Дин Кунц - Слезы дракона Страница 30

Конни подписала все, что он разложил перед ней на столе, включая и аккуратно отпечатанную версию происшествия, приписываемую ей, даже не читая. Гарри это очень понравилось. Значит, она полностью ему доверяла.

Пока она расписывалась на документах, он молча наблюдал за ней, решив про себя, что обязательно пригласит ее, несмотря на то, что вся одежда на нем вымокла до нитки и была изрядно помята, посидеть с ним в каком-нибудь шикарном, уютном баре, с подбитыми плюшем кабинками, полумраком и свечами на столах, где пианист будет негромко наигрывать напевные мелодии - главное, чтобы не попался какой-нибудь прилизанный хлыщ, любитель дешевых попурри из модных мотивчиков, который регулярно через каждые полчаса станет напевать "Чувства", этот гимн сентиментальных пьяниц и любителей пустить слезу во всех пятидесяти штатах страны.

Конни все еще кипела негодованием по поводу того, что получила кличку "Летучей Голландки", и от других обид, нанесенных ей средствами массовой информации, и поэтому у Гарри не было возможности вклиниться в ее монолог со своим приглашением пойти с ним куда-нибудь поесть и выпить, зато у него была масса времени, чтобы просто неотрывно смотреть на нее. И она от этого не становилась менее привлекательной. Наоборот: чем дольше он смотрел на нее, тем лучше мог рассмотреть каждую черточку на ее лице, и, глядя на нее, находил ее все более и более очаровательной. Но заметил он и другое: какой страшно утомленной она выглядела - покрасневшие, опухшие веки, бледное лицо, огромные темные круги под глазами, устало опущенные под гнетом дня плечи. И в душу закрадывалось сомнение, что она согласится составить ему компанию за коктейлем и заново пережить все события достопамятного ленча. И чем явственней на лице ее он замечал измождение после тяжелого дня, тем более начинал сознавать, как здорово вымотался за этот день и сам.

Ее досада по поводу того, что телевидение стремится всякую трагедию свести к развлекательному шоу, напомнила Гарри, что еще в самом начале рабочего дня она была чем-то здорово огорчена, отказавшись, однако, обсуждать с ним причины этого расстройства.

Когда романтический пыл его несколько поугас, то уступил место сомнениям относительно целесообразности интимных отношений между партнерами по работе. Обычной практикой в Центре было сворачивать деятельность тех групп, междv членами которых вне работы устанавливались более чем дружеские отношения, независимо от целей, которые они преследовали. Практика эта имела своим основанием долгий и тщательно выверенныи предшествующии опыт.

Конни, закончив подписывать бумаги, критически оглядела его с ног до головы.

- Видок у тебя, прямо скажем, неважнецкий. Теперь ты запросто можешь делать свои покупки в "Гэпе", а не исключительно у "Братьев Брукс".

Затем она даже обняла и чмокнула его в губы, что в принципе должно было бы заставить его воспламениться, но не заставило по той прозаической причине, что поцелуй был явно дружеским.

- Как кишки, на месте?

На месте. Только слегка побаливают, но это нисколечко не может мне помешать с удовольствием затащить тебя в свою постель.

Он ответил:

- У меня все в норме.

- Точно?

- Точно.

- Господи, как же я устала!

- Я уже молчу о себе.

- Мне кажется, могла бы спать без просыпу хоть сто часов.

- Хорошо бы для начала с десяток.

Она улыбнулась, и, к его немалому удивлению, потрепала его ладошкой по щеке.

- Увидимся утром, Гарри.

Когда она пошла к выходу, он посмотрел ей вслед. На ней все еще были изрядно стоптанные "Рибоксы", голубые джинсы, красно-коричневая клетчатая блузка и коричневый вельветовый жакет - и за последние десять часов экипировка эта явно не стала менее поношенной, скорее наоборот. И все же она казалась ему более пленительной, чем если бы была затянута в туго облегающее фигуру глубоко декольтированное платье с блестками.

Без нее в кабинете сразу стало неуютно. Лампы дневного света придавали мебели и растениям холодные резкие очертания.

За запотевшим окном ранние сумерки быстро уступали место глубокой ночи, хотя промозглый день был до того сумрачным, что переход этот остался совершенно незаметным. Дождь за окном продолжал неистово стучать по наковальне мрака.

Гарри, пережив муки физического и душевного опустошения и взлетев до заоблачных высот романтических чувств полностью завершил цикл, вновь вернувшись к состоянию полной прострации. Словно окунулся заново в свою молодость.

Выключив компьютер и свет в кабинете, запер дверь на ключ и снес отпечатанные и подписанные документы на первый этаж в канцелярию.

По дороге домой, проезжая по скрытым за сплошной свинцовой пеленой дождя улицам, он молил Бога чтобы тот ниспослал ему крепкий, без снов и сновидений, здоровый сон. И когда, посвежевший, проснется утром, может быть, он сумеет-таки разгадать тайну пурпурноглазого бродяги.

На полпути домой Гарри потянулся было включить приемник, чтобы хоть немного послушать музыку. Но рука невольно застыла в воздухе, так и не дотронувшись до кнопки "Вкл.". Его вдруг охватил страх, что вместо какого-нибудь музыкального номера в приемнике раздастся голос бродяги, напевно твердящий:

"Тик- так, тик-так, тик-так…"

6

Незаметно для себя Дженнифер, видимо, забылась сном. Это был, однако, нормальный сон, а не беспамятство фантастических видений, в которое она так часто погружалась. Когда проснулась, ей не надо было усилием воли сбрасывать с себя наваждение смарагдовых-алмазных-сапфировых замков или бурно аплодирующих ее великолепному вокальному искусству толп народа в "Карнеги Холл". Она была вся липкая от пота, а во рту стоял противный кислый запах прогорклого апельсинового сока.

За окном все еще шумел дождь. Выбивая замысловатые ритмы по крыше больницы. А вернее, частной лечебницы. Но не только ритмы, а и пофыркивающие-булькающие-бормочащие атональные композиции.

Полностью лишенная зрения, Дженнифер с огромным трудом различала время года и дня. Но, будучи слепой почти двадцать лет, она выработала в себе умение, основанное на биоритмах тела, довольно точно определять и то, и другое.

Она знала, что уже наступила весна. Скорее всего, сейчас стоит март, конец сезона дождей в южной Калифорнии. Она не знала, какой сегодня день недели, но чувствовала, что уже вечер, что время колеблется где-то в промежутке между шестью и восьмью.

Возможно, она уже отобедала, хотя и не помнила, чтобы приносили еду. Иногда, так и не приходя полностью в сознание, она едва могла проглатывать пищу, которой ее кормили с ложечки, и уж тем более получать от нее удовольствие. Когда же находилась в состоянии полной катотонии, неподвижности, получала пищу внутривенно.