Шарлин Харрис - Все хорошо, что начинается с убийства Страница 25

Первое подтягивание получилось очень хорошо, за ним второе и третье.

Я наблюдала за собой в зеркале на стене, с раздражением замечая, что футболка и вправду задралась так, что стала видна широкая полоса голого тела. Мне не стоило прислушиваться к лести Бобо.

На четвертом повторе мне стало так больно, что было бы плевать, даже если бы футболка вообще слетела. Но я пообещала себе, что сделаю как минимум восемь подтягиваний. Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, заскулила вслух, подтягиваясь в пятый раз, и повисла на перекладине. Мне отчаянно хотелось закончить подход. Большие руки застали меня врасплох, схватив за бедра и толкнув вверх. Мне помогли ровно настолько, чтобы я закончила шестое подтягивание до подбородка.

Я опустилась, прорычала:

— Еще одно! — и начала снова.

Мне помогли чуть сильнее, я закончила седьмую попытку и сказала устало:

— Все. Спасибо, Бобо.

Большие руки начали опускать меня на табурет, который мой помощник подтолкнул на прежнее место.

— Не за что, — ответил голос, не принадлежавший Бобо.

Через мгновение меня отпустили. После прикосновения больших рук на животе и бедрах осталось ощущение жара.

Я крутанулась на табурете.

Моим споттером оказался черноволосый мужчина. Он носил обрезанную серую фуфайку, красные тренировочные брюки и этим утром не брился.

Этот тип отошел и начал делать выпады на другом конце зала.

Я выбирала занятия почти наобум, зацепилась ногами под планкой тренажера для выжиманий и принялась отрабатывать пресс, скрестив руки на груди. Я все время поглядывала на незнакомца, который делал упражнения для ног. Разогревшись, он стянул с себя фуфайку, продемонстрировав красную безрукавку и широкие плечи. Я снова отвернулась.

Уходя, я чуть не спросила Бобо, знает ли он, как зовут этого человека, потом подумала: «Будь я проклята, если буду кого-нибудь о чем-нибудь спрашивать, тем более Бобо».

Я забрала свою спортивную сумку, куртку и двинулась к дверям.

Когда я до них добралась, вошел Маршалл. Он закинул руку мне на плечи.

Я испуганно отстранилась, но сэнсэй притянул меня ближе, обнял и ласково сказал:

— Сожалею о Мэри Хофстеттлер. Я знаю, ты ее любила.

Я смутилась из-за того, что неправильно истолковала намерения Седаки, а его участие и нежность напомнили мне, почему я вообще с ним связалась. Но мне хотелось, чтобы он меня отпустил.

— Спасибо, — натянуто проговорила я.

Черноволосый мужчина смотрел на нас, стоя рядом с Джимом и Дарси, которые болтали без умолку. Теперь мне показалось, что в нем есть нечто знакомое, какое-то стародавнее эхо самого темного периода моей жизни. Я не смогла распознать, откуда у меня возникли подобные мысли.

— Как твое бедро? — задал профессиональный вопрос Маршалл.

— Немного одеревенело, — призналась я.

Пинок, который я получила во время боя, оказался куда более скверной травмой, чем мне сперва подумалось. Стоя на левой ноге, я выбросила правую назад, потом вперед, чтобы показать Маршаллу амплитуду своих движений. Он присел передо мной на корточки, наблюдая за движениями. Сэнсэй велел мне задрать ногу и отвести ее в сторону, как кобель, собирающийся помочиться. Из такой стойки в карате наносятся боковые удары. Это была очень неудобная поза.

Маршалл около пяти минут толковал о моем бедре. Все остальные высказывали свои суждения и предлагали средства исцеления, как будто я их об этом просила.

Черноволосый не сказал ни слова, хотя подошел поближе, чтобы послушать дискуссию, которая переходила от моего бедра, боя и судебного иска Ланетт Гласс к будущему собранию в одной из церквей для черных.

Принимая душ и одеваясь, я думала, как же странно, что черноволосый тип возникает везде и всюду.

Это могло быть совпадением. Или же у меня просто паранойя? Он мог положить глаз на кого-нибудь другого, не на меня. Допустим, на Бекку Уитли. Может — я приободрилась — финансовые операции Объединенной церкви Шекспира привлекли внимание правительственного агентства? Пастор, брат Джоэл Маккоркиндейл, всегда включал во мне тревожный звоночек, предупреждавший о сумасшествии и патологии в людях. Вдруг мистер Черный Хвост нацелился на доброго брата?

Тогда к чему секретная встреча с Хоувеллом? Зачем черные сумки?

Конечно, я могла бы приписать все, что только угодно, обычному работяге, которому нравится поддерживать хорошую физическую форму, ходить на похороны незнакомых старушек и иметь секретные встречи со своим работодателем.

С Муки Престон, Беккой Уитли и этим человеком со шрамом и длинными черными волосами и глазом не моргнешь, как потеряешь свое положение самого экзотического импортного жителя Шекспира.

День выдался таким прохладным, что я почти видела пар от своего дыхания. Я не люблю работать в одежде с длинными рукавами, но натянула старый свитер с воротником-стойкой, который носила, когда становилось слишком холодно. Я купила его до того, как начала накачивать мускулатуру, и теперь он жал в шее, плечах, груди и выше локтей… Я покачала головой, глядя на свое отражение в зеркале, и подумала, что бросаюсь в глаза не меньше Бекки Уитли. Надену свитер только сегодня, а после выброшу. Но он, несомненно, годится для того, чтобы прибраться в гардеробе Бини.

Я натянула мешковатые джинсы и старые высокие «конверсы».[21] Взглянув на свое отражение в зеркале, чтобы убедиться, что волосы у меня кудрявые и пышные, а макияж привлекательный и ненавязчивый — косметика Бекки заставила меня острее сознавать опасность злоупотребления подобными вещами, — я пошла к своей машине.

Она не заводилась.

— Черт побери! — сказала я, повторила эти слова несколько раз, подняла капот и сразу опустила его.

Одно из последствий моего элитного воспитания состоит в том, что я ни хрена не знаю о машинах. С тех пор как перестала быть элитой, я вела слишком хлопотливую жизнь, чтобы этому научиться. Я прошествовала обратно в дом и позвонила единственному механику в Шекспире, которому доверяла.

Кто-то снял трубку, и раздался взрыв рэпа, притупляющего рассудок.

— Седрик?

— Чего вам?

— Седрик?

— Сейчас позову.

— Привет. Кому нужен Большой Седрик?

— Седрик, это Лили Бард.

— Лили, что я могу для тебя сделать в этот прекрасный холодный день?

— Ты можешь выяснить, что случилось с моей машиной. Нынче утром она прекрасно ездила, а теперь не заводится.

— Я не оскорблю тебя, если спрошу, есть ли в ней бензин?

— Я рада, что ты не хотел меня оскорблять.

— Хорошо, вот что я скажу. У меня тут на опорах машина, с которой надо закончить, а потом я приеду. Ты будешь там?