Алексей Атеев - Черное дело Страница 29

Сережа не боялся мертвецов. Возможно, ему передался характер отца-медика, а может, он был так воспитан, ведь страх перед мертвыми приходит, когда впервые сталкиваешься с настоящей смертью. Как бы там ни было, но ужаса мальчик не испытал. Скорее любопытство, смешанное с легким опасением. Он еще раз пошарил перед крестом. Ничего, кроме костей, найти не удалось. Когда-то, видно, давным-давно на кресте был распят человек наподобие Иисуса. Конечно, было бы интересно узнать, кто его распял и зачем, но пора возвращаться. Полный приключений день подходил к концу. Неожиданно потемнело, в вершинах сосен зашумел ветер. Мальчик бегом помчался к началу гати.

На берегу острова вовсю гулял ветер, он все усиливался и вот-вот был готов перейти в ураган. Еще полчаса назад погода была теплой и ясной, а сейчас внезапно похолодало. Низкие тучи неслись почти над самой землей. Болото вспучилось, и по нему гуляла невысокая, без пенных гребешков черная волна, перехлестывающая гать. Возвращаться не представлялось никакой возможности. К тому же сильно стемнело. С небес закапал мелкий дождик.

«Придется переждать непогоду здесь», – решил Сережа. Он был готов к этому еще раньше, но по другой причине. Ему казалось, что на острове отыщется нечто настолько интересное, ради чего можно и остаться. А теперь, хотя выдающихся открытий не сделано, деваться некуда, нужно думать о ночлеге.

Сережа еще немного понаблюдал за разбушевавшейся непогодой, затем снова побрел в глубь острова. Дождь усиливался. Где же приткнуться? Проще всего – возле каменного пенала. Один его край образует нечто вроде козырька, и под ним дождь не страшен. Можно натаскать хвороста, благо его тут в избытке, разжечь костер… Сказано – сделано. Не обращая внимания на дождь, Сережа насобирал дров и побросал их на дно лощины, потом, поминутно скользя на полуосыпавшихся ступеньках, кое-как спустился сам и залез под каменный козырек. Здесь вполне хватало места и было сухо. Струйки дождевой воды стекали с козырька и падали на песок, пробивая в нем неглубокие ямки. Сережа сложил ладони горстью, набрал в них воды и напился, потом он достал остатки еды и неторопливо сжевал кусок лепешки и мясо. Теперь дело за костром. Мальчик несколько минут безрезультатно щелкал кресалом, но, видимо, трут отсырел и никак не хотел загораться. Поняв, что костер развести не удастся, Сережа плюнул и прилег на сухой песок, привалившись к стенке гробницы. Ничего, переночевать можно и без костра.

Тем временем совсем стемнело. Мрак заполнил лощину. Под мерный шум дождя мальчик незаметно уснул.

Разбудил его страшный раскат грома. Невероятный грохот, казалось, подбросил его на месте. Сережа в ужасе вскочил и даже не смог понять, где находится: наконец он вспомнил, затряс головой, стряхивая остатки сна. Сверкнула, освещая все вокруг мертвенным светом, ослепительная молния, и новый страшный удар обрушился на землю. Грохот был такой, что у мальчика заложило уши. Казалось, даже каменная гробница вздрогнула. Дождь превратился в ливень, и гул падающей воды, сливаясь с шумом ветра, напоминал рев громадной толпы. Сережа снова сел, облокотившись на стенку. Каким-то непонятным образом под козырьком по-прежнему оставалось сухо. Мальчик сидел, уставившись во тьму, и в этот миг новая молния ударила, казалось, всего в нескольких метрах от него. Он отчетливо видел, как сверкающее ослепительным голубым светом жало вонзилось в землю. Раскат последовал тут же, но, оглушенный предыдущим ударом, мальчик почти не услышал его. Он лишь ощутил тупой толчок, вдавивший его в стенку. Вслед за тем молнии стали бить беспрерывно, словно пытаясь попасть в какую-то невидимую цель. Раз или два разряды ударяли в дольмен, и тогда массивное каменное сооружение содрогалось до основания, словно было сложено не из увесистых глыб, а из прогнившего дерева.

