в Сикстинской капелле торжество плоти явно затмевает духовное содержание.

— Не любите Микеланджело? — лукаво поинтересовался Сарваш.

— Не люблю искажение смысла, — честно признался Мурсиа. — В Сикстинскую капеллу туристы приходят не для того, чтобы смотреть на фрески вроде «Изгнание из рая» или «Всемирный потоп» и задуматься над их сюжетами. Нет, они приходят, чтобы просто смотреть, — проходя через Зал Муз Мурсиа как бы невзначай заметил, — Говорят это только копии античных статуй.

— Как знать, — пожал плечами Сарваш. — А может, и не было никогда никаких оригиналов. У Марка Твена был остроумный рассказ на эту тему.

— Да-да, помню. Ещё помню, как на моем веку особо предприимчивые сочинители писали трактаты Аристотеля и Платона.

На этом тема иссякла, и какое-то время двое альваров прогуливались по залам музея в тишине, прерываемой речью гида для французских туристов, что толпились поблизости. Первым заговорил Ицхак Сарваш, но на сей раз с большей серьёзностью в голосе:

— Я посчитал своим долгом переговорить с вами, так как испытываю неловкость за свое вторжение на вашу территорию.

— Это же не охотничьи угодья, господин Сарваш, — возразил Мурсиа — Что нам с вами делить на ста восьми акрах суверенного государства, если мы с вами даже не его подданные?

Сарваша такое определение заметно развеселило:

— Какая интересная формулировка, отец Матео. Однако вы католик, а я нет.

— За последние три года представителей каких только конфессий в Ватикане не перебывало.

— Правда?

— Политика постсоборного экуменизма, — пояснил священник. — Всевозможные комиссии налаживают межконфессиональный диалог.

— Интересно. Вот только я уже давно не иудей, а мусульманином никогда и не был. Я уж скорее атеист, или, если быть точнее — апатеист.

— Уверяю вас, не все ватиканские иерархи верят в Бога.

Сарваш тихо рассмеялся.

— Однако вижу, работа здесь привносит в вашу жизнь немало разочарований.

— Меня уже давно трудно разочаровать подобным, — мрачно заметил Мурсиа.

— Если не секрет, что вы здесь делаете?

— Работаю в статистическом бюро.

— Есть и такое? Интересно. И чем вы там занимаетесь?

— Слежу за изменениями данных для Понтификального ежегодника.

— Как всё не просто, отец Матео, — многозначительно улыбнулся Сарваш, и Мурсиа понял, что финансист ему не поверил.

— А что вас так заинтересовало в Ватикане? — в свою очередь поинтересовался священник.

— На самом деле не меня, а моего клиента. Нынче я финансовый консультант Микеле Синдоны.

— И кто он?

— Ну что же вы, отец Матео, — улыбаясь, поддел его Сарваш, — составляете справки для Понтификального ежегодника и не знаете, кто есть кто в Ватикане.

— Я, конечно, могу попытаться вспомнить, — недовольно произнёс Мурсиа. — Если вы подождете десять минут, то одно имя из трёх тысяч служащих курии я точно выужу из недр памяти.

— Не утруждайте себя, вряд ли дон Микеле значится в вашем справочнике. Он финансовый советник папы, так сказать, внештатный сотрудник.

От услышанного у Мурсиа закружилась голова.

— Вы финансовый консультант финансового советника папы? — в полголоса спросил он.

— Не надо так пугаться, отец Матео, — смеясь, заверил его Сарваш. — Это вовсе не значит, что фактическим советником папы являюсь я. Если честно, я позволил втянуть себя в эту авантюру исключительно из любопытства.

— Вас забавляет близость к Ватикану?

— Ватикан, конечно, место самобытное и уникальное. Но нет, мне интересен исключительно Институт Религиозных Дел.

— Понимаю, — кивнул Мурсиа, — это ведь по сути дела банк, и вам как финансисту он не безразличен. Но в Италии полно католических банков. Почему именно ИРД?

— Не скажите, отец Матео, ИРД это не просто католический банк. По сути дела, из-за него Ватикан стал райским местом для спекулянтов.

Столь фривольное определение не могло не задеть Мурсиа:

— Что вы имеете в виду? — требовательно вопросил он.

— Самую малость, — ехидно улыбнулся Сарваш, — уход от уплаты налогов, полную свободу от надзора финансовой гвардии. На вульгарном языке финансистов, банки вроде ИРД называют оффшорами — налоговыми гаванями.

— И что это значит?

— Сущий пустяк. Через Ватикан можно легко «отмыть» криминальные капиталы.

Мурсиа в бессилии закрыл глаза, едва подавив рвущийся наружу стон. Не самого лучшего мнения он был о Святом Престоле, особенно в последние десять лет. С преступными доктринальными нововведениями Второго Ватиканского Собора отец Матео уже успел свыкнуться, хоть и был уверен, что в ближайшем будущем именно они и вобьют немало гвоздей в гроб Церкви. Но финансовые спекуляции… Это было чересчур для его разума.

— Не переживайте, так, отец Матео, — стал успокаивать его Ицхак Сарваш. — Это ведь не вчера началось.