Андрей Ефремов - Мучин крест Страница 3

Миновав пару кварталов, остановились у пустыря.

- Пришли, Григорий Павлович. Молодой человек растерянно огляделся:

- Куда?

- К Нему... - просто ответила Евдокия.

В центре пустыря стоял неприметный, срубленный из сосны старый дом. Ничем вроде и не примечателен, а поневоле создавалось впечатление некой особенности. Казалось, по периметру этот дом обнесен невидимой глазу крепкой оградой. Соседствовавшие с пустырем дома как бы не решались сдвинуться, подступиться, хоть и теснились между собой, воюя заборами за каждый свободный клочок пространства.

- Никак оробели, Григорий Павлович? - засмеялась кухарка. - Это за что же вас георгиевской медалью наградили, куды ж вся храбрость-то подевалася? Смелее!

На миг показалось, что глаза у неё вновь стали сплошь чёрными.

Гриша и в самом деле смутился не на шутку. День ясный, весёлый, небо чистое, а на душе тревожно. Грудь кольнуло - комар, наверное. Гриша прихлопнул. Снова кольнуло. Нащупал.

Нет, это серебряный крестик как-то боком встал, колется.

Вспомнил - почему этот район города Залог называется: знающие люди говорили, что в старину именно на этом месте находилась «божедомка», - общая яма, могила, которую устраивали во время мора. Также здесь было место погребения убитых во время восстаний язычников-туземцев, нищих и самоубийц. «Залаживали» их в яме сверху брёвнами, и всё. «Заложные» покойники должны были хорониться за речкой, так оно и было. Позже город разросся, подобные погребения приняли цивилизованный характер, и кладбище для отбросов общества устроили ближе к тюрьме.

«Здесь я уже... а... семь бед - один ответ, - сам себе шепнул Григорий. - Будь что будет».

Машинально поправив крест, он развернул плечи и уверенно сказал:

- Веди, Евдокия!

- ... крещёный, господин офицер?

- Конечно! - Гриша, не найдя в красном углу иконы, быстро перекрестился на окно и начал было расстегивать ворот гимнастёрки, - вот...

- Не нужно! - торопливо остановил хозяин мрачного дома. - Значит, составим договор.

- Какой договор? - он повернулся к кухарке. - Евдокия, ты же говорила

найма не будет?

- Не перебивай! Слушай! - непривычно жёстко остановила Евдокия своего хозяина.

Григорий стушевался, оробел от столь наглого поведения.

- Слушай, Григорий, что тебе говорят!

Не сказала - приказ отдала.

Обстановка в доме казалась обычной. Только и удивляло, что отсутствие икон.

А то, что всё как-то неряшливо, так это верно из-за отсутствия женской руки. Сам хозяин тоже особого впечатления не производил - невзрачный бельмоватый мужичок, неопределенного возраста. Такой по улице мимо пройдёт - и не заметишь.

- Дело твое щепетильное, - глядя прямо в глаза, сказал мужичонка. - Как бы опосля ты разворот не дал... подстраховаться бы мне следовало, сам должен понимать. Я, как бы это сказать, всё-таки, какой-никакой, а «исполнитель заказа».

Зазвучали малиновым звоном колокола Богородицкой церкви, лицо хозяина перекосилось, словно от мучительной внутренней боли, или, как это бывает - когда скребут гвоздём по стеклу. В помещении тут же запахло жжёной серой. Бельмоватый несколько раз глубоко вздохнул полной грудью, казалось, от этого запаха ему стало намного лучше:

- Не в детские игрушки играем, Гриша, полдела и ты должен сработать. По крайней мере, обещаю - с моей стороны всё будет исполнено гладко, комар носа не подточит.

Григорий усилием воли заставил себя припомнить те ночные фантазии про Настенины перси и жало купчишкина сына. Нахлынула злоба, сразу стало легче.

- Хорошо... Говори, что нужно сделать?

Он уже прекрасно осознал, о каком «договоре» идёт речь, но злая ревность, гнев и обида взяли верх над здравым смыслом.

Хозяин довольно крякнул, поставил перед ним на стол глиняную чашу, рядом положил острозаточенный якутский нож:

- Плесни сюда своей крови!

Отвернув рукав, Григорий, не сомневаясь более, полоснул ножом по тыльной стороне ладони. В чашу полилась кровь.

- Достаточно, не усердствуй, много не нужно.

Евдокия тут же перевязала ладонь невесть откуда взявшейся чистой тряпицей. Знала об этом зловещем ритуале, наверняка загодя и приготовила.

- Сегодня же присмотришь на погосте «Мучин крест» свежую могилу без креста на надгробии, с вечера наберёшь в любой церкви святую воду и в полночь жди меня у западного входа на кладбище.

- На «Мучином кресте»? - уточнил Григорий. Хозяин недовольно зыркнул на него своим бельмом.

- Я неясно выразился?

- Понял, сделаю.

- Не забудь взять с собой лопату.

- Зачем?

- Там увидишь...

«Мучин крест».

Кладбище для захоронения воров, насильников, самоубийц и нищебродов пользовалось в городе дурной славой; люди и днём-то старались обходить его стороной, а уж ночью тем паче. Когда-то, говорят, там был мученически убит и распят на перевёрнутом кресте припозднившийся беспечный прохожий. Отсюда и пошло название погоста. Полиция, говорили, так и не смогла найти преступников.

Крестов на могилах там было мало - заботиться о покое усопших чаще всего оказывалось некому.

Однако же свежая могила нашлась сразу - судя по выцарапанным на деревянной дощечке словам, в ней покоился мужчина сорока лет. От чего он умер - неизвестно. Запомнив место, Григорий направился в Никольскую церковь за святой водой и сразу домой.

Долгое состояние крайнего возбуждения и ожидание близкой развязки дали о себе знать: в животе ощущался неприятный холодный ком, как во время массированного вражеского артобстрела тяжёлыми орудиями, когда при близких разрывах снарядов всё тело сковывал животный страх, и хотелось забиться как можно глубже в землю. При этом, осознавая, что в случае чего и земля не поможет выжить.

В знойном июльском воздухе явно чувствовался запах горелой серы, этот запах преследовал Гришу повсюду.

Глаз сам собой подмечал плохие приметы и всякую чертовщину. Верный дворовый пёс при виде возвращающегося молодого хозяина заскулил, поджал хвост и забился в конуру, чего раньше с ним никогда не бывало. Ладонь, которую резал, чтобы скрепить договор кровью, враз зажила - на ней остался только чистый розовый шрамик.

Дождавшись, когда домочадцы уснут, Григорий взял лопату, склянку со святой водой и направился в сторону «Мучина креста». Выходя из дома, отставной прапорщик прихватил с собой наган. Случись что, он никому не позволит дать себя в обиду.

Прежде чем сунуть под рубаху, откинул барабан, вытряхнул на ладонь и придирчиво перебрал пальцами все семь патронов-близнецов.

Пока шагал, думы ни на секунду не оставляли его. Чем ближе погост, тем тревожнее становилось на душе. Григорий тщетно силился понять, как это он только позволил втянуть себя в авантюру, попахивавшую глупейшей средневековой дикостью. Но обратной дороги уже не было: отказ от «договора» означал бы поруганную честь.