Лев Альтмарк - Хреновый детектив Страница 3

Что это за новости, недовольно подумал я. Хоть сюда вход никому и не заказан, но так безалаберно не закрывать дверь не годится. Мало ли что может случиться. При мне такого не было.

Едва шагнув в прихожую, я сразу понял, что здесь что-то неладно. Штора, прикрывающая нишу с вешалкой, сорвана, красочный плакат с видом ночного Яффо изорван в клочки, запор на двери в туалет с мясом вырван и болтается на одном шурупе.

В комнате картина оказалась ещё более устрашающей. Перво-наперво, в глаза бросились книги, выброшенные из большого стеллажа — предмета моей гордости, выцыганенного из списанного имущества бывшего райкома партии. У нас довольно большая библиотека из книг, присланных Сохнутом, и из книг, оставленных отъезжающими, но лишь за последние месяцы Лена худо-бедно навела в ней порядок, завела каталог, карточки читателей. Сейчас же книги были разбросаны, а многие разорваны и растоптаны.

Но главное было не в книгах. На моём бывшем письменном столе, уткнувшись лицом в бумаги, лежал Марик Файнберг. Вокруг его головы страшным бурым овалом растеклась полузасохшая кровь. Так неподвижно лежать мог только мертвец.

2

Не раз в детективах я встречал описание убитого человека. Что и говорить, любят писатели подробно и со смаком живописать трупов. Какой-то нездоровый интерес к мертвечине. Мне казалось, что я, никогда в жизни не лишивший жизни даже муху, с ума сойду при виде этакого леденящего душу зрелища.

Но всё оказалось буднишней и банальней. С ума я не сошёл и даже не особенно растерялся, будто встречал трупы на каждом шагу. Конечно, мне доводилось видеть и сбитых машиной, и выпавших из окна высотного дома, но те трупы выглядели намного страшней, притом вокруг были люди, их крики и плач нагнетали ужас, от которого любого бы зазнобило.

Сегодня я чувствовал себя вполне спокойно, лишь стали немного подрагивать руки да началась какая-то странная икота. Я беспомощно огляделся по сторонам, не останавливая взгляда ни на сорванном со стены бело-голубом флаге, ни на вывернутых из письменного стола ящиках, ни на разбросанных по комнате папках с документами, ни на расколотом горшке с любимым кактусом Лены. В самом кошмарном сне я представлял подобную картину, и вот, наконец, удостоился лицезреть её наяву.

Подойдя к мёртвому Марику, я зачем-то потряс его за руку. Из-под локтя выглянул край знакомого конверта. Видно, Файнберг читал моё послание перед самой смертью. Другое письмо, адресованное ему, наверняка лежало в кармане пиджака, но проверять это не хотелось, да я и не смог бы обыскивать покойника.

Кто это сделал? Голова отказывалась соображать, мысли крутились туго, и пришлось даже сесть в кресло напротив стола, но долго усидеть я не мог.

Может, какой-то придурок решил, что у нас тут горы денег? Ведь всерьёз же считает кто-то, что Запад заваливает еврейские общества дармовыми долларами, на которые мы можем строить себе дворцы и кататься на Кадиллаках. Кому докажешь, что мы живём на весьма скудные гроши, присылаемые лишь для поддержки штанов, и то нерегулярно. Если это попытка ограбления, то грабитель, вернее, убийца — полный дурак. В настоящее время денег в обществе нет не только наличными, но даже и на банковском счету. А вот долги — да, есть.

С другой стороны, — и я сразу же обратил на это внимание, — ничего ценного из офиса не исчезло: ни магнитофон, ни аудио- и видеокассеты, ни красивые израильские сувениры-побрякушки. Большая ханукальная менора, похожая издали на серебряную, была на месте, только погнута и смята от сильного удара.

Выходило, что мои письменные обещания самым невероятным образом воплотились в реальность. Кто-то, по странному совпадению, осуществил мои дурацкие угрозы. Вот уж, как говорится, накаркал так накаркал!

Необходимо срочно поднимать шум. Едва ли это простая попытка ограбления и последующего убийства, ведь беда произошло почему-то именно с еврейским обществом, а не с какой-то другой общественной организацией. Кого-кого, а завистников и прямых недоброжелателей у нас больше, чем у кого бы то ни было.

Рука потянулась к телефону, чтобы звонить в милицию, но я решил немного повременить. Позвонить можно и через пять минут, а пока необходимо собраться с мыслями, продумать дальнейшие действия, ведь после моего звонка сразу наедет куча следователей и экспертов, начнётся переполох, и времени уже не останется, а я отныне вынужден буду представлять пострадавшую сторону. Больше некому.

Все наши дрязги с Мариком выглядели теперь мелкими и несущественными. Правых и виноватых больше не было, вернее, оставался один виноватый — я, но это вовсе не должно стать предметом обсуждения для кого-то из посторонних. Важно сейчас действовать так, чтобы следствие, которое начнёт раскручивать убийство, не уклонялось только в уголовное русло, тут наверняка есть что-то помимо уголовщины. (Это во мне заговорил функционер еврейского движения, не имеющий право оставлять без последствий любое проявление антисемитизма… Ох уж, этот неистребимый бюрократизм даже в такие трагические минуты!)

Но где же Лена? Куда она делась? Она должна была быть в это время в офисе. Внутри у меня всё похолодело от гадких предчувствий. Заранее готовый к худшему, я заглянул на кухню и в туалет, но там никого, слава аллаху, не оказалось. Хорошо, если она куда-то вышла до появления убийц Файнберга…

Я снова вернулся в комнату и остановился у стола. Хоть я человек и не сентиментальный, а скорее циничный и ехидный, но меня почему-то сейчас потянуло в патетику:

— Прости меня, Марк! Ещё час назад я желал тебе всяческих пакостей. Всё это было, поверь, мышиной вознёй и жалким воплем оскорблённого самолюбия. Я злился на тебя и во многом переборщил, но и ты был не прав, когда выкурил меня из-за этого рокового стола. Не сделай ты этого, может, сейчас здесь лежал бы я. А ты, сам того не желая, принял удар на себя… Трудно выбирать из двух неправых того, кто более неправ. Лишь сейчас я начинаю понимать, что ты был всё-таки последовательней и принципиальней, каждое дело доводил до конца, и никто никогда не упрекал тебя в грубости. Поначалу я видел в тебе только мальчика на побегушках, но потом, когда начал проявляться твой характер, признаюсь, втайне позавидовал той лёгкости, с которой ты всего добивался, но было поздно — джин вырвался из бутылки… Видно, так и должно было случиться, когда-то нужно уступать дорогу. Твоя смерть на многое открыла мне глаза, и лишь такой ужасной ценой я понял, что глупо ссориться по пустякам и давать недругам повод побольнее ударить нас… Ты хотел, Марк, когда-то оказаться в Иерусалиме. Обещаю, твоя жена и твой сынишка увидят Святой город. Я помогу им. Но сперва разберусь с подонками, чего бы мне это ни стоило…