Алекс Белл - Девятый круг Страница 3

Прошло с полминуты, и дверь открыла беременная девушка-подросток. У нее была прелестная кожа кофейного цвета, а в ухе — несколько изящных золотых колец. Одно из ее предплечий украшала татуировка в виде черных кельтских символов, а одну ноздрю пронзал серебряный штифтик. В ее черных прямых волосах хаотично располагались розовые и зеленовато-голубые пряди.

Я ожидал, что она узнает меня, — и чувствовал, как улыбаюсь в предвкушении этого момента, — но спустя несколько секунд, в течение которых я стоял молча, она с заметным с акцентом спросила по-венгерски: «Да? Чем я могу вам помочь?»

Чем я могу вам помочь? Чем я могу вам помочь? Ошеломленный, я уставился на нее, а моя застывшая улыбка стала, наверное, похожа на гримасу. Мне просто не приходило в голову, что она не узнает меня.

— Э-э-э… я живу здесь, — произнес я растерянно, указывая на дверь моей квартиры.

— О, вы новый жилец, — сказала она. — Вы въехали на прошлой неделе, да?

— Э-э-э…

— Я Кейси Марч, — представилась она, протягивая мне руку.

— Меня зовут Габриель, — начал я, взяв ее руку, но потом запнулся. Габриель… Как моя фамилия? Как она звучит? Я пытался вспомнить написание слова в той тетрадке. Это была фамилия, звучавшая скорее все-таки по-французски. — Габриель, э-э-э…

— С вами все в порядке? — спросила Кейси, и ее взгляд скользнул к кровоподтеку у меня на виске, все еще имевшему отвратительный вид.

— Да-да, — быстро ответил я, отпуская ее руку и глядя через плечо на манящую безопасностью дверь моей квартиры. — Да, со мной все нормально. Я вдруг… Я вдруг вспомнил, что должен… что мне надо идти и сделать… кое-что. Прямо сейчас. Извините.

Я выпустил ее руку и устремился назад, в безопасную зону своей квартиры, сознавая, что она продолжает пристально смотреть на меня. Такого я совершенно не ожидал. Она должна была знать меня! Живя в соседней квартире, она должна была быть моей знакомой. Как она посмела оказаться… посторонней? Какова цель всего этого? Какова цель? Я живу здесь всего лишь неделю! Конечно, именно поэтому я, наверное, и навешивал полки. Люди занимаются подобными делами именно тогда, когда они только что въехали, верно?

17 августа

Похоже, я сплю не очень много. Независимо от того, как поздно ложусь, я просыпаюсь ровно в шесть. И как бы мало я ни спал, никогда не чувствую себя уставшим. Но и больших излишков энергии в себе не ощущаю. Я просто функционирую. То же самое и с едой. Я не ощущаю голода. Все это немного тревожит меня. Ведь это ненормально, не так ли? Чтобы проверить себя, я решил не есть до тех пор, пока не проголодаюсь. Оказалось, что со мной все благополучно: после того как я четыре дня ничего не ел, а только пил воду, у меня стала кружиться голова и я все время испытывал недомогание. Теперь я знаю, что мне еда необходима, как и любому другому человеку. Это меня утешило. Я — нормальный. Несмотря ни на что, я нормальный.

19 августа

Я вынужден признать, что если просто стану ждать, когда возвратятся мои родственники, то ни к чему хорошему это не приведет. В конце концов, кто знает, как долго это может затянуться? Я должен выяснить все о себе немедленно. Мне не хочется думать, что во всем происходящем заключено что-то дурное, но… вчера произошел вот такой неприятный случай.

Я пошел в парк, он неподалеку от дома, где я живу. День был солнечным и ясным, горожане целыми семьями устраивали пикники, прогуливались, играли в разные игры.

