Составитель Сергей Чекмаев - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову Страница 28

Подпоручик наклонил голову и внимательно посмотрел на Антона. Мягко спросил:

– Вы не устали?

– А вы? – Антон удивился, что сумел шевельнуть губами – и услышал свой невыразительный голос будто со стороны.

– Устал, – признался Ольховский.

В его глазах отразился свет луны, обычно невидимой за густым туманом.

– Тогда зачем… – Антон запнулся. Собственный голос казался ему чужим. – Зачем вы возвращаетесь?

– А кто это сделает, кроме меня?

– Что?

– Кто–то же должен спасти Россию. Я не уверен, что у меня получится. Но я хотя бы пытаюсь. А вы?

Антон не нашелся, что ответить. А еще, он так и не понял, спрашивал ли подпоручик лично его, Антона, или вообще – задавал вопрос всем живым?…

* * *

Антон рассказал про этот разговор Лехе.

– Интересно, – сказал Леха и надолго задумался.

– Может, приснилось? – с надеждой спросил Антон, устав ждать результатов его раздумий.

– А какая разница? – пожал плечами Леха.

– Что?!

– Ну, какая разница между сном и вот этим вот… то, что здесь…

– Ну, – засомневался Антон. Происходящее здесь по ночам и в самом деле напоминало кошмар. Антону иногда очень хотелось наконец проснуться и все забыть.

– Я имею в виду – между сном и жизнью. Или смертью и жизнью?

– Ты че, Леха? Знаешь? Величайшие философы не знали, а ты – знаешь?

Антон посмотрел на его улыбающееся лицо и подумал, что лейтенант Петя, может, не так уж и не прав.

А лейтенант Петя однажды сказал:

– Ты, Левитан, не обижайся, но твой Леха двинутый на голову.

– Кто бы говорил, – тихо буркнул Антон. Он обиделся.

– Разговорчики, – когда Петя вспоминал о субординации, его голос становился резким и скрипучим. Потом он подумал и неохотно добавил:

– Ну, мы тут все двинутые. Преимущественно. Что неудивительно при сложившихся обстоятельствах.

– А попроще можно?

– Куда проще? Один из гроба восстает по вторникам и пятницам, гордость советской академической гребли харонит помаленьку, я вам весла подношу. Ты с покойниками треплешься, Глуховской радугу по утрам смотрит. Один Дымко нормальный, но и тот пьет по–черному.

– Ну, это как раз нормально. Для сельской местности. Преимущественно.

– А в морду?

– За что?

– За снобизм и оскорбление старшего по званию.

– А Хароныч?

– Ну, он вообще чокнутый. Религиозный бред на фоне старческого слабоумия.

– А ты ему деньги зачем даешь?

– Ну, – Петя смутился. – Он сказал, иначе не получится. Когда предложил в первый раз их перевезти. Сказал, так положено. Думаю, он лучше знает.

– Неплохо он зарабатывает. А он вообще кто? Откуда взялся?

– Ну… взялся откуда–то. Я знаю? Хотите, попробуйте без него разок. И без денег. А?

– Не хочу. Не получится – ты будешь с ожившими казаками в моей лодке разбираться?

– А Глуховской? Он небось согласится? Предложить?

– Ты знаешь, Петя, он ведь совсем другой раньше был. То есть совсем раньше. Еще до того, как нас сюда перевели. Он из–за Ирины такой стал. Девушка у него была.

– Не дождалась, что ли?

– Вроде того.

– Бывает, – сочувственно ответил Петя и задумался о чем–то своем.

* * *

Леха по утрам действительно ходил смотреть на радугу.

Еще после той первой дикой ночи их «харонства» Леха, не упускавший ни одной мелочи, спросил у старика – мол, а как же кони? С ними–то как?

– И–и, соколики, оне сами по себе, того–этого, – ответил Хароныч.

– Совсем помирают?

– Зачем совсем? Сами уходят. Животная, соколик, всегда умней человека дорогу чует.

– Почему?

– Ну кто ж его знает, почему. Оне по–разному, человеки. Кто боится идти. У кого груз тяжкий – обида там или еще чего. Кто мыслит много, сумлевается – направо или налево, али вообще на месте погодить. А животная – чистая душа – встала и пошла себе.

– Так прямо и пошла?

– А ты, соколик, хочешь, сам погляди, если сумлеваешься.

Это было очень красиво. В предрассветных сумерках мост постепенно растворялся. Сперва исчезали резные опоры, уходящие в воду, и он на некоторое время зависал над берегами стройной невесомой дугой. А когда до нее дотрагивались первые солнечные лучи, она вспыхивала радужными переливами, будто выточенная из чистейшего звонкого хрусталя. И в этот миг на новый сияющий мост ступали кони.

Они поднимались с земли, куда их уложили пулеметные очереди, встряхивались, звеня удилами и медленно, пробуя на ощупь каждый шаг после–смертной жизни, шли к радуге. Когда ее сияние касалось коней, они преображались. Растворялись в радужном свете уздечки и седла, всплескивали длинные, остриженные при жизни гривы и хвосты, распрямлялись шеи, приученные к короткому поводу… Кони ступали на радугу, друг за другом, ускоряя шаг, потом переходили на рысь – и уже через минуту табун уносился по радужному мосту на другую, невидимую, сторону, расплескав по ветру светлые гривы. Мост исчезал вместе с ними, только некоторое время мерцали в воздухе разноцветные искры, обозначая последнюю лошадиную дорогу…

Леха ходил смотреть на это каждый раз.

– Не надоело? – спросил его как–то Антон.

– Красиво, – ответил Леха. – Сам попробуй. Будет легче.

Антон понимал, о чем он. Радужный лошадиный мост был оборотной стороной жуткого, залитого кровью, моста ночного. Как доктор Джекил и мистер Хайд. Как изуродованное пулями лицо маленького знаменосца – лицо, половина которого осталась нетронутой. Только Антону от этой радуги становилось еще тошнее. И ночной мост после нее казался еще ужаснее, а река под ним – еще чернее.

А для Лехи почему–то получалось по–другому. Будто эта радуга была ему платой за страшное ночное ремесло перевозчика мертвых. И будто он считал эту плату достаточной.

Когда Антон это понял, он подумал, что Леха не взял бы денег, которые хотел предложить ему лейтенант. Тех, что брал Харитоныч…

* * *

А однажды Леха ушел по радужному мосту. Ухватил за гриву белого командирского коня, взлетел ему на спину одним махом – будто всю жизнь до этого только и ездил верхом – и улетел вместе с табуном в светлое далеко.

– Ох, я дурак, – ругал потом себя Антон, – нет бы догадаться, что он примеривался…

– Да, блин, ситуация, – согласился лейтенант Петя. Ему еще надо было как–то докладывать о происшедшем майору, и он размышлял, как к этой задаче подступиться. – И кто бы подумал. Нет, ну он, конечно, двинутый, этот Глуховской. Но чтоб до такой степени…

– Да мне надо было думать. Я знал, что так будет.

– У него, что, серьезно, с мозгами было так плохо? Нет, ну в нашей обстановочке, конечно, можно головой поехать. Дымко вон спился почти. Надо майора попросить, чтоб уже перевел его куда. Жалко мужика.