Алексей Атеев - Псы Вавилона Страница 29

– Нельзя под деревом во время грозы, – неожиданно заявил Джоник. – Я когда маленький был, в скаутском лагере нас учили: молния может в дерево ударить.

– Перестань, и так жутко!

– А вот скажи, Аня, если бы я предложил тебе выйти за меня замуж, ты бы согласилась?

– Ничего себе, переход!

Джоник молчал, видимо, терпеливо ожидая ответа. Молчала и Аня, не зная, что отвечать.

– Я понимаю: нужно думать.

– Думать… Думай, не думай… – Аня потеснее прижалась к Джонику. – Вот ты говоришь: день ото дня становится лучше. Наверное… Но с тем, что есть уверенность в завтрашнем дне, я не согласна. Вот послушай. Мы жили в деревне. Хорошо жили, зажиточно. Три коровы, кони, сад большой. А дедушка наш – и того лучше. Хоромы каменные, мельница, кузня… Сам из крестьян, а газеты, журналы выписывал. Даже библиотека имелась, это в крестьянском доме. А потом пришли и все отобрали. И дом, и мельницу… А самого деда сослали неведомо куда. И нас бы сослали, не брось отец хозяйство. Мы уж и день, когда раскулачивать будут, знали. Зачем, почему? Ведь мы не враги советской власти. Отец в Красной Армии служил, воевал в Гражданскую. Ладно бы с одними нами так. За что?

Джоник молчал.

– Конечно, – продолжала Аня, – чего бы я увидела, не попади мы сюда. Ни о какой учебе в вузе и речи идти не могло. На всю бы жизнь осталась деревенской бабой. Но, с другой стороны, может, так-то оно и лучше. Не знаю… Лишь одно понятно: все это построено на слезах и горе. Вот у вас в Америке раскулачивают?

– У нас тоже не все хорошо, – отозвался Джоник. – Была депрессия. За долги банки отбирали у фермеров землю, хозяйства.

– Но ведь не ссылали же. У вас народ свободный, а у нас – рабы. Чуть кто выбился в люди – прижать его, сжить со свету…

– Все это так. Но без потрясений невозможно построить великое государство.

– Великие потрясения – это великие беды для народа, – сказала Аня и отодвинулась от Джоника. – Давай-ка лучше спать.

А дождь все шел и шел. Под тополем было относительно сухо. Они расстелили на земле одеяло. Легли, накрылись другим, а сверху еще и брезентом. И сразу стало тепло и уютно. Аня вновь прижалась к Джонику.

– Не обижайся на мои слова, – прошептал тот.

– Да я и не обижаюсь. – Она обвила руками шею американца. – Ты хороший, Джоник. Но… как бы с другой планеты. Смотришь, изучаешь, даже сопереживаешь. Ты всегда можешь вернуться в свой мир. А нам возвращаться некуда. Мы дома.

– Я не чужой…

– Хватит разговаривать, американчик мой любимый. – Аня стянула юнгштурмовку, расстегнула лифчик. – Ты, я вижу, больно робок, сам никогда не начнешь.

Гроза прекратилась, но с неба по-прежнему капало. Не ливень, а мелкий теплый дождик, от которого все вокруг расцветает, зреет хлеб и в лесу появляются первые грибы, сеял на землю. Джоник посапывал рядом, а Ане не спалось. Она размышляла о своей жизни, о случившемся и о том, что будет дальше. Джоник сделал предложение. Он ей нравится, даже очень. Но здесь ему все равно не жизнь. Аня несколько раз порывалась сообщить про начальника НКВД, про его угрозы, но что-то останавливало. Она понимала: если рассказать, будет только хуже. Начальник НКВД – она даже мысленно старалась не произносить его фамилии – вряд ли оставит ее в покое. Не такой человек. И к Джонику он приглядывается неспроста. Да и как прореагирует сам Джоник на ее рассказ? Не охладеет ли, заподозрив в лицемерии? А выйдет ли она за него? Аня напряженно размышляла, прикидывая все «за» и «против». Наверное, выйдет, но с одним условием – он должен увезти ее отсюда. Пускай не сразу, со временем. Но все равно, увезти. Именно таков и будет ее ответ.

ГЛАВА 7

Слухи о том, что мальчишка Скворцовых Ваня встает по ночам и бродит по Шанхаю, росли и ширились. Если вначале мало кто верил в эту чепуху, то по прошествии двух недель со дня смерти ребенка разговоры не только не утихли, а, напротив, обрастали зловещими подробностями. Многие, особенно те, кто поздно возвращался с работы, встречали мальчика, крадущегося в ночной темноте неведомо куда. Во всяком случае, они считали, что видели именно Ваню. Но еще более странным представлялось иное. Старшие Скворцовы, до сей поры общительные и свойские соседи, совсем перестали появляться на людях. Они даже не справили по сыну девять дней. И уж вовсе непонятным было то, что с подворья исчезла всякая живность. Даже кормилица-корова куда-то пропала. Первые несколько дней животные еще давали о себе знать, особенно буренка, тоскливо мычавшая в хлеву. Потом и мычание прекратилось, непонятная тишина повисла над скворцовским домом. Несколько раз знакомые пытались проведать семейство. Однако двери в дом были постоянно заперты, а окна занавешены. Куда пропали хозяева, оставалось загадкой. Поселковые ребятишки, которые, казалось бы, знали все, тоже пребывали в неведении. Пантюха, без кого не обходилась ни одна проказа, ни одно развлечение, тоже исчез.

Однажды вечером на лавочке собрались потолковать поселковые старики. Возглавлял собрание Ахмед Валитов. Сначала болтали о разной ничего не значащей чепухе, потом разговор сам собой обратился на Скворцовых.

– Мальчик стал убыр, – веско заявил старик. – И папка-мамка его стал убыр…

Некоторое время все переваривали сообщение старика.

– И что теперь будет? – поинтересовался дед Харин.

– Мне бабушка рассказывал, а ей ее бабушка. Давно дело было. В деревне такой тоже завелся… Всех перекусал, и все убыр стали.

– И что?

– А ничего. И здесь то же будет. Меры принять нужно.

– Какие, интересно?

– Могила раскопать и посмотреть. Если мальчишка правда мертвый, то тут же увидим, а если убыр – тоже увидим.

– За раскопки могил можно крепко получить, – возразил старик Федоров. Он выписывал газеты и был единственным среди присутствующих по-настоящему грамотным. – До милиции дойдет – никому не поздоровится. Нужно к участковому идти. К Хохлову.

Довод был разумный, однако все засмеялись.

– Хохлов хуже убыр, – заметил Валитов и мелко захихикал. – Хохлов – глупый человек. К тому же его что-то не видно. А если в милиция пойдешь с такой вопрос, можешь долго назад не приходить. Нет! Нужно самим. Днем, ближе к вечеру. На кладбище в этот час никого нет, а сам убыр еще не страшен. При солнце он ничто плохой не сделает. Завтра и пойдем. Только кто? – Он оглядел собравшихся. Некоторые опускали глаза. Федоров прямо отказался.

– Значит, никто, – подытожил Валитов. – Эх вы! А если завтра в ваш дом убыр пролезет, мальчишек-девчонок покусает?

– А если никакого убыра нет? – возразил Федоров. – Если все это – бабья болтовня? Кому ответ держать?

– Старый дедушка не должен бояться.