Донна Бойд - Алхимик Страница 30

Это, конечно, пробуждало в наших душах беспокойство по поводу встречи со старым магом. И хотя мы не говорили событиях в пустыне, мы и не забывали о них. Зная, что где-то живет по крайней мере один человек, которому известно о гибели обители Ра, мы не могли себя чувствовать в полной безопасности.

Акан не нашел в луксорском храме никаких следов рукописей, а также никого, кто знал бы о них. Чем настойчивее мы искали, тем больше убеждались в том, что никто не имеет ни малейшего представления о знании обители Ра.

Правда, могло случиться так, что после разрушения обители Ра кто-то совершил заклятие памяти. Мы слышали о таких вещах, но никогда не сталкивались с результатами. Впрочем, более на правду походило то, что облеченные безмерной властью верховные жрецы и маги вовсе не обучались в обители Ра. Но являлись ли они обычными притворщиками, невежественными самозванцами, на взгляд человека, овладевшего всеми премудростями практической магии? И если так, то каким же образом приобрели они такой политический вес, позволявший им, как говорили, управлять самим фараоном? На протяжении долгих месяцев нас преследовали эти вопросы и возможные ответы на них. А потом, в одно мгновение, все усвоенные нами знания и навыки, приобретенные после того, как мы покинули обитель Ра, сложились в картину удивительной ясности и сияющей простоты, и мы увидели, что в ней отразилось не что иное, как наша неизбежная судьба.

На тридцать восьмом году правления старый фараон отошел в иной мир, оставив под властью своего сына Аменхотепа IV два царства Египта. Наше пристрастие к пышным зрелищам и празднествам, не поощрявшееся в обители Ра, выгнало нас на улицы вместе с народом, собравшимся, чтобы поглазеть на коронационный парад – грандиозный спектакль с участием позолоченных колесниц, экзотических животных и полуголых танцовщиков, показывающих невообразимые акробатические номера с горящими факелами и мечами, украшенными драгоценными камнями. Мы смеялись и плясали вместе с толпой и даже смогли мельком увидеть нового фараона, хилого юнца в богато изукрашенной золотой тиаре, казавшейся на нем несоразмерно большой. Новый властитель произвел на народ большое впечатление тем, что стоял в передней части колесницы и сам правил лошадями.

Подготавливая дорогу для появления нового божества Египта, от каждого храма шла процессия жрецов, сопровождавшая менее значительных богов или, скорее, переодетых людей, облаченных в тщательно продуманные одеяния, украшенные священными драгоценными каменьями. Этих идолов толпы несли на носилках, или они ехали в высоких колесницах вместе со жрецами-охранниками. Время от времени несколько человек низкого звания бросались вперед, пытаясь попросить богов о милости, сделать подношение или задать не терпящий отлагательства вопрос.

Мы стояли в первых рядах зрителей, завоевав эту позицию благодаря изысканности одеяний и агрессивности наших слуг, удерживающих натиск немытой толпы громкими голосами и поднятыми кулаками. В отличие от прочих аристократов мы намеревались остаться в городе лишь на час или два и потому не приказывали ставить кресла и столы с яствами, за которыми и полагалось наблюдать за празднеством в течение всего долгого дня. Завидев процессию, несущую бога Амона, мы окончательно заскучали и решили отправиться домой, когда вдруг мимо нас из задних рядов толпы на улицу выскочил какой-то ребенок.

Тощий и голый, как многие крестьянские дети в Фивах, он выглядел бесконечно несчастным. Я заметил, когда он проковылял мимо, что у него только один глаз. В руках мальчишка держал нитку голубых бус – без сомнения, подношение богу – и выкрикивал что-то высоким тонким голосом.

Я не прислушивался к тому, что он говорил. Мы с Нефар в тот момент смеялись над каким-то сухим замечанием, отпущенным не то ею, не то мной в адрес нового правителя, когда услыхали вопли ребенка, а потом крики ужаса взрослых.

Акан, оглянувшись на процессию, первым увидел, что происходит. Побледнев, он бросился на улицу. Мы с Нефар последовали за ним, почти догадываясь, что нас там ждет.

Богато украшенная повозка, на которой везли бога Амона, остановилась на улице. Жрецы растерялись: некоторые пытались оттеснить народ, а другие удерживали вышедших из повиновения лошадей, чьи золотые и серебряные плюмажи плясали в солнечных лучах, когда животные трясли головами и всхрапывали. Один из жрецов пытался подвинуть повозку назад, другой дергал уздечки, заставляя лошадей продолжить движение… Мальчик истошно кричал: его нога попала под переднее колесо. Земля начала уже окрашиваться темной кровью. Копыта лошадей топтали рассыпавшиеся по земле голубые бусины.

Какая-то женщина с воплем выбежала вперед и бросилась к скорчившемуся ребенку.

– Забирайся наверх! Забирайся! – послышался чей-то голос.

А потом другой:

– Как ты смеешь останавливать процессию бога!

Двое жрецов кинулись вперед, проклиная женщину. Один стал поднимать ее на ноги, и, когда она попыталась вырваться, бешено борясь за сына, другой огрел ее кнутом. Повозка накренилась, и жрец рывком освободил ребенка, отбрасывая его с дороги, словно сломанную куклу. Мальчик обмяк, и тело его со стороны выглядело как бесформенная груда костей, а кожа приобрела пепельный цвет. Рыдания постепенно перешли в судорожные всхлипывания. Его ступня висела на нескольких клочках испачканной землей плоти. Из обрубка струей била кровь.

С громкими причитаниями мать подхватила ребенка на руки, а процессия двинулась дальше, и зрители стали отворачиваться от неприятной сцены, отходя от несчастной женщины. Признаюсь, когда я увидел жалкие остатки изжеванной ступни и то, как жизнь мальчика вытекает из тощего тельца потоками крови, меня замутило и я отвернулся. Акан, на которого обычно маленькие жизненные трагедии воздействовали более глубоко, заметался с искаженным от ярости и ужаса лицом, следя за продвижением повозки с богом. Я коснулся руки Нефар, призывая ее уйти, но она внезапно развернулась, протиснулась через толпу и опустилась на колени рядом с горюющей матерью.

Много раз за грядущие столетия я стану воскрешать эту сцену в памяти, вспоминая, что именно Нефар подбежала к ребенку. Акан вычислил только причину, я осознал лишь безнадежность, а Нефар увидела ребенка…

Она закричала, требуя воды, потом сняла полотняный пояс, чтобы перевязать ногу и уменьшить кровотечение. Оглядевшись по сторонам, я наконец заметил человека с дорожным мехом воды и, отобрав у него емкость, бросился к Нефар.

– Побыстрее, – сказала она, ополоснув рану водой.

Ребенок потерял сознание от боли и потери крови, кожа его стала холодной. Мать принялась качать сына, ее причитания отдавались в моих ушах, как крики диких птиц.