Уильям Блэтти - Легион Страница 26

– Мистер Патерно?

Патерно опустился на колени в левом отсеке исповедальни. Постепенно он начинал приходить в себя. Услышав свое имя, Патерно взглянул на Киндермана и растерянно заморгал.

– Пока вы находились в исповедальне, – продолжал следователь, – неизвестный в черном стоял с другой стороны, а потом там оказался старичок, и уже после него мистер Маккуи. Вы говорили, будто слышали, как задвинулась шторка с другой стороны. Вы этого не отрицаете?

– Да, все было именно так.

– И поэтому вы решили, что тот, в черной кофте, уже закончил свою исповедь?

– Да.

– А вы не слышали, как священник снова раздвигает ширму? Может быть, он хотел еще что-то сказать ему?

– Нет, не слышал.

Киндерман кивнул и, закрыв дверь, вошел в соседний отсек. Осмотревшись, он занял место священника.

– Сейчас я прикрою ширму с вашей стороны, – объяснил он Патерно. – После этого слушайте внимательно. – Он дернул ширму, а потом очень медленно раздвинул другую – с противоположной стороны. После этого вновь обратился к Патерно. – Вы что-нибудь слышали?

– Нет.

Киндерман задумался. Когда Патерно поднялся с колен, лейтенант остановил его и попросил:

– Пожалуйста, мистер Патерно, не уходите пока. Следователь покинул средний отсек, вошел в правый и встал на колени. Отодвинув свою ширму и разглядев Патерно, скомандовал:

– Закройтесь и слушайте внимательно. Патерно послушно задвинул ширму. Киндерман протянул руку внутрь среднего отсека, где должен был находиться священник, нащупал там металлическую ручку и попробовал закрыть ширму изнутри. Он задвинул ее почти до конца, а потом, вынув руку, уже со своей стороны нажал пальцами на створку и захлопнул ее. Раздался приглушенный стук.

Киндерман поднялся, вышел из отсека и направился к Патерно. Открыв его дверцу, он молча уставился на свидетеля.

– Теперь что вы слышали? – осведомился лейтенант.

– Вы закрыли ширму.

– А походил ли этот звук на тот, что вы слышали в прошлый раз, когда ждали своей очереди?

– Да, точно такой же.

– Точно?

– Точно.

– Пожалуйста, опишите его.

– Как это «опишите»?

– Ну опишите. На что он был похож? Мгновение поколебавшись, Патерно заговорил:

– Ну, раздался звук, как будто ширма закрывается, потом наступила тишина, а потом кто-то снова задвинул ее.

– Значит, вы расслышали, что звук прекращался на некоторое время?

– Да, все было точно так же, как сейчас.

– А откуда вы узнали, что ее задвинули до конца?

– Тогда раздался такой же глухой стук. Довольно громкий.

– То есть громче, чем это бывает обычно?

– Да, стук был громкий.

– И не как всегда?

– Да, громче.

– Понятно. А вы не удивились, почему после этого ширму не открыли с вашей стороны?

– Удивился ли я?

– Да, почему вам не открыли.

– В общем, да.

– А когда вы услышали этот звук? Сколько прошло времени, прежде чем обнаружили труп?

– Не припомню.

– Минут пять?

– Не знаю.

– Десять?

– Не скажу точно.

– А может быть, больше, чем десять минут?

– Я не уверен.

Киндерман снова задумался, а потом спросил:

– А не слышали ли вы другие звуки, пока ждали здесь своей очереди?

– В смысле, разговоры?

– Что угодно.

– Нет, разговора я не слышал.

– А бывает так, что вы все же слышите голоса во время чужой исповеди?

– Иногда. Особенно в конце, когда исповедь становится по-настоящему искренней, и говорят очень громко.

– Но на этот раз такого не было?

– Нет.

– Вообще никаких разговоров?

– Вообще никаких.

– Даже бормотанья?

– Нет.

– Спасибо. Вы можете идти.

Патерно отвернулся, вышел из своего отсека и присел на скамью рядом с другими свидетелями. Киндерман оглядел их еще раз. Адвокат время от времени бросал нетерпеливые взгляды на свои часы. Следователь начал именно с него:

– Тот самый старичок с пакетом, мистер Коулман...

– Да? – откликнулся адвокат.

– Сколько времени, по-вашему, он находился внутри исповедальни?

– Минут семь-восемь. Может, и дольше.

– А после исповеди он оставался в церкви? – Не знаю.

– Ну, а вы, мисс Вольп? Вы случайно не заметили? Девушка никак не могла собраться с мыслями и тупо уставилась на следователя.

– Мисс Вольп? – Она вздрогнула.

– Да?

– Тот старичок с пакетом, мисс Вольп. После исповеди он ушел из церкви или остался?

Девушка еще некоторое время смотрела на него остекленевшими глазами, а потом, наконец, заговорила:

– По-моему, он вышел. Но точно я не могу вам сказать.

– Вы не уверены?

– Не уверена.

