Морис Сандоз - Тсантса Страница 3

Поверьте, я был на седьмом небе. Наконец я встретил женщину, которая «доминировала» в наших отношениях, о чем я давно тайно мечтал.

Вы, видимо, догадываетесь, что на этом танго дело не закончилось. Мы виделись каждый день, гуляли по Рио и его чудным окрестностям. Мы часто гуляли в знаменитых ботанических садах. Там, в тишине тропических беседок, у меня было время изучить и постепенно узнать странный характер моей спутницы. Она не любила красивые вещи, зато интересовалась всем странным и даже чудовищным. Она могла пройти мимо красивых, чудно пахнущих роз и магнолий, зато завороженно рассматривать отвратительное растение, пожирающее насекомых, или долго стоять перед жуткими чашечками аронника.

— Посмотри на этот цветок, — говорила она, — он похож на паука, который только что поймал бабочку! Он выглядит неестественно, как будто он сделан из змеиной кожи.

Конечно, мне было немного не по себе от этого, но совсем немного! Юношеский максимализм, думал я, она просто очарована необычными формами.

Ходили мы и в зоопарки Рио, восхищались — по крайней мере я — изумительной коллекцией птиц.

— В четверг мы должны еще раз прийти сюда, — сказала мисс Хойет.

— Почему в четверг? — удивленно спросил я.

— Именно в четверг кормят змей, — спокойно ответила она.

Мы действительно пошли туда в четверг, и даже сейчас я жалею об этом. Тот, кто не видел, как удав сначала душит, а затем методично уничтожает морскую свинку или кролика, тот вряд ли сможет представить, какое это безобразное и жуткое зрелище! Именно жуткое, я нисколько не преувеличиваю.

Все умышленное и неминуемое всегда кажется мне ужасным. Как медленно подбираются змеи к предназначенной им жертве, чтобы заворожить и сразу не испугать ее, как они дробят и затем проглатывают ее, все еще бьющуюся в конвульсиях. И это было неминуемо, как ход минутной стрелки. Для обычного наблюдателя стрелка часов кажется малоподвижной, но ведь за час она делает полный круг и отмечает последний вздох многих несчастных смертных.

Мой собеседник казался очень возбужденным. Я занервничал и украдкой мысленно измерил расстояние до двери и до колокольчика.

Мистер Ф. заметил, что я отвлекся, но не понял истинной причины.

— Не волнуйтесь, — сказал он, — нам не помешают. Доктор Марченд дал строгие указания, чтобы нас не беспокоили. (Я же, со своей стороны, очень пожалел, что доктор Марченд слишком много на себя взял.)

— Я не хочу подробно описывать наши отношения, но, однако, должен признать, что я весь был во власти очаровательной мисс Хойет, которая ставила на мне свои гибельные эксперименты.

Я совершенно ясно осознавал, что она думает только о своем удовольствии, а что думаю я, ей безразлично. Но я так страстно любил ее, что ее удовольствия были моими. Я был ее пленником. Я был опутан невидимыми нитями и не подозревал об этом. И, хотите верьте, хотите нет, я всегда чувствовал себя ее должником и все время старался избавиться от этого воображаемого долга, одаривал ее пустяковыми подарками, которые усиливали нашу взаимную привязанность. Я предоставил мисс Хойет самой выбирать подарки, так как не был уверен, что смогу сделать правильные покупки. Она делала это так умело, что я почти был уверен, что именно я выбирал те или иные вещи. Словом, снова и снова повторялось то известное танго. Я думаю, что я веду партнершу, на самом же деле именно она вела меня туда, куда хотелось ей.

Первым привлек ее внимание маленький рубин, выставленный в витрине магазина братьев Кристобалдов, где можно было купить бабочку, помещенную между двумя стеклянными пластинами, или португальское распятие, огромный аквамарин или берилл цвета кристаллизованной ангелики.

— Если бы у меня был этот рубин, я бы заказала для него необычную оправу, — заметила она.

Я купил камень и протянул ей.

— Ценность этого рубина мала, так как он непрозрачный. И только поэтому я тебе разрешаю подарить его мне. Но он мне нравится больше всех. Он похож на каплю запекшейся крови.

И, естественно, когда Алис положила этот кабошон размером с горошину на тыльную сторону бледной руки, можно было подумать, что она оцарапалась о куманику и из невидимой ранки выступила капля крови.

В другой раз она заинтересовалась кристаллом, в который был чудесно вкраплен турмалин.

— О Боже мой! — закричала она, — Посмотри на этот кристалл! Он кровоточит! Ты видел что-нибудь более экстраординарное? Как ты думаешь, это очень дорого? Даже страшно представить, что он попадет тому, кто не сможет понять трагедию этого камня.

Нужно ли говорить, что я купил ей этот камень, истекающий кровью.

Так начался наш роман. Миссис Хойет мало интересовалась нашими отношениями, сам же я стал ей безразличен с тех пор, как влюбился в ее дочь. Однако однажды я встретил ее одну в холле гостиницы и предложил пойти в кондитерскую выпить чашку чая.

— Если хотите, — холодно ответила она.

В кондитерской она вместо чая попросила портвейна. Выпив, она стала не то чтобы более дружелюбной, но по крайней мере более разговорчивой.

Мы поговорили о Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, о жизни в Вашингтоне и Бостоне, о моем, сказал я ей, любимом городе. Мое искреннее признание смягчило ее.

— Я родилась в Бостоне, — сказала она.

Позже, когда я, проводив ее до дверей дома, стал прощаться, она посмотрела мне прямо в глаза и произнесла загадочную фразу, истинный смысл которой открылся мне много позже.

— Мой дорогой мальчик, не поощряйте все фантазии Алис, не потакайте всем ее капризам.

Мне показалось, что она специально подчеркнула слово «всем», хотя я должен был почувствовать в них неясно выраженную угрозу.

Примерно через месяц мы с Алис снова оказались в магазине братьев Кристобалдов. Обходя его, мы наткнулись на витрину, которая была менее освещена по сравнению с другими, и поэтому мы не замечали ее раньше. Там были выставлены оскаленные маски из Китая и Японии, несколько Полинезийских идолов. Все они стояли вокруг очень странной вещи, которую я должен описать. Вы знаете, что такое тсантса?

Я ответил, что знаю.

— Тогда мы сэкономим время, — ответил он, — я только должен сказать, что эта тсантса была установлена как-то странно.

Из алебастрового основания торчал стеклянный стержень, который исчезал в шее маленькой человеческой головы размером не больше апельсина.

Место, где шея была отрезана, закрывалось украшением из птичьих опереньев, которое не смягчало, а скорее подчеркивало жестокий аспект трофея.

Длинные волосы опускались до основания и при малейшем сквозняке мягко колыхались, и эта маленькая жуткая фигура как бы оживала. Без сомнения голова свободно держалась на стеклянном стержне, и поэтому при малейшем движении воздуха в комнате голова покачивалась из стороны в сторону. Я мог вас уверить, что какая-то покорность движений этой головы производила большое впечатление. Алис Хойет завороженно смотрела на эту голову и, сама не осознавая, качала головой в такт движениям тсантсы. Мне явно почудилось, что она задает мумии многочисленные вопросы и получает удовлетворительные ответы.