Дмитрий Сафонов - Шериф Страница 27

Баженов провел рукой по вспотевшему лбу, пытаясь остановить пленку, крутившуюся в голове. Поискал, куда бы выкинуть истлевший окурок. Заметил под раковиной маленькую урну, прицелился, щелкнул пальцами. Окурок сорвался с пожелтевшего ногтя и, описав пологую дугу, врезался в пластиковую стенку корзины, перевернулся в воздухе и свалился на дно.

Надо было действовать. ПРЕДОТВРАТИТЬ. Он поймал себя на мысли, что если бы кто-нибудь попросил его сформулировать весь смысл оставшейся жизни, он сказал бы одно только слово: «ПРЕДОТВРАТИТЬ». И про себя бы добавил: «Любой ценой». Он считал, что однажды уже заплатил слишком высокую цену, выше которой просто нет.

Он пока не знал двух вещей. Первое: есть такая цена. Переступив черту, нельзя вернуться назад, черта — это не граница, это обрыв, и дальнейший путь лежит не по прямой, а отвесно вниз. «Уж коли объявился в аду — так и пляши в огне». И второе: он не знал, что жить ему оставалось очень немного. Гораздо меньше, чем он предполагал. И еще меньше, чем хотелось бы.

— Значит, так, Ваня.

Шериф не помнил, когда в последний раз называл Ивана Ваней. Им не приходилось вести задушевных бесед, "ведь они всегда стояли по разные стороны баррикад, и даже еще дальше. Они оба были в противостоянии со всем городом: обязанность Шерифа — поддерживать мир и порядок, поэтому Баженов старался подчинить себе Горную Долину. Иван же — наоборот, всячески противился городскому укладу жизни, он сам не хотел подчиняться Горной Долине.

— Иди к себе в хижину, запрись на все замки и запоры и сиди тихо, как мышь. Наблюдай: если вернется пес, утром мне обо всем доложишь. За мамонтовскую компанию можешь не беспокоиться. Они тебя не тронут. Волков проведет эту ночь в участке, остынет, подумает над своим поведением, а там посмотрим. Ну а если не подумает, я ему помогу. Так что иди и ничего не бойся. Понял?

— Понял. — Иван кивнул, встал со стула и, бережно держа на весу забинтованную руку, направился к выходу.

— Постой, — окликнул его Шериф. — Вилку возьми. Загляни в заведение, отдай Белке.

— Ага.

— Ну, ступай.

Шериф подождал, пока за Иваном закроется дверь, и повернулся к Тамбовцеву.

— Ну что, Валентин Николаевич? «Зеленоватое свечение из заброшенной штольни». Как вам это нравится? Дождались второго пришествия?

Тамбовцев тяжело вздохнул:

— Не знаю, Кирилл. Не знаю, что и подумать. Может, Ивану просто померещилось? Спьяну-то чего только не увидишь. А?

— Может быть… Но мне что-то неспокойно на душе.

— Почему? Смотри, — Тамбовцев развел руки ладонями вверх и растопырил короткие красные пальцы, ловкостью которых так восхищался Пинт во время перевязки, — десять лет прошло. Десять лет ЭТО дерьмо провалялось там и не светилось. Чего это ему вдруг вздумалось устроить иллюминацию? — Казалось, он и сам не очень-то верил в то, что говорил. Просто хотел, чтобы это действительно было так: ничего особенного, светлячки на поляне. Или гнилушки… Или…

Но внутренний голос ехидно нашептывал: «Почему же ты не продолжаешь? Что таится за этим последним „или“? То, чего ты так боишься? Ведь верно? Именно это?»

— Как бы там ни было, проверить надо, — твердо сказал Шериф. — Сегодня вечерком я посмотрю, что там светится. Тамбовцев согласно закивал головой.

— Конечно, проверь. Я все-таки думаю, ничего особенного, — повторил старый док, но руки его предательски дрожали. И это не укрылось от Баженова. — Я бы пошел с тобой, но… артрит. Проклятый артрит. Боюсь, снова разыграется. В лесу так сыро…

— Не дрейфь, Николаич, — ободрил Шериф. — Б случае чего, я знаю, что делать. Опыт имеется.

— Ты бы все-таки… того, — заволновался Тамбовцев. — Не ходи один. Возьми напарника. Хотя бы Валерку Ружецкого. Вдвоем — веселее. И не так опасно.

— Нет, — отрезал Баженов. — Мне некого взять. Кроме нас с тобой, никто не знает, где ОН лежит. И что ОН на самом деле из себя представляет. И не должен знать. Понимаешь? Так что я пойду один.

— Ну, смотри. Ты все же будь поосторожней. Баженов отмахнулся.

— Само собой. — Он почесал переносицу. — Вообще-то, я сейчас о другом думаю.

— О чем?

— Предположим, — Шериф подошел ближе и понизил голос, словно боялся, что их могут подслушать, — что там действительно что-то есть. Ну, я имею в виду то, что мы оба с тобой подумали. То, чего мы больше всего… опасаемся. Понимаешь? Как бы нам предупредить ситуацию? Как заставить этих олухов, — он кивнул через плечо в сторону городка, — сидеть дома? Мало ли что, Николаич. Мало ли что… Береженого Бог бережет.

— Ну и как ты хочешь заставить их сидеть дома?

— Есть у меня одна мыслишка. Как считаешь, для бешенства сейчас сезон подходящий?

— Совершенно неподходящий, — уверенно ответил Тамбовцев.

— Это не важно. — Губы Шерифа раздвинулись в подобии улыбки. — Мы пойдем к Левенталю, заставим его включить свою чертову шарманку, и я объявлю, что в округе замечена бешеная собака. Попрошу всех жителей не выходить из дома и не оставлять без присмотра детей. А ты прочтешь лекцию на полчаса, такую, чтобы хорошенько пробило, до самой задницы. Чтобы все сидели дома. По крайней мере, сутки. Пусть в мокрых от страха штанах, но дома. Пока я все не выясню. Понял?

— Угу. — Тамбовцев кивнул. Идея с радиообращением казалась не такой уж глупой, если разобраться. Он уже прикинул основные моменты своей речи.

— Николаич, напугай их посильнее. В конце концов, бешенство — это цветочки по сравнению с… Ну, ты знаешь. — Баженов мог бы и не убеждать в этом Тамбовцева. Тот и сам прекрасно знал, что бешенство — это просто цветочки. — Кстати, этот новый парень из Александрийска… Как его там?

— Оскар Пинт, — подсказал Тамбовцев.

— Да, он самый… Дал же Бог имечко. Пусть остается здесь, обустраивается и все такое. С одной стороны, это хорошо, что он приехал. — Шериф не стал объяснять, почему, но Тамбовцев и так понял то, что Баженов боялся произнести вслух: если дело примет самый дурной оборот, то лишний доктор не помешает, напротив, очень даже пригодится. — А, с другой стороны, я ему пока не доверяю. Так что рано болтать языком. Воздержись, Николаич. Хорошо?

— Не знаю, Кирилл. — Тамбовцев в задумчивости покачал головой. — По-моему, ты не прав. Новый человек, образованный, порядочный, умный, — это по глазам видно. Тут важен свежий взгляд. Может, он со стороны увидит то, чего мы не замечаем?

Шериф молчал. Он боролся с сомнениями. «Дыра в голове» не давала покоя. Он привык подозревать всех и во всем. А этот новый доктор… Какого черта он приперся сюда? В такую глушь, куда добровольно никто ехать не хотел? Вдруг взял и приехал? Зачем? Истинной причины Баженов не знал, и оттого поступок Пинта казался еще более подозрительным.