– Но все же вам кажется, что он ушел.

– Да, мне так кажется.

– Вы не заметили ничего необычного в его поведении?

– Необычного?

– Мистер Коулман, а вы не заметили?

– Он показался мне очень дряхлым, – отозвался Коулман. – Я еще подумал тогда, что поэтому-то он и задержался так долго.

– Вы говорили, что на вид ему было за семьдесят?

– Ну да, но он выглядел уж больно изможденным и слабым, когда шел.

– Шел? Куда он шел?

– К скамье.

– Значит, он остался в церкви, – заключил Киндерман.

– Нет, я этого не утверждаю, – возразил Коулман. – После исповеди он действительно направился к скамье, но потом, вполне возможно, покинул церковь.

– Я понял вас, господин адвокат. Благодарю.

– Не за что. – В глазах Коулмана светилось удовлетворение.

– Так, теперь остается голубчик с бритой головой и неизвестный в черной кофте с капюшоном, – добавил Киндерман. – Кто-нибудь из вас помнит, оставались ли они в церкви или же сразу ушли?

Наступила тишина.

Киндерман обратился к девушке:

– Мисс Вольп, тот мужчина в черной кофте... Что-нибудь в его облике или в манерах не показалось вам необычным?

– Нет, – удивилась Вольп. – Я хочу сказать, что не обратила на него особого внимания.

– А суетливости в его действиях вы не заметили? – Нет, он был спокойный, ну, в общем, как все. – Как все.

– Ах, да! Он слегка причмокивал, вот и все.

– Слегка причмокивал?

– Ну да.

Киндерман задумался, а потом спохватился:

– Ну, вот и все. Спасибо всем, извините, что пришлось вас задержать. Сержант Аткинс, отпустите свидетелей, а потом сразу ко мне. Это очень важно.

Аткинс проводил свидетелей к выходу, где дежурил полицейский. Всего несколько шагов, но Киндерман с таким волнением наблюдал за сержантом, будто Аткинс решил отправиться куда-нибудь в Мозамбик и, возможно, с концами.

Однако через несколько минут Аткинс уже стоял перед ним.

– Слушаю вас, сэр.

– Я хотел тут кое-что добавить к сказанному об эволюции. Вот все твердят: шансы, шансы, и что все очень просто. Миллиарды рыб безуспешно плюхались на берег, но вот как-то раз одна очень пройдошистая рыбешка огляделась по сторонам и заметила: «Чудесненько. Майами-Бич. Фонтенбло. Можно, я полагаю, остаться здесь и подышать воздухом». Итак, далее следуют легенды о карпе-питекантропе, карпе-кроманьонце, карпе-неандертальце и так далее. Но не все так просто. Если Рыба надышится воздухом, ей наступит конец. Да, во всяком случае, все так привыкли думать. А надо, чтобы история была повеселее? И обоснована по-научному? И к вашим услугам. Так вот, дело в том, что эта умная рыбешка не загорает с утра до ночи на солнышке. Она прихватывает немного воздуха, как бы пробу, это у нее просто очередная репетиция, а потом – сразу же назад в море, в реанимационное отделение, там она приходит в себя и уже можно бренчать на банджо, вспоминая прекрасные времена, проведенные на суше. Потом еще одна попытка, и вот уже наша рыбка дышит воздухом чуть подольше. Это возможный вариант. После многократных попыток славная рыбешка мечет икру, а умирая, оставляет завещание следующего содержания: возлюбленные чада мои, пробуйте дышать воздухом, сделайте это во имя своего отца. С приветом, ваш Карлуша". И оставляет инструкции, как именно это делать. А они точно следуют завещанию. И вот так продолжается, может быть, сотни миллионов лет, поколение за поколением, и каждый раз у них получается все толковей и толковей, потому что опыт предков с генами передается детям. И вот, наконец, одна рыбешка, тощая, в очках, этакий скромный и страшно положительный подросток, который вечно что-нибудь читает и по двору без дела не шляется, начинает так долго дышать воздухом, что вскоре уже в состоянии посещать и спортивные клубы, и даже кегельбан. Разумеется, не стоит сомневаться в том, что перед его детьми уже никогда не встанет проблема с дыханием. Конечно, им придется еще трудновато, когда надо будет вырабатывать походку, Именно так и считают ученые. Да, конечно, я все предельно упростил. А они – нет? Да ведь сейчас любого, кто при каждом удобном случае вставляет слово «позвоночные», автоматически зачисляют в гении, не говоря уж о тех, кто знает словечко «филюм». Наука предлагает нам уйму фактов, но дает минимум знаний. Что же касается теории о рыбах, то тут тоже есть своя проблема, – конечно, упаси меня Бог удерживать рыб и не позволять им экспериментировать, но дело в том, что процесс привыкания к воздуху, к сожалению, протекает очень медленно. И каждая рыба должна начинать заново, а за одну рыбью жизнь в ее генах ничего не изменится. Главный рыбий лозунг звучит так: «Все делать постепенно».