Антология - Монстры Лавкрафта (сборник) Страница 3

Вступительное слово

Эллен Датлоу

Интерес к произведениям Лавкрафта не ослабевает никогда. Его влияние не только на своих современников, но и на множество писателей, появившихся уже после его смерти, служит доказательством огромной силы его воображения. Почему так происходит? Возможно, дело в богатстве созданной им мифологии. В монстрах и невидимом мире, скрывающемся за ширмой обыденности в нашем мире.

Я познакомилась с его мифами в подростковом возрасте, когда увлеклась научной фантастикой. Но впечатления от чтения Лавкрафта сильно разнились с чувством интереса и страсти к непознанному, которое я ощущала, читая научную фантастику. Сокрытые миры Г. Ф. Лавкрафта и созданные им мифы вдохновляли, но при этом внушали страх и ужас неизвестного.

Со временем я прочла большое количество стилизаций под Лавкрафта, но большинство из них, на мой взгляд, были слишком тривиальными и несли в себе мало нового. Гораздо больше меня впечатляют и удивляют писатели, использующие его мифы так, как не приходило в голову самому их создателю (от чего, возможно, он переворачивается в гробу).

Я редактировала антологию по Лавкрафту во второй раз. В первый раз это был сборник «Lovecraft Unbound», включающий в себя в основном новые рассказы, вдохновленные Лавкрафтом. Как известно читателям, уже знакомым с моими тематическими сборниками, я всегда стараюсь раздвинуть границы до предела – то есть, если я могу решить для себя, что рассказ, который мне попался (когда я заказываю оригиналы, ищу или выслушиваю предложения по изданию), подходит теме моей книги и нравится мне, я покупаю его и публикую.

Для антологии «Монстры Лавкрафта» я выбирала рассказы по трем критериям: во-первых, как и всегда, хотелось избежать стилизаций; во-вторых, рассказы не должны были быть многократно изданными в сборниках по мифам Лавкрафта; в-третьих, я хотела показать истории, написанные под влиянием Лавкрафта, но неизвестными в этом направлении авторами. Поэтому в данную антологию входят стихи Джеммы Файлз, рассказы Стива Резника Тема, Карла Эдварда Вагнера, Джо Р. Лансдэйла, Брайана Ходжа, Нади Булкин, а также рассказ, написанный Говардом Уолдропом в соавторстве со Стивеном Атли.

Я думаю, что мне удалось придерживаться всех трех критериев, и надеюсь, что вам понравится читать «Монстров Лавкрафта» так же, как мне понравилось работать над этой антологией.

Всего лишь очередной конец света

Нил Гейман

День выдался так себе – я проснулся голый, живот скрутило, в общем, чувствовал я себя ужасно. По тягучему и металлическому свету, от которого болела голова, я понял, что наступил день.

Комната в буквальном смысле замерзла: на внутренней стороне окон появился тонкий слой льда. Моя простыня была разорвана когтями, а в кровати осталась шерсть животного. И я от нее чесался.

Я подумывал проваляться в постели всю неделю – превращение всегда меня утомляло. Но приступ тошноты заставил меня выбраться из кровати и поторопиться в крохотную ванную.

Как только я подошел к двери, у меня снова скрутило живот. Я вцепился в дверной проем. Пот лился градом. Возможно, это был жар. Я надеялся, что не слягу с температурой.

Спазмы были очень острыми. Голова кружилась. Я рухнул на пол и, прежде чем сумел поднять голову над унитазом, начал блевать.

Меня рвало зловонной желтой жидкостью, в которой оказались: собачья лапа (возможно, принадлежавшая доберману, но я мог ошибаться, поскольку не был собачником); помидорная кожура; нарезанная кубиками морковь и кукуруза; куски сырого, наполовину прожеванного мяса и кое-что еще досадное – довольно маленькие, бледные пальцы, очевидно, детские.

– Черт.

Спазмы уменьшились, и меня перестало рвать. Я лежал на полу. Изо рта и носа текли вонючие слюни, а на щеках высыхали слезы, которые обычно появляются при рвоте.

Почувствовав себя немного лучше, я достал из лужи блевотины собачью лапку и детские пальцы и выбросил их, смыв в унитаз.

Включил кран, прополоскал рот соленой инсмутской водой и сплюнул в раковину. Как смог, вытер оставшуюся блевотину мочалкой и туалетной бумагой. Затем включил душ и стоял под горячей водой, как зомби.

Я намылил все тело и голову. Пена посерела – настолько я был грязным. Волосы слиплись от чего-то, похожего на высохшую кровь, и я тер голову мылом, пока не отмыл. Я стоял под душем, пока вода не стала ледяной.

Под дверью лежала записка от моей хозяйки. В ней говорилось, что я задолжал ей арендную плату за две недели, что все ответы были в Книге откровений, что, возвращаясь сегодня утром домой, я сильно шумел и что она была бы признательна, если бы в дальнейшем я вел себя тише. В записке также говорилось, что когда Старшие Боги поднимутся со дна океана, все отбросы Земли, все неверующие, все никчемные люди и бездельники будут уничтожены, мир очистится льдом и глубинными водами. Дальше хозяйка посчитала нужным напомнить, что еще при заселении она выделила мне полку в холодильнике и было бы неплохо, если бы впредь я ею и ограничивался.

Я скомкал записку, бросил ее на пол рядом с упаковкой от Биг-Мака, пустыми коробками от пиццы и давно испортившимися кусками, собственно, самой пиццы.

Пора было идти на работу.

Я уже две недели жил в Инсмуте, и этот город мне не нравился. Он пропах рыбой. Это был маленький городок, в котором легко было ощутить клаустрофобию: на востоке его окружали болота, на западе – утесные скалы, а в центре располагалась бухта, где гнило несколько рыбацких лодок и которая даже на закате не могла похвастаться живописным видом. Однако это не помешало яппи[7] приехать в Инсмут в восьмидесятых и купить рыбацкие дома с видом на бухту. Но несколько лет назад они уехали, бросив свои дома медленно разрушаться.

Жители Инсмута обитали везде – и в городе, и в его окрестностях, и в трейлерных парках в промозглых домах на колесах, которые никогда никуда не ездили.

Я оделся, натянул ботинки, плащ и вышел из комнаты. Моей хозяйки нигде не было видно. Это была низенькая пучеглазая женщина, которая почти со мной не разговаривала, зато оставляла мне подробные записки на дверях и в других заметных местах. В ее доме вечно пахло вареной морской едой – на плите всегда кипели огромные горшки, в которых варились то многоногие чудища, а то и вовсе существа без ног.

В доме были и другие комнаты, но в них никто не жил. Ни один здравомыслящий человек не ездит в Инсмут зимой.

На улице пахло не лучше. Но там было холоднее. Мое дыхание паром вырвалось в морской воздух. Снег на улице был твердый и грязный, а судя по облакам, вскоре его должно было выпасть еще больше.