Андрей Звонков - Любовью спасены будете... Страница 26

Не приходящего в сознание водителя забрала другая бригада, подъехавшая вместе с пожарными…

Она заехала домой переодеться, а на подстанции получила мощнейший выговор от отца, который устроил ей выволочку – сначала как отец, а затем и как начальник… Сгоряча хотел ее даже снять с линии, но она упрямо мотала головой и повторяла: «Я не уйду…» А потом Носов, которому все рассказали водители и диспетчеры, молча сунул ей на кухне огромную кружку горячего чая с коньяком… и сказал тихо:

– Ты молодец… Но больше не делай так, я прошу.

Она смотрела на него глазами полными слез, и даже мелкие бусинки повисли на ресницах.

– Он же мог погибнуть… – хлюпнув носом, пробурчала она в кружку.

– Могла погибнуть ты, – сказал Носов, – а для меня это важнее… Ты прости меня, но, когда ты его укладывала на носилки, он уже был мертв…

Вилечка побледнела.

– Как же так?..

– Он умер, еще когда вываливался из машины, – сказал Носов, вздохнув. – Наверное, острая сердечная недостаточность. Хорошо хоть остановиться успел…

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Вилечка.

– Звонил диспетчеру на Центр, – ответил Носов, – готовься, вынесут благодарность за героизм на пожаре… А я просто запросил, куда его повезли, и мне сказали – второй судебный морг…

– Ну и что! – упрямо сказала она. Слезы вдруг высохли. – Мне некогда было его осматривать. Ну неужели ты думаешь, что все это имеет какое-то значение…

Да, думал Носов, и теплое чувство нежности разливалось в груди, не имеет это никакого значения. На том стоим…

– А благодарность… Знаешь, мне не нужно никаких благодарностей, – тихо сказала Вилечка. – Ты-то ведь понимаешь, что ни о каких благодарностях в этот момент не думаешь… – А потом ворчливо проговорила: – «Больше так не делай…» Интересно, я что, каждый день попадаю на такие случаи?

Носов привлек ее к себе, погладил по темной гривастой головке и, заглянув в огромные затуманенные глазищи, поцеловал.

– Конечно, понимаю, малыш.

В этот момент диспетчеры, которым стало скучно, прохрипев и прокашляв селектор, объявили:

– Доктор Носов! У вас вызов… Тринадцатая бригада!

Носов отобрал у Вилечки остатки остывшего чая и, сделав мощный глоток, зашагал к диспетчерской.

Вилечке и в самом деле через два дня на утренней конференции Стахис лично зачитал благодарность от начальника пожарного управления Москвы. Ее поздравляли, шутили, что положена медаль «За отвагу». Но многие все-таки сошлись на том, что только такие пионерки могут кинуться в огонь очертя голову. А Меринов чертыхался и штопал прогоревшие носилки суровыми нитками…

После того случая Вилечка как-то спросила Носова:

– Как ты думаешь, что нас заставляет здесь работать? Ну ведь не только же зарплата…

Носов задумался, очень хотелось ответить, что зарплата совсем немаловажный фактор, но он понял Вилечкин вопрос и шутить не стал.

– Ты понимаешь, я не могу в двух словах объяснить, но вместо этого расскажу про один эксперимент, что мы провели, еще когда я учился на третьем курсе. – Вилечка устроилась поудобнее в кресле. Носов достал сигарету. – Не против, если я закурю? – Вилечка махнула ладошкой – кури. – Так вот. Я тогда занимался в СНО – студенческое научное общество на кафедре физиологии. А должен сказать, что тогда, да и сейчас, кажется, одна из тем кафедры была «Вызванные болевые потенциалы». Суть исследований заключалась в том, что изучались электропотенциалы мозга в ответ на болевые раздражители. У кроликов! – пояснил Носов в ответ на немой Вилечкин вопрос. – Метода была такая: кролику вживляли электроды в мозг, подтачивали резцы, на них вешали электроды, на которые импульсами подавался ток. Кролик испытывал острую зубную боль, а эти потенциалы суммировал компьютер и рисовал кривую ВП (вызванного потенциала). А затем вводились разные препараты. Ну, в общем, ты поняла?

Вилечка кивнула.

– Но я все это рассказываю вот к чему. Сидели мы как-то за чаем после очередной серии в лаборатории вечером, я с другом, ассистент Сережа Шумаков и доцент Громов, и разговор вдруг пошел насчет парапсихологии, экстрасенсов и прочих околонаучных вещей. Мы спорили, но не так, что каждый стоял своем, а скорее это был диспут, где каждый пытался найти хоть какую-то мало-мальски понятную гипотезу, объясняющую чувствительность. Шумаков тогда высказал идею, что человек может чувствовать выделяемую другими людьми в пространство информацию. Но не всегда может ее понять, осмыслить. Из этого появилась такая мысль – посадить студента спиной к кролику, заставить его решать задачи, тесты, снимать с него различные показатели с мозга, сердца, кожи и кишечника, при этом кролик будет испытывать боль. Эмоции, испытываемые им, страдания, выплескивающиеся в окружающее пространство, должны восприниматься студентом и отражаться в изменении биопотенциалов. Ты поняла?

Вилечка кивнула. Носов продолжил:

– Так вот, мы тогда провели около сотни студентов по этой методике.

– И что? Получилось?

– Получилось, – сказал Виктор. – Больше половины достоверно отреагировали на боли кролика, не зная, что с ним. А часть отреагировала очень остро. Громов тогда сказал: вошли в резонанс. Понимаешь, повышенная максимальная чувствительность к чужой боли и страданиям не может быть без резонанса. Интересно, как ребята описывали свое состояние: душно, в туалет хочется, тревожно, сушит во рту и похожие реакции. Никто не знал про кролика, но те, кто вошел в группу положительных реакций, ощущали себя довольно неуютно.

– Ну и к чему ты это рассказал? Думаешь, мы с повышенной чувствительностью? – спросила Вилена. – Как-то не вяжется. Мы же все циники, в большей или меньшей степени.

– А отчего? – Носов усмехнулся горько. – Это же защитная реакция. Весь цинизм слетает, когда попадаешь в серьезную ситуацию. Ты о другом подумай, что нас всех держит на скорой и в медицине вообще? Подсознательное желание прийти на помощь? И больше всего – это то чувство удовлетворения, когда все удается. Ведь так? С чем можно сравнить радость и удовольствие оттого, что спас чью-то жизнь? А с чем можно сравнить беспомощность и боль, когда человек умирает, а ты не в состоянии ему помочь? – Носов затянулся, помолчал, выпуская дым в сторону от Вилечки. – А цинизм – это все напускное. Маска всего лишь.

В одиннадцать Морозов сдал дневную бригаду и запрыгнул к Носову, который получил вызов «плохо с сердцем». И они укатили, не дожидаясь, пока Вилечка передаст бригаду другому составу. Пусть посидит поужинает…

Водителем у них был Рифат Сагидуллин, маленький татарин, причем почему-то совершенно не похожий на татарина, только иногда, когда у него было хорошее настроение, он раздвигал в разные стороны высокие скулы, щурил глаза и говорил, изображая чукчу: «Моя понимай, начальник. Баранка крути, дорога ехай… Какая такая магазин? Не положено!» – и поднимал палец. Но это все шутки. Рифат учился на юридическом факультете заочно и уже перешел на четвертый курс, а к учебе относился очень серьезно. Носов, возвращаясь с вызова в машину, еще ни разу не видел его не читающим учебник или конспекты…