Александр Варго - Корень зла Страница 28

– Естественно, он вам не смог ее описать, поскольку видел ее мельком… Павел Фельдман весьма наблюдательный человек, но он далек от искусства и вряд ли найдет подходящие слова, чтобы выразить сущность этого неповторимого произведения…

– А вы найдете?

– Я художник…

– Валяйте, Артем Олегович. Мы вас внимательно слушаем.

Ему не нужно было прикладывать усилий для описания окутанного мистическим мраком полотна. Слова лились, как вода на мельничные жернова. Он описывал картину во всех подробностях, не жалея красок – словно представлял высокой педагогической комиссии выстраданную бессонными ночами экзаменационную работу.

Лицо карпатского демона было непроницаемо, как лик египетской мумии.

– Ну что ж, Артем Олегович, можно сказать определенно – картину вы видели. Очевидно, предполагается, что не должно остаться никаких сомнений, верно? Но сомнения остаются. Вы удивлены? Не хотите ли пройти еще одно испытание?

Злая пчела вонзилась в шею. Он вскинул руку, чтобы прихлопнуть ее ладонью, и куда-то поплыл…

Артем начинал привыкать к этому обезглавленному состоянию. Тело погружено в зловонную выгребную яму, зрение двоится. Вялость, не хочется ничего делать, куда-то идти. И все же неясное чувство подсказывало, что на сей раз происходит нечто особенное. По стенам пробегали легкие перламутровые тени. Он лежал в просторном зале, освещенном мерзлым рассеянным светом, не на полу, а на каком-то возвышении, представляющем почти правильный куб. Верхняя поверхность куба была устлана красным бархатом – чуть ли не трибуна, с которых вещали коммунистические вожди…

Жертвенный алтарь, – пришла ему в голову не очень-то лестная мысль. Он завертел головой. В округе никого живого, но на всякий случай он спустил ноги на пол. Нога уткнулась во что-то мягкое, он в ужасе подбросил колени.

– Это всего лишь я, – пробормотал Фельдман, растирая заспанное лицо, – топчись, кто бы возражал…

– Привет, – выдохнул Артем, – не представляешь, как я рад тебя видеть.

– Я тоже рад, – признался Павел, – просто млею от восторга. Поспать нам дали – это хорошо. Давай теперь выяснять, где мы.

– Мы в картинной галерее, – прошептал Артем срывающимся голосом, – на нас взирает «Око Леонарда»…

– Не понял, – Павел сделал удивленные глаза, – я был уверен, нас тупо растворят в кислоте. А тут такое приобщение, блин, к прекрасному. Слушай, – он перестал тереть физиономию. В глазах поселился тревожный блеск, – что-то здесь не так…

– Я тоже так думаю, – согласился Артем, – ростки оптимизма заглушают бурные сорняки сомнения.

– Сейчас бы выпить, – размечтался Павел, – чего-нибудь побольше. А то меня опять начинает потряхивать…

Не было сомнений, что перед ними то самое, искомое – ради чего и учинялась свистопляска. «Последнее испытание» утонченного садиста Ватяну. Коллекция сатанинской живописи, переправленная из Венгрии, где она принадлежала самоубийце Ласло Вохачу. Фетиш. Движущая сила мракобесия. Десятки картин, напоенных, как нынче принято выражаться, деструктивной энергией – убойной силой в умелых, тренированных руках.

Он так далек от всего этого – что не поддается постижению посредством заурядного здравого смысла…

Их заперли в изолированном участке замка, оставив один на один с жутковатой коллекцией. Одного он не мог понять, при чем здесь Павел? Но впоследствии он понял – это неспроста. Вдвоем, как ни крути, веселее. Своеобразная подстраховка – дабы «клиент» не помер в одиночку от потрясения…

Жуть кромешная уже сжимала горло. Они поднялись, стали озираться. Экскурсовод, похоже, не предусмотрен. Пространство не такое уж протяженное: два зала (большой и малый), соединенных широким арочным пролетом. Источники приглушенного свечения вмонтированы в стены, в полы, устланные чем-то матовым, идеально гладким. Барельефы на стенах, на потолках, изображающие причудливые фигуры, исполняющие причудливые танцы. Лев, оплетенный змеей, резная голова фантастического существа с разинутой пастью. Не собака, не змея… Широкий карниз по периметру потолка: спирали, плетения, узлы. Среди узоров возникали очертания зверей, людей, демонов. Картины в пышных, увитых резьбой окладах…

Его уже тянуло к этим картинам – как магнит к железу, невзирая на страх, невзирая на Павла, тянущего в другую сторону – тому приспичило проверить, действительно ли заперты двери за тяжелыми габардиновыми портьерами. Он не сомневался ни на йоту: двери заперты…

– Зачем нам это надо? – бормотал Павел, проделывая подозрительные движения, похожие на осенение себя, любимого, крестом. – Совмещать неприятное с бесполезным? Ну уж увольте…

Куда уж этому невеже до неодолимого любопытства художника…

От созерцания «Ока Леонарда» волосы вставали дыбом. Классическая масляная живопись, явные раритеты, чувствуется рука талантливых мастеров эпохи Возрождения и последующих эпох… Вывернутые наизнанку библейские сюжеты, измывательство над персонажами Заветов. Погрудные портреты безвестных персон в пурпурных кардинальских мантиях, сверкающих тиарах, парадных одеждах, расшитых золотом и серебром, но с такими циничными ехидными лицами, с коими никогда не изображались высокопоставленные клерики и властители. Дамские собрания – пурпур, золото, тяжелые парчовые платья. Извращение апостолов Петра и Павла, «Мученичества Святого Варфоломея» Хусепе Рибера, «Молитвы Святого Бонавентуры» Франсиско Сурбарана. Картина известного испанца посвящена истории о том, как святой Бонавен-тура разрешил спор кардиналов по поводу избрания Папы и указал достойного кандидата. Сюжет картины – как святой общается с ангелом, который по секрету сообщает имя избранника. Полотно неизвестного «подражателя» практически не отличается от оригинала, вот только непонятно, что нашептывает на ухо святому хитроумно ухмыляющийся демон с нечеловеческим лицом…

