Роберт Блох - Тетрадь, найденная в заброшенном доме Страница 3

Ну вот, уехал он, а мы с тетей Люси остались в доме. Она варенье закрывала на зиму — сливовое, как сейчас помню, — а я банки прополаскивал в колодезной воде. Я забыл рассказать, что у тети с дядей было два колодца. Новый — со здоровенной такой сверкающей помпой, у самого дома. А еще — старый, каменный, рядом с сараем, и насоса при нем не осталось. Никакого толку с него никогда не видели, сетовал дядя Фред; когда они с тетей ферму купили, этот колодец при ней уже был. Да только вода в нем больно мутная. И ведет себя колодец странно: порою сам собой наполняется доверху — безо всякого насоса. Дядя Фред понятия не имел почему, но случалось, по утрам вода аж через край выплескивалась — зеленая, илистая и воняет какой-то гадостью.

Мы старались обходить его стороной, так что я-то банки мыл у нового колодца, до полудня провозился, и тут облака набежали. Тетя Люси состряпала обед — а там и ливень хлынул, а вдали, на западе, в высоких холмах загрохотал гром.

Я про себя подумал: а ведь дяде Фреду с кузеном Осборном не так-то просто будет добраться до дома в грозу. Но тетя Люси не нервничала — вот только попросила меня помочь ей скотину загнать.

Пробило пять часов, уже и темнеть начинало — а дяди Фреда нет как нет. Тут-то мы и забеспокоились. Может, поезд опоздал, или с конягой что стряслось, или с коляской.

Шесть часов — а дяди Фреда все нет. Дождь прекратился, но в холмах все еще порыкивал гром, а с мокрых веток в лесу все капало и капало — звук такой, словно женщины смеются.

Может, дорогу размыло так, что не проехать? Или коляска в грязи намертво увязла? Или они на вахзале решили ночь переждать?

Семь часов, и снаружи — тьма кромешная. Дождь совсем перестал — ни единым звуком о себе не напомнил. Тетя Люси вся извелась от беспокойства. Сказала, надо бы выйти фонарь повесить на заборе у дороги.

Мы прошли по тропе до забора. Было темно, ветер стих. Все замерло недвижно — как в лесной глуши. Мне было страшновато уже просто-напросто идти по тропинке вместе с тетей Люси, точно там, в безмолвной мгле, кто-то затаился — и того и гляди меня схватит.

Мы зажгли фонарь и постояли недолго, всматриваясь в темную дорогу.

— Что это? — вскрикнула тетя Люси, резко так.

Я прислушался: издалека донеслась барабанная дробь.

— Это коляска да лошадь, — отозвался я.

Тетя Люси разом оживилась.

— А ведь ты прав, — говорит.

И вправду они, вот уже мы их видим. Коняга летит сломя голову, коляска выписывает сумасшедшие кренделя, даже приглядываться не надо, чтобы понять — что-то случилось, потому что коляска не притормозила у ворот, но понеслась к сараю, а мы с тетей Люси — бегом за ней по грязи. Кляча вся в мыле и в пене, встала, но спокойно постоять на месте так и не может. Мы с тетей Люси ждем, чтобы дядя Фред с кузеном Осборном вышли — ан нет. Заглядываем внутрь.

В коляске — ни души!

Тетя Люси вскрикивает: «Ох!» — громко так, и хлоп в обморок. Ну, я перенес ее в дом, в постель уложил.

Я чуть не до утра прождал у окна, но дядя Фред с кузеном Осборном так и не появились. Сгинули бесследно.

Следующие несколько дней были ужасны. В коляске не нашлось никаких ключей к разгадке тайны, куда же все подевались, а тетя Люси ни за что не хотела отпускать меня пройтись по дороге через лес до города или хотя бы до станции.

На следующее утро заглянули мы в сарай, а лошадь-то издохла. Так что теперь придется нам пешком тащиться до вахзала или за много миль до фермы Уоррена. Тетя Люси и идти боялась, и оставаться — тоже. Порешили на том, что, когда заедет Кэп Притчетт, мы, пожалуй, с ним до города доедем, сообщим о случившемся и пробудем там до тех пор, пока не выяснится, что же все-таки произошло.

У меня-то были свои мысли на этот счет. До Хеллоуина оставалось всего ничего; небось «энти самые» дядю Фреда с кузеном Осборном для жратвоприношения сцапали. «Энти самые», а не то так друиды. В книжке про мифологию говорилось, будто друиды даже бури умели вызывать с помощью своих заклинаний.

Но с тетей Люси разговаривать было без толку. Она вроде как в уме повредилась от тревоги: все раскачивалась взад-вперед да бормотала себе под нос снова и снова: «Сгинули, сгинули!», и «Фред всегда предупреждал меня», и «Без толку, все без толку». Мне пришлось самому и стряпать, и за скотиной ходить. А ночами мне не спалось, я все прислушивался, не загремят ли барабаны. Вообще-то я так ничего и не услышал, но оно все равно лучше, чем заснуть — и увидеть те же самые кошмары.

Кошмары про черную древовидную тварь, что ходит-бродит по лесам и вроде как укореняется в каком-нибудь выбранном месте — помолиться с помощью всех своих бесчисленных ртов древнему подземному божеству.

Не знаю, с чего я взял, будто эта тварь так молится — прильнув всеми своими ртами к земле. Может, из-за зеленой слизи. Или я это своими глазами видел? Я ж к тому месту не возвращался! Может, это все у меня в голове — истории про друидов и про «энтих самых», и голос, который произнес «шоггот», и все такое прочее.

Но тогда куда же подевались кузен Осборн и дядя Фред? И что так напугало старую клячу, что она на следующий же день копыта отбросила?

Эти мысли все крутились и крутились у меня в голове, не давая покоя, но я твердо знал одно: к ночи Хеллоуина нам надо отсюда убраться.

Потому что Хеллоуин — это четверг, а значит, к нам заглянет Кэп Притчетт, вот мы с ним до города и доедем.

Накануне вечером я велел тете Люси запаковать вещи. Мы собрались, все приготовили, и я поспать прилег. Никаких звуков слышно не было, и впервые за все это время мне малость полегчало.

Вот только кошмары ждать себя не заставили. Мне приснилось, будто ночью явились какие-то люди и влезли в окно гостиной, совмещенной со спальней, где спала тетя Люси, и ее сцапали. Связали ее и унесли с собой, тихо-тихо, под покровом темноты, потому что во мраке они видели словно кошки и свет им был не нужен.

Я перепугался до полусмерти. Проснулся, едва начало светать, и сейчас же кинулся по коридору к тете Люси.

Она исчезла.

Окно было распахнуто настежь, как в моем сне, и одеяла местами порваны.

Снаружи под окном была твердая земля, так что никаких следов я не нашел. Но тетя Люси исчезла.

Кажется, я тогда разрыдался.

Что было дальше, я плохо помню. Завтракать не хотелось. Я вышел из дому и заорал: «Тетя Люси!» — не надеясь услышать ответ. Добрел до сарая: дверь стояла открытой настежь, коровы пропали. Заметил отпечаток-другой копыта на выходе со двора и дальше, на дороге, но подумал, что идти по следам небезопасно.

Спустя какое-то время я вышел за водой — и снова расплакался, потому что в новом колодце вода сделалась илисто-зеленой и вязкой, в точности как в старом.