Александр Варго - Особь Страница 30

За окнами вечерело. От здания школы, подожженной уличными громилами несколько дней назад, стлался серый дым. Сквозь эту дымную мглу проглядывали редкие огни фонарей у входа в приемное отделение. Во всем здании головного корпуса светилось лишь три окна – в вестибюле, в перевязочной и на этаже начальства.

– Неужели всех больных повыписывали? – не поверил прозектор. – Или… поумирали?

– Во всей клинике только детская травматология работает, да еще реанимация. И то вполсилы. Там некомплект медперсонала под семьдесят процентов. А из начальства тут лишь один главврач.

При упоминании о главвраче Александр Иванович нехорошо прищурился. Эта мерзкая, жирная, отупевшая от вымогательств скотина и в лучшие времена вызывала у него приступы непреодолимого отвращения, и лишь природная выдержка да врожденная интеллигентность удерживали прозектора от грубых слов и необдуманных поступков. В мыслях прозектор неоднократно изощрялся над главврачом, придумывая ему самые невероятные и чудовищные пытки. Теперь же, когда Александр Иванович окончательно осознал себя царем и богом Южного округа, когда тайный распорядитель его поступков едва ли не ежеминутно шептал ему на ухо «тебе позволено все!», он понял: этот толстый подонок недостоин жить на свете.

– Кстати, все медикаменты из аптечного склада он себе в кабинет забрал, – невольно подлил масла в огонь ассистент. – Сам я не видел, но говорят, что перепродает это втридорога. В смысле – меняет на продукты и на все остальное. У него там и коньяк, и черная икра, и фрукты, и вообще любые деликатесы. А как докажешь? Контроля ведь никакого. Он бы и нас давно уже выгнал, да только кому тогда в морге работать?

– Понимаю… – Александр Иванович опустил голову, чтобы нечаянным взглядом не выдать тигриную злобу, которой теперь наверняка сверкали его глаза.

Патологоанатом, однако, все еще мог себя контролировать; спасительный коктейль из снотворного, хлордиазепоксида и диазепама он принял двенадцать часов назад. А значит, в запасе у него оставался еще где-то час или около того…

– Был там вчера, надо было несколько документов подмахнуть. Не кабинет, а прямо «Елисеевский» гастроном.

– А как же уличные психопаты: неужели никто на такое добро не прельстился? – как бы невзначай уточнил прозектор.

– У него все уличные менты с руки кормятся. Да еще на его этаже двое омоновцев в охранниках, за хлеб и тушенку нанял. Из кабинета своего почти не выходит. Молоденькие медсестры в тот кабинет буквально ломятся – за буханку хлеба готовы отдаться! И автомат прямо на платяной вешалке болтается, поверх белого халата. У ментов на спирт выменял. Ладно, Александр Иванович. Трупы в крематорий сегодня повезем? Я уже и самосвал нашел, и с милицией договорился, будут сопровождать.

– Давай на завтра, в пять вечера подойду прямо сюда, – с деланым безразличием согласился прозектор. – Только бумаги на всякий случай оформлю. Чтобы потом проблем не возникло, сам понимаешь. Короче, забирай своих ребят и пусть тела в самосвал грузят. А я сейчас подойду.

Выйдя из морга, Александр Иванович зашел за угол, остановился, раздумывая, чем именно лучше прикончить жирную гадину.

– Еще патроны на тебя, суку, тратить… – прошептал он. – Я тебя просто так убивать не буду. Я тебя ножками, ножками растопчу. Я тебе требуху наружу выверну… и сожрать заставлю!

Ощущение правильности уже принятого решение подталкивало к быстрым действиям. Поднявшись лифтом на последний этаж головного корпуса, Александр Иванович продемонстрировал омоновцам служебное удостоверение («мы из морга!») и, стараясь держать себя спокойно и даже непринужденно, постучал в кабинет главврача.

– Минуточку! – донеслось из-за двери, и спустя какую-то секунду на этот звук наложился металлический щелчок передергиваемого автоматного затвора. – Входите!

Первое, что бросилось Александру Ивановичу в глаза, – огромное количество картонок, ящиков и пластиковых упаковок. В углу громоздились туго набитые мешки, перевязанные сверху веревочными тесемками – видимо, с крупами, сахаром и мукой. Вдоль стены стояло аж четыре холодильника, и прозектор сразу же их узнал: холодильные шкафы притащили из лаборатории и больничных коридоров. Обычно в них хранились препараты, анализы и лекарства.

В кабинете витал густой, смачный дух съестного. Сам же главврач сидел за столом, пыхтя и отдуваясь, – видимо, только что хорошенько поужинал. Прямо перед компьютером стояла жестянка элитного импортного пива – невероятный дефицит в Южном округе. Огромный живот хозяина кабинета лежал в специально вырезанном углублении полированного стола и казался фантастическим яйцом в футляре.