А у «куратора» демонов лицо почти человеческое. Что за личность? Дагон? Магон? Он стоит напряженно, подавшись вперед, вот-вот бросится, в старинном камзоле, перетянутом портупеей, жесткий черный воротник, алый плащ, скуластое лицо, волосы черные, как смоль, волнисто обвивают лицо, сливаются на плечи, орлиные глаза сверлят мозг, как перфоратор бетонную стену. Он держится за эфес сабли. Рядом с этой картиной нормальному человеку стоить нельзя – Артем попятился, от картины явственно несло чем-то сырым, могильным…

Лицо второго «вершителя судеб», словно загробное видение, лицо наполовину скрыто тенью, он взирает на зрителя с высокомерным равнодушием. Блеск лат, плюмаж на причудливом шлеме. Полотно написано широким свободным мазком, мерцает тонкими валерами перламутра…

– Ты крестись, дружище, крестись… – бормотал где-то за ухом севшим голосом Павел. – Неужели тебе не хочется сдуру перекреститься? Ты же веришь в Бога?

– Я бы верил, Пашка, – потрясенно шептал Артем, – да Бог не верит в меня…

А ведь без шуток хочется креститься, рухнуть на колени, разбить лоб в молитвах, чтобы пронесло… Он брел на подгибающихся ногах мимо вызывающе роскошных полотен. А персонажи их буквально следили за его перемещениями, провожали взорами, многозначительно переглядывались… Или снова взыграли галлюцинации? Многофигурные композиции. Пьяницы, бродяги, распущенные, одетые в отрепья женщины… Типичная бодегона Диего Веласкеса – изображение погруженной в полумрак харчевни. Свечи у них там, что ли, кончились? Лучше не видеть эти лица пирующих персонажей, в них слишком мало человеческого… «Венера перед зеркалом» того же Веласкеса – обнаженная прекрасная дама, лежащая к зрителю спиной и превосходной пятой точкой. Но в зеркале, который держит израненныи ангелок (видно, кубарем падал с неба, получив пенделя от своего патрона), в дымчатой полумгле просматриваются контуры морщинистого лица безобразной ведьмы…

Но здесь не только подражания и плагиаты. Творения в основном оригинальные, такие, от которых кровь стынет в жилах. Разложившийся покойник в истлевших лохмотьях – реалистичен, как фотография! – испытывает жгучее желание воскреснуть. Ему удается приподняться, подтянуть под себя ногу, приоткрыть и обратить на зрителя ввалившиеся болотные глаза. Неподалеку сидит обыкновенная кошка и вдумчиво трет лапкой мордочку, намывая необычного гостя в обычном мире. Неистребимое поверье, что если кошка перепрыгнет через покойника, он становится упырем… Двое людей в католических рясах из толстой сермяги с растерянными лицами склонились над кликушей – женщиной, в которую вселился бес. Девушка красива, у нее очень выразительная грудь, с которой она уже сорвала свои одежды. Ее трясет, она бьется в припадке, заразительно хохочет, тянет скрюченные персты к беспомощному экзорцисту… Что он может сделать, если женщина уже целиком во власти Дьявола и не хочет оттуда возвращаться?… Тема так называемого экзорцизма не единична. Захламленный монастырский двор, скопление экзальтированной публики, добрая половина – грязные проститутки. Уже вечер, багровое солнце заходит за стену монастыря, но видна надпись над сводом арки: «Общество возмещения душ» (по-французски). Основателем общества был аббат Булле и его любовница Адель Шевалье. Их работе посвящена тема произведения. Странный и непристойный экзорцизм. Привязанный к колоде бедолага облит кровью мертвого младенца, над ним колдует взъерошенный, возбужденный священник, а дама в черном наряде обрызгивает участников церемонии человеческими экскрементами. Здесь явно обряд изгнания бесов перепутан с пресловутой «черной мессой», но никого из участников церемонии это не тревожит, все довольны, все радуются… Костры, на которых мучительной смертью гибнут молоденькие девушки и бесполезные старухи – вся картина проникнута воплем, от которого буквально взрываются уши. Собрались однажды инквизиторы вокруг костра… Ну как не посочувствовать симпатичным ведьмам? Церковь сама породила это зло, сама и бьется с ним уже которое столетие. Возвеличила эту силу, доведя ее до полного абсурда, воскресила диковинные обычаи. Практически все средневековые дьяволо-поклонники – бывшие (а то и действующие) церковники. В одном немецком городке в семнадцатом веке спалили двести ведьм – практически все женское население. Горели и мужчины. Среди казненных – самый толстый мужчина, самая толстая женщина, самая красивая девушка, знавшая несколько языков и прекрасно справляющаяся с музыкальными инструментами. Пощады не было никому: и чрезмерная упитанность, и красота, и высокое духовное развитие – все было объявлено ОТ ДЬЯВОЛА… Священники явили миру то языческое, что давно поросло быльем: испытание водой – ведьму связывали, бросали в воду, если всплывет, значит, точно ведьма, если потонет, то вышла ошибка, и мертвеца хоронили, как порядочного гражданина. Испытание огнем: раскаленный болт, окропленный святой водой, вкладывали обвиняемому в руку – если болт сожжет ее, стало быть, доказана виновность, если рука останется невредимой, то бедолагу, к сожалению, можно отпустить…