Сережа сжался в комок и тупо наблюдал, как ослепительно сверкающие кнуты хлещут землю. Мало того, что он оглох, от вспышек молний мальчик почти ослеп. Неожиданно сознание не выдержало всех этих ужасов и отключилось. Как закончилась гроза, мальчик уже не увидел.

Очнулся он, быть может, через час. Дождь прекратился, было совсем тихо, лишь где-то поблизости продолжали журчать дождевые потоки. С козырька гробницы падали одинокие капли, и звук их падения отдавался в голове. Сережа выбрался из-под козырька и расправил затекшее тело. Особенно затекли ноги. Мальчик почти не чувствовал их. Он запрыгал на месте, пытаясь восстановить кровообращение. Раздавшийся внезапно шорох заставил его замереть. Он прислушался. Нет, померещилось. Интересно, сколько осталось до рассвета? Шорох повторился. Казалось, шуршало где-то внутри гробницы.

Сережа замер.

Шорох перерос в возню. Нечто огромное как будто заворочалось под каменной плитой сначала нерешительно и осторожно, потом все громче и уверенней. Теперь в том, что внутри гробницы шевелится нечто, не было сомнений. Мальчик оцепенел. Что-то или кто-то, видимо, пытался выбраться наружу. Затрещала и с глухим звуком отъехала в сторону каменная плита. Сережа в ужасе зажмурился. Нечто громадное, по-видимому, вылезло наружу и тяжело задышало в нескольких шагах от мальчика. Сережа стоял ни жив ни мертв, ожидая самого худшего. Но нечто, похоже, нападать не собиралось, и мальчик открыл глаза. Перед ним высилась неясная темная громада. Легкий непонятный гул прошел по лощине, и вся она вдруг осветилась призрачным голубовато-зеленым светом. Заросли папоротников тихонько заколебались и, словно маленькие серебряные колокольчики, тоненько зазвенели в ночи. Свечение становилось все сильнее, и наконец мальчик различил, что перед ним сидит на задних лапах огромный медведь. Зверь наблюдал за мальчиком и, казалось, чего-то ждал. Сережа снова зажмурился. Медведь заворчал и отрывисто фыркнул.

Сережа приоткрыл один глаз, затем второй – медведь вел себя смирно, во всяком случае, нападать не собирался, он внимательно смотрел на мальчика, потом махнул лапой, словно приглашая его подойти. Сережа стоял, ничего не понимая. Медведь вновь взмахнул лапой. Плохо соображая, что он делает, мальчик на ватных ногах приблизился к зверю. Маленькие, отливающие красным огнем глазки медведя следили за каждым шагом мальчика, не выражая ни злобы, ни радости, а скорее равнодушие. Сережа приблизился к зверю вплотную, и тогда медведь осторожно дотронулся лапой до плеча мальчика. Сережа вздрогнул, его словно пронзило ударом тока. Он на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, то медведя перед ним не было, зато стоял древний старик в одеждах из меховых шкур, остроконечной, тоже меховой, шапке, из-под которой выбивались длинные космы седых волос. Он продолжал держать Сережу за плечо. Мальчик попытался вырваться, но рука старика держала цепко. Свечение в лощине достигло, как видно, наибольшей силы. Неясные голоса зазвучали вдруг над головой мальчика, словно напевая древнюю непонятную песню. Старик продолжал сжимать плечо, смотрел Сереже прямо в глаза, словно пытаясь добраться до самого дна души. Потом он рывком наклонился и больно укусил мальчика за руку. Сережа содрогнулся и тут же почувствовал, как между ним и стариком установилась неясная, но прочная связь. Старик снова наклонился, но на этот раз лизнул Сережу в губы, не поцеловал, а именно лизнул, как лижут звери свое потомство, и в этот момент мальчик вдруг ощутил, как на него накатывается огромная, страшная волна неведомой силы. Оглушающей, растворяющей в себе все человеческое. Он тонул, захлебывался, рыдая, молил о пощаде… Всего лишь мысленно. Он перерождался. Он трепетал в холодных как лед, костистых, наделенных страшной, нечеловеческой силой руках. Он погибал и снова возрождался, он умирал и снова воскресал… Старик продолжал неотрывно смотреть в его глаза.