К скамейке, на которой я сидел, вприпрыжку примчался толстый мальчишка лет шести-семи. Его замызганную футболку покрывали липкие пятна от конфет и мороженого, а маленькие глазки светились каким-то отвратительным, злобным ликованием. Когда он вдруг метнулся в траву, я не сразу понял зачем. Но когда он выпрямился и сел с торжествующим выражением лица, я увидел зажатую у него в пухлых пальцах крупную прелестную бабочку. А потом этот толстяк оторвал у нее оба крыла и несколько лапок.

Сдавленный крик, полный ужаса, сорвался с моих губ и поразил меня не меньше, чем живодера, бросившего умирающую бабочку дергаться и извиваться на траве в агонии. Я не знаю, почему это зрелище вызвало у меня такое отвращение. Ведь в конце концов, это была всего лишь бабочка. Но я мгновенно со всей силы наступил на нее, а потом бросился к ее мучителю и, прежде чем осознал свои действия, сильно ударил его по лицу тыльной стороной ладони — раз и другой…

«Вот что заставило меня поступить так!» — в бешенстве прошипел я, жестом указывая на останки бабочки в траве.

Я смотрел на него, и дикое, непреодолимое желание росло во мне, захлестывало меня целиком. Желание снова ударить его, что-нибудь повредить ему, заставить его почувствовать боль, такую же, какую он только что с наслаждением причинил другому живому существу. Он должен знать, каково это — ощущать подобную муку. У него по губе потекла кровь, но мне этого было мало. Я должен был бы устыдиться этого, да? Должен был бы ужаснуться…

Несколько мгновений спустя малец уже вопил так пронзительно, что его, наверное, услышали все, кто был в парке. А во мне взял верх инстинкт самосохранения, и я ринулся прочь оттуда так стремительно, как только мог.

Чтобы снова оказаться в затемненном убежище квартиры, мне понадобилось некоторое время. Захлопнув за собой дверь, я, преодолевая дрожь в руках, запер ее на все замки, задвинул все засовы и задернул шторы на окнах. Затем втиснулся в узкое, темное пространство между кроватью и стеной, опустил голову и накрыл ее трясущимися руками. «Ну как ты мог, — шептали мне осуждающие голоса, — как ты мог? Что стряслось с тобой?»

Когда шепот наконец прекратился и я поднял голову, оказалось, что комната погружена в непроницаемую тьму, а мои плечи и спина ужасно ноют. Как долго я пробыл там, тихонько бормоча сам себе под нос? Неужели я действительно опасен и обладаю всеми качествами пациента психиатрической лечебницы? Или даже тюремного узника? Это так? Но ведь, в сущности, я не нанес серьезных повреждений тому мальчишке. Парочка швов, и он будет в порядке. Иногда любой человек теряет самообладание, верно? Я имею в виду, что это случается с каждым. Люди будут творить безобразия всегда. И не только я.

24 августа

Мне по-прежнему практически ничего не известно о том, кто я такой. Временами это вызывает у меня панику, я начинаю ощущать себя какой-то тенью. Но я не тень — тени не имеют имен. А у меня имя есть: Габриель Антеус. Габриель, Габриель, Габриель Антеус. И потом, я сплю, я ем, я кровоточу. Это же должно что-нибудь означать? О том, что из меня может вытекать кровь, я узнал, когда очнулся здесь в начале августа, но, чтобы окончательно убедиться в этом, на днях слегка поранил себя ножом. Показалась кровь, и я этому порадовался. Но в то же время вид ее повергает меня в смятение. И это не просто неприятное зрелище — меня охватывает настоящий ужас. Наверное, я принадлежу к категории малодушных, трусливых людей. Возможно, потому, что всю прошедшую жизнь я провел среди книг. Я даже писал книги. Одну как минимум я точно написал. Я даже нашел ее рукопись, когда обследовал письменный стол. Она называлась «Дантов Ад: теологическое исследование». Просматривая написанное, я понял, что это было всестороннее исследование устройства Ада, дополненное сведениями о демонах и о девяти кругах, соответствующих уровням грехопадения.