– А-а-а, ты! – приветливо замахал руками главврач. – Давненько не виделись. А я уже думал, что и ты… того. Ну, с чем пожаловал? Присаживайся, хоть посмотрю на тебя. Может, в последний раз.

Усевшись напротив, Александр Иванович угрюмо уставился в пол, рассматривая истертости линолеума. Главврач напоминал ему презерватив, наполненный нетипичным содержанием, наподобие тяжелого и редкого газа ксенона. Даже самый писклявый человек, подышав ксеноном, начинает говорить басом. Вот так и главврач выглядел куда более важным и значительным, чем был на самом деле.

– Пришло распоряжение из мэрии срочно разгрузить морг, – пояснил прозектор с подчеркнуто официальными интонациями. – Через полчаса будет грузовик, уже договорились. У меня там почти две сотни трупов. Надо доставить в крематорий.

– В курсе. Ну, вот и вези своих жмуров.

– Необходима сопроводительная бумага. За вашей подписью, на бланке и с печатью.

– Допустим, – согласился главврач. – Только для кого? Крематорий сейчас и так любые трупы принимает, достаточно лишь позвонить.

– Для меня, естественно.

– А кому ты ее потом показывать собираешься? Саша, мы ведь тут все, по сути, смертники, – равнодушно пояснил хозяин кабинета. – И ты это сам прекрасно понимаешь. Никто этих бумаг спрашивать ни у кого не будет. Скоро и проверять будет некому. Из Южного округа никого из нас уже никогда не выпустят. Ни-ког-да. Понимаешь? Они же на том берегу реки сидят и дни считают, когда мы все передохнем от укусов крыс или друг другу глотки перегрызем. Так что живи в собственное удовольствие, пока есть такая возможность. Давай без всяких бумаг, а?

– Без бумаг не буду, – упрямо заверил прозектор. – Считайте, что они мне для очистки совести нужны.

– Ну, посмотрите на него, тоже мне – морализатор нашелся… Ты что – серьезно о «совести»? Какая, к черту, сейчас может быть совесть! О себе любимом думать надо! – с неприкрытым цинизмом заверил хозяин кабинета.

– Да уж не шучу… – недобро прищурился Александр Иванович и красноречивым взглядом осмотрел кабинет, заставленный коробками и мешками с продуктами. – А у вас, гражданин главврач, вижу, совести уже совсем не осталось? Дефицитными лекарствами спекулируем? Больных обкрадываем? Медсестер за буханку хлеба трахаем?

Казалось, собеседник был готов к такому вопросу. Отдернув полу медицинского халата, висевшего на вешалке, он как бы невзначай продемонстрировал автомат. Подумал, стоит ли его снимать, но в последний момент решил этого не делать.

– Ладно. Давай, подпишу тебе твою бумагу, и уматывай, чтобы я больше тебя не видел, – бросил он.

Прозектор медленно опустил руку в карман, с удовольствием нащупал любимый хирургический скальпель. Стальная рукоять приятно холодила пальцы, и желание продлить это ощущение заставило его немного помедлить с расправой.

Хозяин кабинета засопел, уселся за компьютер и принялся неумело, двумя пальцами набирать сопроводительный документ для крематория. Глядя на колышущийся тугой живот, Александр Иванович явственно ощутил, что белое пламя ненависти, бьющее в его груди, словно из газового резака, буквально испепеляет все внутренности. На нёбе и языке неожиданно появился привкус горечи – будто бы он только что принял ударную дозу левомицетина, и горечь эта густой несмываемой пленкой заволакивала весь рот.

Смежив веки, патологоанатом попытался сбить накал злобы, уравнять судорожный бой сердца. И не потому, что передумал расправляться с этим жирным мерзавцем. Просто захотелось немного продлить радость ожидания. Но – безуспешно. Глаза Александра Ивановича неотвратимо заволакивало густым багровым туманом. Туман клубился, пенился, вихрился бесчисленными водоворотами, переливался всеми оттенками красного, розоватого, багрового, и невидимые воздушные приливы и отливы неотвратимо накатывали на мозг. Рука в кармане сжала скальпель до хруста в суставах. Александру Ивановичу в мельчайших деталях представилось, с каким удовольствием он вскроет эту мерзкую тушу, как в электрическом свете будет блестеть жировая прослойка, с каким сырым шлепком вывалятся на пол кишки и с какой радостью он будет душить этими кишками толстую шею врага… А багряный туман все густел и густел, заслоняя собой окружающее. Неожиданно из этих жутковатых сгустков хищно блеснула острая сталь, и по широкому лезвию потекло нечто ярко-красное, густое, липкое. В какой-то момент Александр Иванович понял, что даже он не может понять, что это – фантастическое видение или реальная картинка. Однако понимал, что больше не может себя контролировать. Необъятная волна застящего глаза гнева клокотала у него внутри, пузырилась, словно вулканическая магма.