Елена Хисамова - Ужасное наследство Страница 27

      А потом у жены начались галлюцинации. В зеркальных поверхностях ей чудились мерзкие чудовища и отвратительные лица чужеродных созданий, зовущих её к себе. Анна изуродовала всю полированную мебель с помощью пемзы и грубой наждачной бумаги, которую отыскала среди отцовских столярных инструментов. Она завесила простынями большие зеркала, а маленькие закопала возле выгребной ямы.  Шторы на окнах оставались постоянно задёрнутыми, а стёкла заляпаны грязными разводами. Когда я возвращался из больницы, Анна неизменно сидела в старом кресле, сжавшись в комок, и прятала лицо в колени, а кисти рук - в длинные рукава кофты. Я заговаривал с ней, но она молчала и вслушивалась в нечто неслышимое мне, по-птичьи наклоняя голову к плечам. От моих попыток дать успокоительные лекарства или снотворное Анна всячески уклонялась. Я не понимал, как ей удавалось распознать питьё с подмешанным препаратом, но она ни разу не выпила снадобье, способное усыпить её.

      Переживания за Анну отодвинули на второй план мысли о Марии. Но всё же, в редкие случайные встречи, я мог заметить, какие изменения произошли с девочкой за четыре месяца. Она вытянулась и окрепла физически. К моему удивлению, фигура Марии более походила на девичью, нежели на формы ребёнка. У неё выросли небольшие грудки с острыми, призывно торчащими сосками, чётко выпирающими из-под туго обтягивающей её кофточки, которая недавно была абсолютно свободной. И хотя лицо её оставалось детским, взгляд поражал несоизмеримой силой и знанием. Словно она видела тебя насквозь, знала твои мысли и желания, тайные слабости и пороки. Заглянув ей в глаза, хотелось не отрываться от их глубины, затягивающей в водоворот безумия.

      Вскоре я выявил закономерность: стоило Марии ступить на порог, состояние жены усугублялось, и страхи и странности в поведении увеличивались. И тогда у меня зародилась мысль, что это - не спроста.  Я уже рассказал о странных событиях, предшествующих зачатью Анны, о  некоторых паранормальных  способностях, которые проявлялись изредка у неё, и, возможно, ввёл вас в заблуждение, дав повод подумать о её колдовской сути. Нет, Анна не была рождена колдуньей. Она носила в себе  определённую мистическую силу,  но та предназначалась для достижения иной цели. Моя жена была рождена, чтобы её эмоции и чувства, по большей части негативные – страх или боль, питали и делали сильнее с каждым днём силы зла. Она была не обычной едой для потустороннего паразита. Её рассудок он смаковал изысканно и извращённо. И паразитом этим была Мария

5.

      От давней столичной жизни у нас с женой остались неплохие сбережения. К тому же, покойная мать слыла известной мастерицей в консервации овощей и фруктов с огорода, лесных ягод и грибов, а так же собственноручно закатанной тушёнки из дичи, добытой отцом в сезон охоты. И при жизни наделала большие запасы. Да и кое-какая живность копошилась во дворе, снабжая бесперебойно молоком и яйцами. Так что от голода нам умереть не грозило. 

     Мне пришлось прервать практику в поселковой больнице и попросить расчёт. Оставлять Анну в доме одну меня по-настоящему страшило. От заторможенного просиживания в кресле она перешла к действиям, причиняя боль самой себе. Ногти на руках жена обгрызла до мяса, но не остановилась на этом, продолжая уничтожать их дальше. Ни с того, ни с сего обрезала длинные пушистые локоны, уверяя меня, что не помнит когда и как это сделала, и куда потом дела волосы. А потом Анна начала истязать себя. Первые порезы, неглубокие, как царапины, я заметил у неё на руках. Со временем они стали длиннее и глубже, появились на груди, боках и бёдрах. Я собрал и запер в кладовке все режущие и колющие предметы, которые нашёл в доме. Но это не помогло. Кровоточащими огрызками ногтей Анюта ковыряла кожу. Ни увещевания, ни ругань не останавливали её. Жена плакала и, показывая мне истерзанную плоть, горячечно шептала: «Вот они, Андрюша. Разве ты не видишь? Их надо вытащить! Они растут! Они сожрут меня заживо! Я же не умерла? Помоги мне избавиться от них, умоляю тебя!» Но я не видел, то что чудилось ей – копошащихся под кожей, опарышей. 

       Моему терпению пришёл конец. Не желая слышать отказы жены, я твёрдо решил увезти её в район, в психиатрическую клинику. Зима, наконец, соизволила вспомнить об обязанностях, данных ей свыше. Ночью прошёл долгожданный снегопад, сделав окружающее кипельно белым и ангельски чистым. С твёрдым намереньем запрячь Гвидона, старого чёрного, как гуталин, мерина, я вышел из дома и ступил на подворье. Солнце задерживалось с восходом за далёким горизонтом, не торопясь облагодетельствовать недолгим зимним светом землю заповедника, но от снега стало светлее. Девственно нетронутый покров, без единого следа расстилался вокруг. Редкие крупные снежинки, плавно покачиваясь, опускались вниз. Лес молчал - ни звука. На мир опустилась тишина. Что-то было неправильное в ней, противоестественное. И тут я понял! Не возились сонно куры на насесте, не шуршали соломой две пегие козы в сарае. И кочет не оповестил о скором явлении светила. Я бросился на скотный двор, заранее предчувствуя, что увижу. Неизвестная тварь добралась и сюда, вырезав скот и птицу подчистую. Моя последняя надежда убрать Анну подальше от дома потерпела крах. Мерин, тяжелой глыбой чернел в дальнем углу. Подойдя ближе, я увидел, что горло его растерзано, но вокруг лишь небольшие лужицы тёплой крови, от которых шёл еле заметный парок. «Хищник здесь, наблюдает за мной!» - Пронеслось молниеносно в голове. Я резко обернулся к выходу и от испуга вздрогнул всем телом. У раскрытых ворот сарая, облокотившись о косяк, стояла Мария. На её лице блуждала глумливая ухмылка, а глаза слабо светились в сумраке. Она призывно облизнула тёмные, словно налитые кровью губы, на секунду оголив белизну зубов, показавшихся мне слишком острыми и длинными. Не говоря ни слова, девочка развернулась и пошла прочь, в сторону леса. Вскоре она скрылась за стволами исполинских деревьев, а я всё смотрел, не в силах тронуться с места. Смотрел и не понимал, что происходит. Солнце робкими лучами осветило снега, добавив им нежно розового оттенка. И это великолепие запятнали лишь мои следы.

      Туши животных я закопал недалеко от дома. Анна в помощники не годилась, поэтому пришлось провозиться с захоронением до темноты. К моей радости, жена чувствовала себя значительно лучше, даже сумела приготовить нехитрый обед. Тогда мы ещё не поняли, что изменилось. Первую ночь за долгие месяцы оба спали, как убитые. Наутро Анна проснулась прежней - галлюцинации и навязчивые идеи исчезли. Зло на время оставило нас. Так началось наше зимнее заточение.