Уильям Ламли - Дневник Алонсо Тайпера Страница 3

Передо мной новый портрет, еще более неприятный. Упрямое, продолговатое лицо; маленькие, близко посаженные глазки и — похожие на свиные — щеки и нос. Художник употребил все свое искусство, однако не смог избежать неприятного сходства. О деяниях этого представителя рода Ван дер Хейлов В. рассказывал шепотом. Пока я с ужасом рассматривал портрет, мне показалось, что в глазах его засветились красноватые искорки и на мгновение фон холста сменил чужеродный, почти неземной пейзаж — унылая торфянистая топь под грязно-желтым небом и заросли терновника, разбросанные среди чахлых трав. Опасаясь за собственный рассудок, я повернулся и бросился бежать из проклятой галереи. Совершенно не помню, как очутился в единственной очищенной от пыли комнате, где расположилась моя «стоянка».

Позднее днем.

Принял решение осмотреть пристройки при свете дня. Заблудиться практически невозможно, так как следы отчетливо выделяются в пылевом слое, доходящем до щиколоток. Пришелец, если таковой появится в доме, тоже не останется незамеченным. Поразительна легкость, с которой я запоминаю все эти запутанные переплетения коридоров.

Продвигаясь по длинному, выступающему на север флигелю, наткнулся на запертую дверь. Взломал замок и обнаружил маленькую комнатку, битком заваленную мебелью. Жучки-точильщики изрядно потрудились: все предметы испорчены ходами, равно как и деревянная обшивка стен. В одной из стен за деревянными панелями темнеет глубокий провал, уходящий в мрачную неизвестность. Секретная дверца, закрывавшая вход, рассыпается от моего прикосновения: не видно ни скоб, ни ступеней, несмотря на то что провал почти отвесно уходит в глубину. Остается только гадать о его назначении.

Над каминной полкой висит тронутый плесенью портрет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся изображением молодой женщины в платье конца восемнадцатого столетия. Классические черты искажает дьявольская гримаса, едва ли предположимая в человеке. Не жестокость, не обычная безжалостность или бессердечность, а какая-то зловещая порочность, находящаяся за пределами человеческого понимания, легла на прекрасное, словно вырезанное из слоновой кости, лицо незнакомки. По мере того как я вглядывался в него, у меня возникло ощущение, что художник — или это был результат воздействия плесени? — придал бледным чертам болезненный зеленоватый оттенок, чем-то неуловимо напоминающий чешую рыб.

После осмотра флигеля я поднялся на чердак, где обнаружил несколько сундуков, доверху заполненных странными книгами: многие из них непривычной формы и написаны на совершенно незнакомых мне языках. В одном из свитков я отыскал ритуальные формулы магических знаний цивилизации Акло, о существовании которых даже не подозревал. Еще не осматривал содержимое рассохшихся книжных шкафов внизу.

19 апреля.

В доме определенно чувствуется чье-то присутствие, хотя в пыли не заметно ничьих следов, кроме моих собственных. Вчера прорубил в зарослях шиповника дорожку к парковым воротам, где местные жители по договоренности оставляют для меня съестные припасы. Однако сегодня утром не обнаружил дорожки. Очень странно, так как на кустах почти не видно почек или зеленых листьев. Меня снова не оставляет чувство, что совсем рядом притаилось нечто колоссальное, едва умещающееся в ветхих стенах дома. На этот раз я замечаю больше, чем только присутствие невидимой массы. Из найденной вчера на чердаке книги я узнал, что третий ряд ритуальных формул Акло может сделать этих существ осязаемыми и видимыми. Посмотрим, достанет ли у меня мужества до конца произвести эту материализацию. Гибельный эксперимент.

Прошлым вечером я начал замечать стремительно исчезающие лица и размытые формы, наполнившие темные закоулки коридоров и комнат; лица и тела столь жуткие и отвратительные, что не берусь описывать их. Субстанция, из которой они состоят, походит на ту гигантскую лапу, которая позавчера пыталась спихнуть меня с лестницы. Вероятно, следует винить мое разыгравшееся воображение. Предмет моих поисков никак не связан с этими явлениями. Снова видел лапу; несколько раз одну, иногда две. Решил не обращать внимания.

Ближе к полудню в первый раз осмотрел погреб, спустившись вниз по приставной лестнице, которую нашел в кладовке, ибо деревянные ступени полностью сгнили и рассыпались. Пол усеивают ветхие останки различной утвари, ныне погребенной под слоем ржавчины и пыли. В дальнем конце расположен узкий коридор, по-видимому, сообщающийся с запертой комнатой, которую я обнаружил в северном флигеле. Коридор упирается в массивную кирпичную стену с замкнутой железной дверью. Особенности кладки и оковка двери позволяют предположить, что их установили не раньше восемнадцатого столетия: уверен, что это наиболее старая часть постройки. На висячем замке, который выглядит еще более древним, выгравированы цепочки символов, смысла которых я не могу разгадать.

В. ничего не рассказывал мне об этом подвале. Каждый раз, когда я приближаюсь к нему, во мне растет беспокойство, подобного которому я еще не испытывал в этом доме. Чья-то неодолимая воля заставляет меня прислушиваться, хотя до сих пор до моего слуха не донеслось ни единого шороха. Покидая подвал, я искренне пожалел, что ступеньки рассыпались в прах; мое восхождение по приставной лестнице тянулось безумно долго. Больше не стану спускаться, и все же… какое-то дьявольское желание побуждает меня попытаться этой же ночью проникнуть в секрет зловещего подземелья.

20 апреля.

Всю жизнь я прислушивался к глубинам ужаса, но лишь затем, чтобы познать еще более глубокую бездну. Вчера вечером искушение было слишком велико, и к ночи я вновь спустился в подвал; с фонариком пробрался между разбросанных на полу предметов к кирпичной стене и замкнутой двери. Стараясь ступать как можно бесшумнее и воздерживаясь от спасительных заклинаний, я с безумным напряжением вслушивался в окружающую темноту.

Наконец моего слуха достигли звуки, исходившие из-за железной двери: глухие удары и бормотание, словно гигантская ночная тварь ворочалась внутри. Затем послышалось ужасающее шуршание, как будто огромная змея или морское животное волочило свое чудовищное тело по каменному полу. Парализованный страхом, я глядел на массивный замок и незнакомые, загадочные иероглифы, высеченные на нем. Их тайный смысл был недосягаем для меня, но что-то в их рисунке, отдаленно напоминавшем монгольскую технику письма, указывало на запретную и неизъяснимую древность. Временами мне начинало казаться, что их очертания разгораются зеленоватым сиянием.