Сорочиный куст - Наталья Булычева Страница 29

капли не стыдясь срамного вида своего, носилась, как одержимая, с длиннющей свечой в руках по всем четырём углам бани и единым духом всё шептала и шептала заговоры свои, то ли на карякском, то ли ещё каком незнакомом зрителям, сидевшим поодаль, на банных полках, языке. Из одного угла в другой она перебирала с какой-то нечеловеческой удалью, потом возвращалась на центр, где сидел на низкой табуретке Егуш, тоже вконец окуренный или опоённый. Ведьма подходила к нему со спины и водила, капала горячим чёрным воском на коротко стриженую макушку. Тут без одежды, без обуви, без украшений, без косметики она уже не казалась красивой, будто молодость слезла с неё, как лягушачья кожа, и осталась не то что даже просто старуха, а, скорее, даже мумия. Но, хотя очень прыткая и шумная, слова сыпались из неё, казалось, нескончаемо, как лесные ягоды в шарабан, и мужчинам становилось всё хуже и хуже. Но никто не делал попыток угомонить ведьму или хотя бы просто выйти из бани, воля парней была подавлена, а тела их совсем обессилили. Сейчас только Сейф почуял, что к запаху травы и пихты подмешан и ещё очень странный и нетипичный для бани запах варёного мяса, и правда, только сейчас они с Петрушкиным смекнули, что в углу на раскалённых камнях стоит какая-то кастрюля и в ней кипит какое-то мясное варево. Когда от свечи, которой Ивашкина капала на голову вконец забалдевшего Тарабукина, остался ничтожный огарок, она бросила его в эту кастрюлю, помешала половником, попробовала, одобрительно покачала головой, как бы нарочно перед кем-то нахваливая своё варево. Налила его в золотую пиалку, выбирая большие куски мяса. Чьё было это мясо, нам с вами лучше и не задумываться. Угощение она поставила на подоконник и открыла окно. Холод будто чья-то молодая неприкаянная душа ворвался в эту адски жаркую, смрадную баню, но друзьям очухаться от забытья это не помогло… А ведьма вообще никак на холод не отреагировала. Ни на миг не умолкая теперь, она, казалось, на своём тарабарском языке начала кого-то неистового звать.

И минут через 15 этих призывных завываний как-то ржаво-красный туман вдруг повалил в окно. Если бы сейчас сознание парней могло трезво воспринимать реальность, то они бы всё равно не поверили, но это туман вдруг обернулся в каркас, напоминающий собачий скелет, как если бы кто-то скрутил собачку из проволоки и затвердел. Потом все те же клубы тумана потихонечку начали облепливать каркас, как сладкую вату накручивают на палочку, только гораздо медленнее. В конце концов, из этого тумана слепилась вполне себе пригодная для жизни псина, большая и лохматая, как тибетский мастиф. И действительно ожила! Пёс ржаво-рыжего окраса ничем не отличался от собратьев своих, он пару раз весь передернулся, как делают псы после воды, и, как и положено, разводнялся псиной во всю мощь, хоть топор вешай. Потом осмотрелся, любопытничая, и, учуяв приготовленное для него на окне угощение, с аппетитом съел всё. И поластился немного к голой ведьме, а потом задремал у ее ног, как будто бы так и надо, и как будто и нет в его появлении и в нем самом ничего странного, мистического или из ряда вон выходящего. Будто он просто обычный лохматый пёс, и всё тут. Но спустя недолгое время собака вскочила на лапы и начала содрогаться от рвотных судорог. В конце концов пса стошнило. Ивашкина как будто только этого и ждала, она, не жалея спины своей, низко поклонилась псу и опять принялась выкрикивать свои непонятные заговоры. И пес потихонечку растворился всё в тот же ржавый туман и всё тем же путём убрался восвояси. Ведьма собрала руками с пола рвотную массу, оставленную псом, сложила ее в золотую миску, из которой ела собака, передала это наркотически-пьяному Тарабукину и велела всё съесть. Колдун не побрезговал и подчинился. Житин и Петрушкин, уже и так из последних сил наблюдавшие за всей этой чертовщиной, всё-таки грохнулись в обморок. Почти одновременно рухнув с банных полок. Быстрее-быстрее читайте следующую 9 главу, ведь только из нее вы узнаете, обретут ли друзья сознание без ущерба для своего здоровья и смогут ли дальше продолжать свои мистические приключения?

Глава 9. Начали за здравие….

Марат и Степан, оба невольные свидетели вчерашнего чёрного колдовского ритуала, очнулись уже в разгаре следующего дня. У обоих головы болели так, будто вчера им прилетело пудовой булавой по макушкам от какого-то из былинных богатырей. А их тела закутала, как в тугую пеленку, немощь.

Егуш же после обряда инициации держался бодрячком, всё время проводя на воздухе, он не желал заходить в золотой дом, и, несмотря на то, что ночью был дубак, даже спал во дворе на садовых качелях, укрывшись с головой двумя одеялами.

Как чувствовала себя Ивашкина, нам на данный момент не может быть известно, потому что она-то, кажется, и вовсе не спала, а, удалившись после бани в кабинет, закрыла дверь на ключ и, кажется, теперь колдует там потихоньку, может, гадает очередной клиентке, а может, затеяла другую чартевью.

Да ладно, оставим ее в покое. Не о ней эта глава. Тем более что чуть позже дамочка, созвавши своих гостей на ланч на террасу, объявила, что ведьмовские дела вынуждают ее покинуть собственную резиденцию больше чем на неделю, но, по словам Галины Ивановны, она не желает, чтобы ее отъезд омрачал их пребывание здесь, что они могут оставаться сколько им будет угодно, и она будет только рада, если гости без стеснения будут пользоваться всеми благами, какие может дать ее богатый дом, и ее безлимитной банковской картой, которую она всучила своему сынку.

Тарабукин на такую щедрость отреагировал более чем спокойно, хотя от денег отказываться не стал. Не стал он сопротивляться и когда ведьма-мать повесила ему на шею черный атласный шнурок с такого же цвета бархатным небольшим кистенем. Что было в том мешочке, оставалось для Петрушкина и Сейфа загадкой, а любопытничать мужчины не стали, а лишь предложили, что это очередной магический амулет какой-то. Но читатели этой книги заслуживают право знать немного больше, чем даже ее персонажи. И потому довожу до вашего сведения, что Ивашкина подарила сыну страшный оберег — иссохший мизинец покойника. Согласно верованиям колдуньи, этот жуткий кулон должен был хранить