Большая книга ужасов 78 - Эдуард Николаевич Веркин Страница 30

– Нельзя торговаться в таких случаях.

Я подумал, что торгуйся не торгуйся, а все равно ничего не изменится.

Со стороны гостиной послышался рев. Долгий, протяжный, болезненный.

– Это кто? – спросила Лерка.

– Она. Превращается. Наверное, это очень больно – превращаться. Все растягивается…

– В кого она превращается? В белую кошку?

– Нет, не в кошку. В кошку она легко превращается, быстро. Значит, сейчас она превращается во что-то другое…

– Во что?

Я не знал. И не очень-то хотел знать.

– Послушай, Лер, – сказал я, – если у нас часть ее книги, она не может ни в кого превращаться.

Лерка промолчала. Она протянула руку и подкатила к себе гантель. Подняла и положила к себе на колено. Лерка была сильной.

– Если бы у нас была целая книга, – Лерка постучала по полу, – тогда бы все… А так… Может быть, она только какую-то маленькую часть своих возможностей утратила? Но эта возможность ей важна, она хочет ее вернуть…

Рев повторился. Лерка приложила ладони к ушам.

– Лерка, а поедем на Черное море с нами?

– Да иди ты со своим Черным морем, – устало ответила Лерка. – Я в Новую Зеландию хочу. Там хорошо.

– Знаешь, Лерка, – улыбнулся я. – Не хочу тебя расстраивать, но в Новую Зеландию ты вряд ли попадешь.

– Почему это? Потому что я отсюда не выберусь?

– Потому что у тебя денег не хватит. До Новой Зеландии на электричке не доедешь!

– У меня родители сейчас в Новой Зеландии, – сообщила Лерка. – Они там на маслозаводе опыт передают.

– Какой еще опыт?

– Масло вологодское учат новозеландцев делать. Новозеландцам оно очень понравилось. Так что я там через месяц уже буду. – Лерка показала мне язык, но в темноте его было видно плохо.

Я позавидовал.

– А твой телефон нельзя починить? – спросила Лерка.

Я покопался в обломках трубки. Ничего. Даже батарея и та была расплющена.

– Мертв, – я забросил куски пластика в угол. – Восстановлению не подлежит. А другой? Я же тебе давал?

– Внизу забыла. А дверь крепкая?

– Крепкая. Долго будем мучиться.

– До утра, может, выдержит? А утром дедушка посмотрит, что меня нет, и станет меня искать…

– Опять же не хочу тебя расстраивать, – сказал я, – но мне кажется, что Костриха направилась прямиком в гараж. А в гараже отличные топоры. Против такого топора ни одна дверь не выстоит. Так что скоро…

В гостиной что-то громко хлопнуло. Потом тяжело заскрипела лестница. Будто по ней поднимался медведь. К нашей комнате приближались шаги.

– Что это? – насторожилась Лерка.

– Это она. Вернее, оно.

– Оно?

– Существо, в которое Костриха обернулась. Может, волк, но скорее всего пантера. Пантерой удобнее… Я если бы мог в кого-нибудь превращаться, превращался бы именно в пантеру. Зубы, когти, может и бегать быстро, и лазать. Универсальная форма.

– А почему она раньше не превращалась в пантеру? – Лерка упиралась в кровать ногами. – Почему только в кошку?

– Тут все ясно. Представь, что она по улицам стала расхаживать бы в виде настоящего зверя… Тут уж никто не смог бы терпеть. К тому же… Я читал книжку про оборотней. Чтобы стать зверем, им надо напиться человеческой крови. Причем свежей. И чтобы обратно – тоже. А кошка…

– Ты думаешь, что она попробовала крови?

– Наверное. Что касается кошки…

– С кошкой понятно, – перебила меня Лерка. – Говорят, что когда девушку посвящают в ведьму, то другие ведьмы смотрят ей в душу и узнают, какой зверь там живет. Потому что в каждом человеке живет зверь, в каждом свой. И этого зверя любая ведьма может выпускать, когда захочет. То есть если в душе кошка, то в любой момент ведьма может обернуться кошкой, если ворона, то вороной, а если собака, то собакой. В Кострихе, наверное, живет белая кошка…

– Это ее тотемный зверь, – сказал я по-научному.

– Тотемный?

– Угу. Знаешь, всякие дикие племена, те, что живут на Амазонке, они считают, что все люди произошли от разных животных. И эти животные проявляются в чертах характера, их нельзя убивать, оскорблять, ну и так далее. Значит, у Кострихи тотемный зверь – кошка…

Шаги остановились напротив нашей двери. Стало тихо-тихо. Потом бах, удар в дверь. Мощный, дверь выгнулась внутрь. Замок вылетел. Дешевые петли из порошкового металла лопнули пополам.

Но дверь, укрепленная кроватью, выстояла.

Лерка взвизгнула.

– Пошла вон! – заорал я.

За дверью было тихо.

– Она… она ушла? – прошептала Лерка.

– Она там, – ответил я. – Она там, и она ждет.

В дверь снова ударили. На этот раз удар был не такой сильный. Но верхняя петля разошлась окончательно.

После удара наступила тишина.

Я встал рядом с кроватью и поднял гантель.

Из-за двери послышалось рычание.

– На чердак нам не выбраться? – спросила Лерка.

– Не-а… А даже если и выберемся – ничего не сможем сделать…

– Думай! – шептала Лерка. – Думай, ты же мальчик, в конце концов.

Дверь вздрогнула, в щель протиснулась лапа. Я схватил гантель и со всей силы долбанул ею по лапе. Коготь хрустнул и сломался с мерзким звуком. Кажется, это снова была правая лапа.

Тварь заревела и втянула конечность. Я прижал дверь, снова придвинув кровать, бросил гантель на пол.

За дверью опять зарычали. Я сел на кровать. И тут мне в голову пришла идея.

– Надо спускаться по стене, – сказал я. – Только так можно уйти. Прыгать высоко, да и Катька не спрыгнет. Сделаем веревку.

Я сдернул с кровати покрывало. Ножика не было. У Лерки тоже. Я взял гантель, подошел к окну. Залепил стекло скотчем, стукнул железякой. Стекло не разбилось.

– Органическое, – я ударил еще и снова бесполезно. – Не разбить.

Я оглядел комнату. Глаза окончательно привыкли к темноте, видно было хорошо. Ничего стеклянного или острого. Кроме…

Дверь опять дрогнула. Рама затрещала, из-под косяков посыпалась штукатурка.

Я подошел к компьютеру.

– Ты что, собираешься… – начала Лерка.

Но по-другому было нельзя, я накрыл монитор одеялом и стукнул гантелью по экрану. Монитор звякнул. Я сдернул одеяло. Из экрана просыпалась мелкая стеклянная пыль, экранное стекло раскололось на разнокалиберные куски, армированные какими-то тонкими нитями, я выковырял самый длинный. Обмотал кусок скотчем. Получился острый, как бритва, кинжал.

– Держи покрывало, – попросил я Лерку.

Лерка растянула покрывало, я разрезал его самодельным ножом на несколько длинных полос. Затем мы разрезали простыню, пододеяльник и даже наволочки. Я свернул получившиеся полосы жгутами и связал их в длинную веревку. Закинул конец на люстру, повис. Веревка держала.

– Спустимся вниз, – я поднял оконную раму. – Сначала ты. Потом я спущу Катьку. Затем слезу сам…

Удар в дверь.

Через окно в комнату ворвался ночной дождь, он приятно холодил. Я закрепил веревку за батарею